Carere morte: Лишённые смерти

Глава 5 Ночь упавшей звезды

Не просыпаясь, Мира почувствовала, что день сменился ночью. Паутина лучей солнца, оплетавшая мир, растворилась, белый шар обманчиво слабого зимой светила прыгнул за горизонт. На землю опустилась тень. Все крики тысячи тысяч заявляющих о себе тварей затихли, остался лишь один шум, вечный и неизменный — голос их тысячи тысяч жизней. Свет и тепло покинули всё: и камни, и деревья и живые глаза, остались свет и тепло единой жизни — вечной и неизменной. Настала ночь — время вечности, когда сквозь узор облаков на землю глядят бессмертные звёзды. Время carere morte…

Из снов вампирши ушла тревога. В доме, который она помнила до мелочей, который был её истинным Домом, в городе, где она знала каждый вздох, ей явился сон-воспоминание. Один из первых вечеров её бессмертной жизни…

…Они отдыхали после удачной охоты. В гостиной был разожжён камин — огненная рана на теле тьмы.

Алан удобно устроился в кресле. Вампир дремал. Его глаза были закрыты, губы мечтательно улыбались. Мира сидела у его ног и глядела на пламя очага. Она любовалась танцем огненных язычков, а в голове звучала только что сочинённая музыка, которую девушка назвала "танцем Огня". В этой музыке пронзительно кричали скрипки и протяжно выли флейты, звенели маленькие колокольчики. И дикарке мерещилось, что и она сама танцует сейчас там, в пламени.

— Расскажи что-нибудь, — внезапно попросила она.

— Что-нибудь? — насмешливо обронил Алан, не открывая глаз.

— Когда появились вампиры? Откуда мы?

— Разве ты сама не знаешь этой истории?

— Чётвёртого Владыку Карды Макту называли "Вампиром". В вампирских сказках он выступает как Первый бессмертный, но я не верю…

— В то, что он был вампиром?

— В то, что он был Первым, — Мира вытянула руки перед собой, наслаждаясь тем, как удивительное тепло недавно отнятой жизни разбегается по телу, растекается до кончиков пальцев, вдруг обретающих необычайную чувствительность. — Макта жил всего триста лет назад, а я думаю, вампиризм древнее. Он из тех времён, когда не было солнца, когда была только тьма, тьма…

— Нет, Макта, действительно, был Первым, — равнодушно возразил Алан. Его рука скользнула по её волосам, и Мира как кошка потёрлась о ладонь. — Только жил он за столетие до той даты, которую принято считать датой его рождения. Он современник Основателя, Лазара Арденса, и обрёл вечность, благодаря ему. Наш Светлый Король Арденс мечтал о бессмертии, но по ошибке чародея оно досталось его заклятому другу, Тёмному Макте. И наша земля вместе с суверенностью получила проклятие вампиризма.

"Каким образом Макта стал вампиром?" — Этот вопрос она не успела задать вслух. Пальцы Алана переместились к завиткам тонких светлых волос на затылке, оттуда скользнули по шее вниз, и вопрос был вовсе забыт. Отзываясь на ласку, Мира выгнулась как большая кошка, склонила голову, вцепившись в пушистый ковёр. Пламя очага просвечивало сквозь её волосы, создавая иллюзию огненно-желтой гривы…

Час спустя огонь в камине погас. Холод из приоткрытого окна расползся по комнате. Вампирша улеглась в большое кресло, укрывшись халатом друга, как одеялом. Теперь Алан сидел на ковре, склонив голову ей на грудь, и девушка перебирала его тёмные длинные волосы.

— Ты не жалеешь о том, что пошла за мной? — вдруг спросил он. Эти слова, ещё тёплые от дыхания, согрели её лицо и грудь. Мира отрицательно мотнула головой в ответ и вновь вытянула руку перед собой. Тепло жизни ушло из кончиков пальцев, они были нечувствительными и холодными, как пепел в потухшем очаге. Сердце, просыпающееся во время любовной игры, опять затихало, засыпая. Воздух снова становился безвкусным, нужным только для речи, но не для жизни, и где-то глубоко внутри вновь поднимала крик голодная пустота.

— Почему мы с тобой словно снова становимся смертными во время близости?

— Я не знаю.

— У всех carere morte так? А мы действительно становимся на эти мгновения смертными, уязвимыми? У нас… могут быть дети?!

— Нет! — Алан был чем-то раздражён. Молодое лицо исказилось, будто он надел злую маску. — Ты навсегда теперь вампир. Бессмертная. И бесплодная. То, что ты чувствуешь, лишь твоя иллюзия. И забудь эту смертную привычку! — он шутливо сдёрнул с неё халат. — Ни одежда, ни тёплый плед не согреют тебя! — он засмеялся, но Мира всё яснее видела его злобу.

Больше чем злобу. Ненависть. Но на что или кого она обращена?

Девушка стыдливо прикрыла обнажившуюся грудь, подтянула колени к животу.

— Ты больше не говоришь "carere morte", — заметила она.

Алан неожиданно успокоился. Резкая усмешка смягчилась. В ледяных светло-серых глазах заплескалась прозрачная талая вода.

— Потому что я вампир. Таких называют дикарями. Бессмертные боги, сестрёнка, обитают выше, в горах за Короной!

Он взял её руку и долго гладил, мял, игрался, не замечая того. Мира отвернулась и долго изучала зеркало в холле, видимое в открытом дверном проёме. Огромное старое потемневшее зеркало в узорчатой раме было покрыто паутиной трещин.

— Зачем в доме разбитое зеркало? Говорят, они приносят несчастья…

— Это знаменитое зеркало Регины Вако.

— Моей прабабки?

— Да. И за ним тайник. Что там, знала одна Регина Вако. По условию её завещания дом принадлежит нашей фамилии, пока на месте это зеркало, вот его и не снимают уже чуть не сотню лет! Увы, жадность побеждает любопытство. Мира…

Она поощряющее сжала его руку.

— Ты не жалеешь о том, что осталась со мной?

Вампирша отвернулась от него, подбородком упёрлась в подлокотник кресла. В ушах снова загремел "танец Огня". Она разволновалась и разрумянилась как простая смертная девушка.

Но Алан ждал её слов. Мира глубоко вдохнула, будто готовилась к прыжку в воду.

— Я не искала бессмертных, — просто сказала она. — Мне всё равно, как меня будут звать, дикаркой ли, богиней ли. Я буду, кем ты захочешь, — и, всё на одном выдохе, — я люблю тебя…

Мира проснулась за час до полуночи и долго ленилась вставать. Вампирша лежала в холодной постели и вглядывалась в темноту, пока на глазах не показались слёзы. Тогда она закрыла лицо руками… Жестокий сон! Она смирилась с вечной пустотой внутри. Она почти полюбила своё одиночество. Зачем же возвращается во снах навеки потерянное прошлое? Его никогда не вернуть, никогда…

"Никогда", — прошептала она. У слёз, по-детски размазанных по лицу, был горький полынный вкус. О, это ненавистное слово, которое ей приходится повторять после каждого такого сна! Иначе можно сойти с ума, потеряться в сладком ушедшем времени. "Никогда, никогда…" — Это слово — тяжелый молот, разбивающий тебя снова и снова на тысячи тысяч осколков — не собрать, не восстановить. Ветер, ледяное дыхание Бездны, развеет эту пыль — "Никогда"…

"Алан… Алан! Ты, погубивший меня, зачем ты оставил меня?!"

…Жизнь в Карде была самым счастливым временем для двух юных carere morte. Их прошлое умерло, а будущее не интересовало даже их самих. Им, как всем влюблённым, была открыта вся вечность, и в этой вечности они видели, знали, любили только друг друга. Окружающий мир был блёклым фоном. Мира скоро перестала писать сестре, Алан расстался со всеми друзьями.

Муравейник — дневной мир остался далеко позади, а новый мир, открытый ими, был удивителен: воплощённая в реальность утопия, рай на земле — никакой иерархии, никакой вежливой лжи, никаких условностей, никаких предрассудков. Они воображали себя первыми людьми в раю, только в их рай никогда не заглядывало солнце. Он был полон призрачных лунных теней.

Они охотились каждую ночь. Мира также страстно увлеклась этой игрой, как её создатель, и также как он возненавидела голод, ощущение сосущей пустоты внутри — этого вечного спутника вампиров. Им так нравилось быть юными, сильными, счастливыми, возрождаться вновь и вновь, получая чужую жизнь! И, завладев толикой света, они тут же растрачивали её, летая, играя, любя — без остатка.

Их мечты были неясными туманными, расплывчатыми, но завораживающими уже в набросках. Древняя мудрая Карда, Несс, полный кровью — не водой, горы из мёртвых тел там, за Короной, сражения, похожие на великие битвы древности, и двое влюблённых, родом из вечности. Вели они войска, шли вслед за воинами или бесстрастно взирали с небес на игрушечных солдатиков — они были вместе, рука об руку: бессмертные боги, жестокие дети, смеющиеся в лицо всем земным страхам.

Они мчались вперёд и вперёд, не останавливаясь, не смея ни свернуть, ни повернуть назад — в холод, в непроглядную тьму: это Бездна шла за ними…

"Довольно!" — Мира отняла ладони от лица. Слёзы уже засохли на коже солёной корочкой.

Она неожиданно успокоилась, села в постели, занялась спутанной шевелюрой. Она перебирала пряди волос и перебирала вчерашние события. Разговор с Владыкой, Бал и встреча с сестрой — всё казалось странным и зыбким, как ещё один сон. Мира засмеялась, вспомнив, что вчера вообразила, будто сын Агаты похож на Алана, и сразу же резко замолчала: послышался тихий стук в дверь.

— Мира, ты не спишь? — позвала Агата.

— Нет! — окончательно проснувшись, вампирша поспешно вскочила с кровати. — Я как раз собираюсь спускаться.

— Впусти меня…

Мира открыла дверь. Агата внесла в комнату горящий подсвечник. "Вот, — она бросила на кровать светлое вышитое платье, — один из нарядов, забытых тобой шесть лет назад. Оно должно подойти. Ты ничуть не изменилась за годы".

— Спасибо, — замкнуто сказала Мира, приглаживая волосы. — Я оденусь сама.

— Хорошо. Потом спускайся вниз, ужин тебя ждёт.

Агата хотела сказать ещё что-то, но под вопросительным, ожидающим взглядом сестры почему-то не решилась. Когда она тихо ушла, Мира открыла окно. Поток холодного, наполненного морозом воздуха ворвался в комнату. Небо над цепью гор очистилось, были видны звёзды. Вампирша слышала, как они шепчутся, таинственно перемигиваясь: "Сегодня великая ночь, Королева всех ночей!"

"Уходить сейчас нельзя, — холодно рассудила она. — Владыка пришлёт за мной сюда, в этот дом. Если я покину его, неизвестно, чем это кончится для Агаты. Пока, останусь…"

Агата, к великому сожалению Миры, ждала её в столовой. Вампирше предстояло как-то справляться с несъедобным с её точки зрения ужином на глазах смертной.

Что же делать! Мира вздохнула и заметила, глядя мимо своей тарелки:

— Ты сама решила накормить меня… А где Лина?

— Она сегодня попросила расчёта.

— Вот как? — неудачно изобразила удивление сестра.

— Не понимаю, почему…

— Куда же она пойдёт? — с фальшивым участием добавила вампирша.

— Лина сказала, что ей необходимо уехать домой. Но было видно, что она лжёт. Очень странно. Она служила мне ещё в Доне!

С лица вампирши не сходила приветливая, безмятежная улыбка:

— Ну, ничего. Найдутся другие слуги. Наверное, она поняла, что здесь ей не справиться с работой — дом огромный!

Агата потерянно молчала, и Мира отвернулась от неё. Она долго разглядывала большие окна столовой: если остаться в этом доме на несколько дней, нужно продумать, как избегать солнца… Признаться сестре в том, что она — carere morte, Мира и помыслить не могла.

— Вчера ты рассказала очень мало, Мира, — промолвила Агата, — но я думала о твоих словах. Эрик Бруэт — он не из столичных ли Бруэтов?

— Ну… — протянула Мира, горько жалея о вчерашних откровениях.

— Они в пятьдесят шестом потеряли шестнадцатилетнюю дочь, я слышала. Кажется, её звали Донна.

— Эрик был её старшим братом, — созналась вампирша.

Пришлось снова заняться сочинительством. Лживая история замужества расцвела новыми подробностями. Родители Эрика не приняли её, и они уехали в Прэсто. Часто бывали за границей… Вместе играли в любительском театре… Детей у них не было, Мира обратилась к доктору и узнала страшное: ей никогда не стать мамой, — Мира сбилась, только когда речь зашла о смерти мужа. Но быстро нашлась:

— Был поздний вечер. Мы возвращались из гостей. Кто-то напал в саду, я не разглядела, кто… Меня ударили, я потеряла сознание. Когда очнулась, Эрик был мёртв. Ему перерезали горло. Мне повезло: убийца промахнулся.

Она стянула платье с плеча, показала старый шрам от стрелы охотника, чуть ниже ключицы. Сестра потрясённо охнула.

— Грабители проникли в дом в наше отсутствие, а когда уходили — столкнулись с нами. А может быть, это были не просто грабители, — окончательно осмелев, зловещим шёпотом добавила она. — Врач сказал, в теле Эрика не осталось ни капли крови, да и я потеряла слишком много крови для такого небольшого ранения. Так что теперь я верю в сказки Карды. Я верю в carere morte! Я не рассказала это вчера, потому что…

— Я всё понимаю, — Агата коснулась её плеч, поправила платье. В её глазах была непонятная жалость, как будто совсем не относящаяся к рассказу Миры. — Если б я знала! Я напрасно попросила продолжение рассказа!

— Поговорим потом, — холодновато согласилась Мира и смело отодвинула нетронутый ужин. — Прости, я ничего не могу сейчас съесть. Я пойду спать, — молвила она и, доигрывая роль, удалилась со страдальческим выражением лица.

…Где она гуляла шесть лет? Соседи по улице успокоено вздохнули, когда двое юных вампиров покинули Карду, и постарались забыть их, как страшный сон. Они не бывали в Прэсто. За вторую зиму Мира и Алан облетели Термину — Северный край. Помня, что хозяйничают на чужих земля: вся Термина была поделена между Тридцатью Домами Карды, влюблённые задерживались в каждом селении не более чем на две ночи. Отринув мир смертных, так и не подружившись ни с кем из бессмертных, они одичали окончательно. Прибавив в силе, они перестали охотиться только на улицах и бесстрашно входили в людские дома, разбивая их защиту. Насытившись, они имитировали ограбление. Они никогда не оставляли следов укуса — пользовались для нападения не клыками, а кинжалами. Вампиры подумывали податься за границу, но потом решили обосноваться в столице. Дона принадлежала Ордену, но опасность только раззадоривала юных бессмертных…

Ночью, когда сестра легла спать, Мира поднялась в детскую. Это было глупо, но непонятная сила тянула вампиршу сюда. Она быстро прошла мимо кроватки мальчика, напугалась большого игрушечного медведя, сидевшего на стуле, и подошла к окну.

Эта комната днём была самой светлой в доме: окно выходило на восток. Отсюда были видны горы за Короной, в которых таился замок Владыки вампиров. Миру охватила дрожь, когда она вспомнила страшную Зеркальную галерею… Но замок хорошо прятался во тьме, и скоро она успокоилась.

Над чёрной изломанной линией гор рассыпаны бриллианты звёзд. Весь мир затих в ожидании. Чего ждёт это небо? Чего ждёт эта земля? Какую тайну хранят древние горы? О чём ветер шепчется с ветвями деревьев?

И почему она замерла в нетерпении, точно до предела натянутая струна, словно в ожидании решающего шага, решающей битвы? Словно это её судьба решается сейчас… "Сегодня случится что-то, — вернулось предчувствие. — Настала великая ночь, королева всех ночей!"

Против воли, словно ведомая чужой мыслью, Мира быстро, воровато глянула на кроватку и тут же снова отвернулась к окну.

"Ещё размытые, неясные черты, но: о, однажды они обретут чёткость", — безмятежно спящий, этот мальчик был ещё больше похож на Алана.

"Другое имя, другая жизнь, но это — Он. Через десять, пятнадцать лет ты вновь обретёшь свою "навеки потерянную" любовь! — опять мистические предчувствие. Мира отогнала его. Винсенту почти пять лет. А Алан погиб чуть больше двух лет назад…

"Это случайное сходство. Какая глупая шутка, судьба! Ты разучилась шутить!"

Она усмехнулась. Холодные звёзды мерцали, перемигиваясь. Да, сегодня великая ночь, королева всех ночей! Карда вступает в неделю нежити, впереди ночи веселья… Почему же ей сейчас так тревожно?

"Никогда", — шептала ты недавно, проснувшись в слезах. Как ты ошибалась! Как смеётся сейчас судьба: на, получай! Этот мальчик так похож на того — смотри, любуйся, жди: он подрастёт, и ты приведёшь его в свою вечность. О, ему понравится! Но почему ты так боишься хотя бы обернуться: вновь посмотреть на него, вновь вспомнить черты любимого лица? Ты что, боишься этого ребёнка?! Почему ты боишься его?

Ответ был в прошлом.

Мира лбом прижалась к стеклу, вглядываясь в горы на горизонте. Стёкла чуть дрожали — снаружи дул сильный ветер.

…Первое лето её бессмертной жизни. Длинные светлые дни — солнечный мир, мир смертных, мир живых… Он наступал на тёмное убежище вампиров со всех сторон. Лучи солнца пробивались сквозь ветхие шторы, сквозь щели в крыше на чердаке. Сияющая смерть ждала их за порогом дома. Под этим солнцем они были тенями, не более… Мира и Алан охотились теперь гораздо больше и чаще, крали всю жизнь без остатка, но и этого было мало! Охота больше не была развлечением, она стала необходимостью. И всё равно днём сил хватало лишь на то, чтобы открыть свой новенький гроб, лечь в него и захлопнуть крышку. Обретя бессмертие, Мира отдала свою жизнь — одну, всего одну, но эта небольшая утрата стала камешком, породившим лавину. Иногда ей представлялась какая-то огромная воронка на месте потерянной жизни: один конец её уходил в небеса, другой терялся в нижнем мире. Она чувствовала себя волшебным пустым сосудом: всё, что в него проваливалось — исчезало, и эта пустота внутри требовала, молила, гулко кричала: Ещё! Ещё! О, как голодна Она до чужой жизни! От зеркал Мира бежала в страхе. Её отражение было… мёртвым, и ужасное чудовище пристально глядело со дна тёмных, казавшихся пустыми, глазниц. Она не могла постичь облика этого огромного, голодного зверя: чудовище было слишком страшным. Однажды вампирша почти поймала этот образ в новом гладком зеркале, и оно разбилось, узнав силу её мёртвого взгляда. Чудовищная тень навеки поселилась в нём, и Мира отправила зеркало на чердак, к старому хламу. Отныне она смотрелась только в треснувшие, убитые другими зеркала.

Днём она лежала в своей маленькой пещерке без сна, уставившись в темноту искусственной ночи широко открытыми глазами. Она боялась уснуть. Во сне вампирше являлась её суть — тень с той стороны зеркала, и видеть это вновь и вновь было свыше её сил. Мира была готова к преображению, так ей казалось, она упивалась своей новой силой, свободой, красотой, ведь часто ещё в смертной жизни, глядя в звёздную ночь, она грезила Падением. Но та бездна её фантазий была полна ярких, завораживающих огоньков, она не была Пустой.

"Нет ни жизни, ни смерти, только пустота везде, — шептала вампирша, — и Она поглотит меня однажды. Бездна — вечный страх вампиров… Кто мы, бессмертные боги, дети Ночи? Лишь тонкие, хрупкие оболочки, невесомые как тень: пустота вовне, неназываемая тьма внутри… Это и есть моя вечность?!" — Однажды, думая так, она закричала. Кричала в темноте долго, отчаянно, безнадёжно, пока Алан не откинул крышку её гроба.

Она вскочила, потянулась к нему, рыдая, мечтая об одном: спрятаться у него на груди, но отпрянула, увидев тот же ужас в его глазах. Что-то слишком страшное, чтобы назвать, чтобы дать ему облик.

— Прекрати немедленно! — приказал он, но жалобно, точно это была просьба. — Что ты?!

— Я? Да… — Мира глубоко вздохнула, унимая всхлип. — Я… просто устала. И хочу есть.

— Не кричи так больше! Никогда! — его глаза были стеклянными, странными. Глаза самоубийцы! — Не смей так кричать!

И уже Мира обняла его, успокаивая: "Тебе страшно? Хорошо, я не буду", — она не осмелилась говорить это словами. Озвучить свой страх, значит, выпустить на волю невообразимое чудовище. У кого достанет сил загнать его обратно в клетку?

Но Алан услышал это "страшно". Они давно знали мысли друг друга, как свои.

— В первое лето тяжело, — зашептал он, отвечая на её порыв, — но ты привыкнешь. А осенью мы оставим дом и вдоволь погуляем по Северному Княжеству! Пока Владыка не возвратился, вся Термина нам открыта! Здесь мне скучно, а тебе?

— Да… — призналась Мира.

"Здесь везде… Пустота".

— Потом можно отправиться в столицу, — радостно блестели глаза вампира. — Вот, где мы повеселимся!

— В Дону?! — опешила Мира.

— Здесь на нас скоро объявят охоту. Не смертные, так бессмертные. Мы давно многократно превысили установленный Владыкой предел убийств, — Алан засмеялся. — Только в Дону!

Мира долго молчала, вглядываясь во тьму на дне его глаз. Всё же спросила:

— Скажи, верно ли, что мы губим свою душу, когда обретаем бессмертие carere morte?

— Разве ты больше не чувствуешь её?

— Не знаю.

— Ты говорила, что любишь. Разве можно любить, не имея души?

Мира покачала головой:

— Теперь — не знаю…

В темноте и тишине пустого дома, кажущегося огромным, как ночь, они прижимались друг к другу, но больше не могли согреться. Два потерянных ребёнка, напуганные отчаянием в глазах напротив, напрасно ищущие спасения… О, эта дьяволом внушенная любовь! Алан выдумывал самые изощрённые способы охоты. Он убивал просто для удовольствия. Он мог бросить жертву умирать, едва попробовав её кровь, если эта кровь ему не нравилась, и искал дальше, перебирая ещё многих, пока не находил "свой любимый вкус". Иногда он пил "стерильную" кровь детей, уверяя, что она придаёт живой, розовый оттенок коже.

Алан был её безумцем. Часто его взгляд пугал её…

Мира поняла свою тревогу. Этот мальчик, Винсент, был чист, невинен. Он, наверняка, был добр. Она мечтала увидеть его взрослым и в то же время боялась узнать в нём чудовище, каким был его погибший двойник.

Тревожно мерцали звёзды. Тревожно молчали горы. Молчала вся земля, ожидая чуда… Время почти остановилось, секунды превратились в часы. Мира закрыла глаза, считая удары чужого сердца, слушая текущую рядом жизнь. Каждый удар странно, больно отзывался внутри. Она едва досчитала до сотни, как сердце мальчика словно сбилось, и настала оглушительная тишина. И в это обернувшееся вечностью мгновение тихое ночное небо поразила стрела молнии. Яркая быстрая полоса перечеркнула созвездия, разделив небо пополам, и исчезла, оставив дымный след. Звезда скатилась с небосвода, вспышкой полоснув по закрытым глазам, и Мира прикрыла глаза рукой. А сердце рядом уже забилось вновь — она и не успела испугаться, и снова зазвенела пустота внутри под этими ударами. И время возобновило бег.

Мира потёрла плечи, разгоняя остатки чужой жизни по жилам: эта кровь больше не согревала, знакомый холод расползался по телу. Тревога ушла, исчезла, будто её и не было. За окном смеялась обычная ночь-простушка, отнюдь не королевских кровей.

Скоро вампирша покинула дом: остался лишь час до рассвета, и голод нужно было утолить. Помня о запрете Владыки, она не убила, лишь обессилила человека. Остаток ночи Мира провела в саду близ своего дома, гуляя по главной дорожке. Когда каменный город промёрз до основания, впитав весь холод ночи, и небо начало светлеть, она поднялась в свою келью, чтобы затаиться здесь до вечера, но уединиться вампирше не удалось. В гости пришла Агата и засветила лампаду, желая развлечь сестру беседой.

Агата вновь и вновь говорила о сыне, о себе, вспоминала мужа. Она принесла с собой рукоделие, и другую вышивку попыталась навязать Мире: "Займись, дорогая, это отвлечёт от тяжёлых мыслей". Мира равнодушно кивала, поддакивала, когда это требовалось. Не насытившаяся жалкими каплями жизни, она ощущала себя тонкой и слабой, оторвавшейся нитью паутины.

— Я видела, как ты гуляешь в саду. У тебя бессонница?

— Нет. Но иногда бывают тяжелые сны, — отвернувшись, проговорила Мира. Она боялась, что от неё пахнет кровью, и сестра может это заметить.

— Мира, — нежно сказала Агата, и вампирша, вздрогнув, подняла глаза: так на её памяти Агата говорила прежде только со своей дочерью, увы ушедшей маленькой Кристиной, — это был голос матери. — Мира, ты и этот… Эрик Бруэт, — вы ведь не были женаты… официально?

Агата ласково, спокойно глядела на сестру. Укора не слышалось в её голосе, только забота и… жалость. Мира мгновенно поняла мысли Агаты и, корчась внутренне, сообщила то, что требовалось:

— Да, это так.

— Этот Эрик, если, конечно, это его настоящее имя, скоро оставил тебя?

— Да…

— Где же ты гуляла целых шесть лет, Мира?

— Я много путешествовала. Когда я осталась одна, другой человек принял во мне участие. Я его сопровождала. Прости за ложь, но сказать правду я не могла, — с неподдельным чувством повела она. — Я не искала вас. Я боялась вернуться к вам! Перестала писать тебе. Мне было стыдно, страшно… Прости!

— А откуда… — лицо сестры исказилось, — откуда этот ужасный шрам?

— Шрам?

Мира замялась. Может, сказать правду?

"Вдруг Агата поймёт?"

…Мир ждал весну. Зимние созвездия рухнули за горизонт, и поднимутся вновь только следующей осенью. Тёплый ветер нёс вести с юга, где уже распускалась листва. Только ночи были ещё по-зимнему темны, и невидимые во тьме вампиры неслышно скользили над столицей на широких крыльях. Их пятеро — компания друзей.

Разумеется, это вечно сующий нос куда не надо Сайрус указал Мире молодую женщину в качестве добычи! Зачем она его послушала? Звук шагов смертной был едва слышен, дамочка осторожно кралась, иногда озираясь по сторонам, должно быть, возвращалась домой, задержавшись у подруги или любовника, тёмное, невнятно серого цвета платье и чёрный жакет были едва различимы в густом весеннем сумраке. И за хорошей добычей Мира и Сайрус ринулись наперегонки. Мира достигла цели первой, её тень уже протягивала лапы к жертве. Но дама сама развернулась к вампирше, и та, опешив, остановилась, точно натолкнувшись на невидимую стену. В глазах будущей жертвы не было страха! "Ты не тронешь меня, исчадие тьмы", — прочитала Мира. Она взмахнула крылом, привычно целя в голову, чтобы оглушить, но молодая женщина волшебным образом исхитрилась увернуться.

— Мира, назад! — издалека прокричал Алан. Вампирша бросилась вверх и только тогда заметила ещё одну непонятно откуда взявшуюся тёмную личность у себя за спиной! — Охотник? В подтверждение этой догадки, стрела с серебряным наконечником вонзилась ей в плечо.

Резкая боль. Вампирше показалось, что в рану льют раскалённый металл. Чудовищное обличье растаяло, и оставшаяся без крыльев Мира едва успела ухватиться за жестяную вывеску аптеки, выдающуюся далеко на тротуар. Она упала на неё животом, вывеска закачалась, и вампирша вцепилась в жестяную змею руками и даже зубами. Зачем, зачем она послушала Сайруса? Алан и остальные были уже далеко. Никто не собирался помогать ей…

Мужчина-охотник вскинул большой арбалет, стреляющий ловчими сетями. Мира, изловчившись, перескочила к окну второго этажа, на фальшивый лепной балкончик, зашаталась на высоких каблуках и поклялась себе никогда больше не надевать на охоту эти сапоги. Ударила руками стекло…

Стекла тут не было! Запутавшись в тяжёлом покрывале, которым оказалось закрыто окно, вампирша упала на пол. Над головой просвистела стрела номер два, и Мира, не поднимаясь с колен, осторожно отползла в угол.

Комната пахла бедностью и кошками. Вампиршу встретил хорошо спетый, возмущённый кошачий хор. В маленькой комнате было с десяток кошек, хозяев Мира не заметила.

В ране всё ещё кипел металл. Присоединившись к хору кошек, подвывая от жалости к себе, вампирша дёрнула за древко и вытащила стрелу без наконечника. Серебро по-прежнему жгло изнутри. В таком состоянии ей нечего было и думать о возвращении крыльев.

Сердце забилось в испуге, отсчитывая последние отмеренные секунды. Охотник, наверняка, ищет её по дому, а его помощница ждёт под окном, с арбалетом наизготовку! Тихо выругавшись, Мира разорвала блузу посильнее, чтобы открыть рану, и достала кинжал.

Действовать левой рукой было неудобно. Вампирша криво надрезала рану и попыталась лезвием достать застрявший наконечник. Шевельнув его, она заскрипела зубами от боли.

Кошки первыми услышали далёкие шаги на лестнице. Животные с испуганными воплями бросились к двери навстречу спасителю, и вампирша со злостью сильно ковырнула кинжалом наконечник. Он поднялся ближе к коже, и Мира вытащила его. Серебряный комочек скатился ей в горсть. Металл почернел. Кровь вампирши проедала в нём дыры.

Изъязвлённое серебро жгло ладонь. Мира отбросила наконечник. Боли больше не было, она могла действовать.

Девушка рванулась к двери и увидела, как она распахивается. Старушка-хозяйка с комичным изумлением уставилась на странную гостью, а за её спиной возникла высокая тень. Охотник!

Вампирша отступила обратно к окну, подхватила покрывало, бросила его на улицу и ринулась следом.

Серебряная стрела номер три, как Мира и ожидала, досталась покрывалу. Сеть скользнула по ногам, но не успела закрепиться. Преобразившаяся вампирша легко скинула её. Друзья догнали Миру только через три квартала…

— Шрам? Несчастный случай. Во время прогулки верхом я поранилась веткой, — уверенно объявила Мира. Агата не поверила, но кивнула. Она воображала десятки страшных историй обретения этого шрама, одинаково далёкие от реальности, но пока не решалась их озвучивать.

— И ты прости, сестра, — уж не слёзы ли блестят в её глазах? — Я была невнимательна к тебе.

Они помолчали, вспоминая прошлое. Мира бесцельно вертела в руках так и не начатую вышивку, содрогаясь: столько лжи, столько лжи!

— Но время идёт, Мира, — иголка в пальцах Агаты вновь запорхала над тканью. — Тебе нужно выходить. Забудь прошлое, оставь его. Не переживай больше…

— Я не могу, — резко сказала Мира, — не могу его забыть!

— Значит, мы забудем его вместе. Куда ты собралась уезжать? Я не хочу снова потерять тебя. Останься с нами.

— Да, сестра, — покорно согласилась Мира, не решившись спорить.

Она полежала на кровати ещё немного, наблюдая за быстрыми движениями иглы в тёплом свете лампады: нырок в ткань — прыжок вверх… потом, уснула.