Carere morte: Лишённые смерти

Глава 27 Болезнь

В конце сентября Винсент куда-то пропал. Большинство полагало, что он ушёл из Ордена, разочаровавшись, но Лире была известна очередная тайная правда: Дар не удалось скрыть от некоей влиятельной персоны, желающей смерти Избранного. Скоро поползли слухи о человеке, подобном тому, который стал Великим вампиром. В Ордене заговорили о том же Избранном, только заменяя это слово Проклятым, а Дар — Проклятием, которое необходимо уничтожить. К счастью, пока без имени… Сбылось предсказание Адоры: Избранному угрожали не столько carere morte, сколько соратники. Каким-то чудом Латэ удалось вынести вопрос о двойственной природе Дара на обсуждение, и до его окончания Винсент скрывался на востоке столицы. Новая тайна! Лира приняла её привычным молчанием. По правде сказать, у неё не было ни малейшего желания задумываться о непонятных играх, что ведут Латэ и верхушка. Охотницу волновало иное.

Всё чаще Лиру мучили приступы сумасшедшего, болезненного сердцебиения, ей становилось лишь хуже, но всё также много времени она проводила в Академии, в рейдах. Сначала девушка удивлялась: неужели никто, совсем никто не замечает её состояния? Потом смирилась. Какая-то часть её ещё молила о помощи, во что-то верила, чему-то радовалась, но другая, большая, уже становилась айсбергом в холодном море равнодушия ко всему.

Осень. Закаты и рассветы стали одинаково серыми. И ночью, и днём в редкие минуты покоя к Лире приходила Она, сжимала сердце ледяными пальцами… — тоска предчувствия, тоска ожидания. Тёмная, страшная, неизвестная болезнь поселилась в охотнице с той летней ночи, когда она случайно поранилась стеклом, и медленно пожирала тело изнутри. Она умирала — в шестнадцать. Она робко, редко дышала, мало, тихо говорила. Лире казалось, что с каждым вздохом, с каждым звуком из неё уходят силы. Девушка шаркала, как старуха. Каждый день она со страхом глядела в зеркало, ожидая, когда же оно отразит чудовище, полумертвеца, каким Лира себя чувствовала. Но из тёмного стекла на неё смотрела всё та же милая красивая девушка, высокая и стройная, выглядящая старше своих лет — совершеннолетней, с бледной от природы кожей, с быстро и ярко расцветающим румянцем. Облако золотисто-рыжих волос и зелёные спокойные глаза-бездны… Лира улыбалась, и тогда в этих глазах мелькал затаённый испуг, а ямочки на щеках казались червоточинами в яблоке.

Она почти не спала, а если засыпала — просыпалась через мгновение от жуткого приступа сердцебиения, распахивала глаза. И иногда ей удавалось ухватить взглядом тень у своего изголовья. Тень смерти… Бессонным привидением Лира простаивала у открытого окна часами — до нового дня или ночи. Свежий ветер не бодрил её; в комнате, казалось девушке, всё также душно, всё также полно ожиданием тёмного, страшного гостя.

Дома она редко покидала свою комнату. Одинокие блуждания по коридорам пустого дома были ещё страшнее смерти, стерегущей её у постели. Порой Лира сталкивалась со старушкой — ещё одной сумасшедшей тенью. Но бабушка больше не узнавала внучку. Она видела в ней свою дочь — мать Лиры, и девушка бежала прочь от жуткого старушечьего бормотания: "Марта? Где ты опять гуляла полночи? Что ты убегаешь? Я видела твоё лицо. Ты несчастна, девочка моя, несчастна. Я говорила тебе: не выходи замуж за Диоса! Его семья — сумасшедшие… Говорила тебе, говорила тебе…"

Лира понимала, что она больна, возможно, очень больна, но боялась узнать свой приговор. Когда доктор навещал бабулю, она выходила и брела по улице, прочь от дома. Лира изо всех сил пыталась противостоять искушению вернуться, броситься к доктору и выложить ему все свои страхи: "Что со мной? Чем я больна?"

Девушка упрямо уходила как можно дальше от дома… Если она пойдёт за помощью к доктору, придётся рассказать ему о возможном заражении кровью вампира. Господин Меркес не был охотником, но был осведомлён о делах Ордена, являясь его давним другом. Он мог решить, что Лира обращена, и сообщить Латэ. А дальше…

Ритуал исцеления. Тому, кто будет пытаться её исцелить, откроется всё. Всё, что она есть. Он увидит след, оставляемый гостьей, приходящей в часы тоски, одиночества, грусти — Бездной.

Бездна… — Лира больше не боялась этого имени.

Однажды она не выдержала. Она только собралась выйти из дома, как жесточайшая боль пронзила грудь. При каждом ударе сердца Лира словно падала в пропасть: сейчас… так больно!.. оно же разорвётся… рвётся…

Смерть была рядом. Совсем рядом.

Приступ прошёл. Он длился несколько мгновений, а ей показалось — вечность. Но вот в груди потеплело — тело радовалось избавлению от боли. Всхлипывая от страха, Лира бросилась наверх и на лестнице столкнулась с Меркесом, вышедшим от бабули.

Всё всхлипывая, она сбивчиво объясняла: сердцебиение, давящая тяжесть в груди, холодный пот… Меркес не придал её боли должного значения. Он решил, что это нервное! Тогда Лира, не поднимая глаз, быстро рассказала про возможное заражение, но он рассмеялся, как прежде Избранный.

— Значит, не заражение, — с обидой в голосе сказала Лира. — Значит, я просто волнуюсь? Ещё бы! Похожим заболеванием болел мой отец!

Она била почти наугад. В детстве, прислушиваясь к разговорам родителей, Лира порой воображала, что у папы какая-то болезнь сердца. Фантазировала, со всякими страшными подробностями, не из ненависти к отцу — она вообще тогда не знала слова "ненависть", лишь из детского бездушного любопытства: "Что будет, если?.."

Неожиданно она угадала.

— Angina pectoris. Это болезнь стариков, редко мужчин и никогда — молоденьких девушек, — успокаивающе улыбнувшись, сообщил доктор. — Откажись от рейдов на эту зиму, восстанови нормальный распорядок дня, больше спи — и всё пройдёт.

Получив от него главное — название своего недуга, Лира развернула бурную деятельность в библиотеке Академии. Все труды медицинского факультета ночью были к её услугам. Скоро она сидела в читальном зале, а холодная тьма наваливалась на плечи и оттуда растекалась по телу, проникала под одежду, под кожу… в душу: "Никогда нельзя сказать, каким будет исход очередного приступа".

Ужас объял её. Воистину, бойся знания! Смерть была рядом. Совсем рядом!

Лира не сказала никому. Теперь каждую секунду она со страхом ждала возможно последнего приступа сердцебиения. Смешно… Её бессмысленная, горькая жизнь — с горестным воем тоски, с ледяными пальцами одиночества, с немыми крылатыми птицами грусти — вдруг показалась ей бесценной.

"Так хочется жить, жить…"

Может быть, она ошиблась? Лира обращалась ещё к нескольким докторам. Её страх рос. Все они говорили так осторожно, неуверенно. Все они соглашались, что с ней "что-то не так". Также как Меркес, они советовали ей больше отдыхать, но Лире казалось, в их глазах читается: "Почему она ещё жива?"

Мир стал ей тесной гробницей при жизни. Лира ещё металась… Металась? Она слабо барахталась в вязкой чёрной воде, цеплялась пальцами — нечувствительными деревяшками за крошащийся лёд.

"Возможно ли спасти меня?"

Бездна смеялась…

Агнесса поймала Лиру в коридоре Академии, когда та быстрым шагом шла домой.

— Лира, куда ты так спешишь? Ты и вчера убежала сразу после рейда… Что-то случилось?

Лира перевела дыхание, борясь со слабостью рассказать подруге немедленно обо всём, что терзало её в последнее время. Она долго подбирала слова, наконец, просто сказала — но совсем не то, что хотела:

— Прошло три года и три дня, с тех пор, как мои родители не вернулись из рейда.

— Прости, — девушка помолчала. — Да, я помню. Тогда я только-только прошла посвящение. Они… твои родители… казались мне героями, пришедшими из старых сказок. Я долго не могла поверить в их смерть. Ну как же так? Они отвоевали север Доны, вампиры сходили с ума от страха, едва услышав фамилию Диос! Они казались неуязвимыми, непобедимыми…

— Да, мне тоже, — холодно обронила Лира. — Но то, что с ними случилось, было… — она замолчала, опять подбирая слова.

Она снова вспомнила первые дни после их исчезновения. Они просто… не вернулись из очередного рейда. Никто не желал поверить, что они мертвы. Бовенс кипятился и "отказывался понимать", как Карл и Марта могли лишиться защиты и стать жертвами дикаря-вампира. Адора в свойственной ей мягкой манере, убеждала Эльвиру и Лиру, что они вернутся, может быть, как раз этим утром — и всё расскажут. Однако Лира уже знала… и читала то же знание в глазах бабушки Эльвиры: "Они мертвы, мертвы. Не знаю, кто убил их, как такое возможно… Но их больше нет".

— То, что с ними случилось, было несправедливо, — несмело заметила Агнесса.

— Предопределено, — Лира потёрла переносицу. В носу защипало, и она испугалась, что сейчас расплачется. — Я хотела сказать, это было предопределено…

Дома она, не поужинав, заперлась в своей комнате, но спать не легла, хотя слабость от постоянного недосыпания разливалась по телу. Лира зажгла свечу и поставила её прямо на пол, сама села рядом, прислонившись спиной к стене, не чувствуя её твердости. Холодный камень казался ей мягкой подушкой. Огонёк свечи разгорался странно медленно. Он больше фыркал, трясся, коптил, чем горел, и выплёскивал серый дым струйками, рисуя фантастические картины в темноте. Лира долго, неотрывно глядела на него, но огонь лишь чах. Такой же, как её надежда слабый, больной…

"Её надежда! Жива ли она? Потускневшая, иссохшая, погребённая под горой сомнений…"

Тьма наступала из углов комнаты, выползала из-под кровати. Краем глаза Лира видела, как она тянет к ней щупальца, но по-прежнему всматривалась в крохотный язычок пламени. Там, за светлым кругом, в темноте ей мерещились какие-то огромные безликие фигуры. Статуи, а, может быть, притаившиеся в засаде чудовища…

"Не гасни! — молила она, то ли пламя, то ли свою надежду. — Не гасни, не оставляй меня наедине с этим!"

Огонёк вздохнул в последний раз и умер. Одна чудовищная фигура выступила из темноты, склонила к девушке лицо. Лира ясно увидела его: красивое и безучастное, словно лицо статуи на надгробии.

В ужасе девушка кинулась прочь, опрокинув свечу. Она выскочила в коридор, захлопнула дверь, прислонилась к ней спиной и долго стояла так, считая удары взбесившегося сердца.

"Морок… Морок! Это только морок!"

Постепенно она успокоилась. На смену страху пришло странное равнодушие. Она стала странно безучастной ко всему, совсем как та привидевшаяся ей фигура. Она вдруг поняла: ей… всё равно, что будет дальше.

Лира возвратилась в комнату. Она разделась, забилась под одеяло и долго дышала в темноте, согревая себя. Но сон не шёл, и она скинула одеяло на край постели. Осталась на простыне в одной сорочке, такая маленькая, такая беззащитная…

"Пусть. Ничто больше не имеет смысла. Миру всё равно, жива я или уже нет".

Огромная жёлтая луна таяла в небе, разливая по комнате больной, какой-то маслянистый свет. Лира то подставляла ему лицо, то отворачивалась к стене. Вертелась, запутываясь в простыне… Опять тяжело было дышать, будто на грудь навалили камней. Не страх, что-то другое — тяжёлое, скорое поднималось в ней. Этому невозможно было сопротивляться, это разрушало все заслоны, сметало все преграды, как разбушевавшаяся волна.

"Это Бездна протянула руки к сердцу…"

Лира не сопротивлялась. Она перевернулась на спину, вытянулась в струнку, ожидая, когда эта холодная водяная гора раздавит её.

"Пусть. Я потеряла себя, не заметив. Я не помню, кто я. Я ли?"

Дрожь прошла по телу, но скоро отпустила. Лира расслабила тело, раскинула руки ладонями вверх. В молчании темноты ей чудился погребальный колокол и чей-то прозрачный смех, пленительная хрустальная мелодия незнакомого вальса и хруст, с которым наточенное лезвие входит в плоть, вой ветра в пустых коридорах покинутого здания и треск поленьев в ночном костре. Перед ней замелькали образы — знакомые и незнакомые вперемешку. Лира запомнила одно лицо, вернее, профиль, освещённый всполохами пламени. Она потянулась к нему, и на неё пахнуло жаром от близкого костра. Девушка почти коснулась незнакомца губами — и очнулась в своей холодной постели…

Тогда Она открылась Лире. Так естественно и свободно вошла в думы, как будто там и жила всегда. Лира услышала Её шёпот: "Не прячься и ты… Откройся! Не бойся! Рядом со мной нет места боли, нет места страху…".

Девушка не пошевелилась. Она ждала.

По коже вновь пробежал трепет. За окном захлопали крыльями птицы, спугнутые с места ночлега, где-то внизу завыла собака, почувствовав её тёмную гостью.

Тонкая игла боли пригвоздила девушку к кровати. Лира едва смогла вздохнуть. Маячок-сознание то вспыхивал, то гас, но она понимала: это не приступ болезни. Не та боль. То Бездна ставила своё клеймо на её сердце!

Боль ушла также внезапно, как появилась. Лира долго, свистяще выдохнула сквозь зубы и, кажется, только теперь услышала размеренное тиканье часов на стене. Оно вернуло девушку в реальность.

Тёмная комната. Жёлтая луна в небе. Голая ветка вербы робко скребётся в окно.

Гостья ушла. В комнате Лира была одна. Девушка рассмеялась — неуверенно, тихо: "Это был сон. Какой странный сон!"

Но она чувствовала себя… раненой. Там, где Бездна пронзила её иглой, теперь была рана, истекающая кровью… жизнью! Со страхом Лира тронула рукой грудь, там, где сердце. Пальцы нашли шелковистую ткань ночной сорочки.

"Ничего! Это был морок, морок…"

Но тут с её глаз сорвали покрывало. Девушка увидела Её — ту самую фигуру, явившуюся в миг, когда потухла свеча! Она не ушла. Она был здесь — и теперь всегда пребудет с Лирой: тёмная, худая, нечеловечески прекрасная… — равнодушная Королева в хрустальном венце! Её неестественно, отвратительно длинный и тонкий палец словно приклеился к сердцу девушки, ногтем, как бритвой, терзая рану. Лира услышала знакомый шёпот: "Ты сделала свой выбор. Теперь ты принадлежишь мне!"