Carere morte: Лишённые смерти

Глава 29 Новая клятва

Мира легко отыскала этот дом в Центре, хотя прежде была здесь всего один раз. Двухэтажный, из красного кирпича, с красивыми лепными балкончиками — крохотными и совершенно бесполезными. Она быстро нашла нужное окно на втором этаже и, накинув крылатую тень, поднялась туда.

Это было окно кабинета. Старый человек сидел в кресле. В свете единственной свечи он просматривал какую-то книгу поверх новеньких очков. Мира постучала по раме, и он вскинул голову.

— Откройте, — глухо потребовала вампирша.

Латэ засуетился. Он отворил окно, зажёг больше свечей. Бывший глава сильно постарел за эти годы. Он похудел и словно ссохся, голова стала совсем серебряной.

— Нежданная гостья! Что-то случилось, Мира?

Она долго молчала, просто смотрела на него, а в памяти проносились все годы в Ордене и вся его ложь, ложь, ложь…

— Зачем вы не сказали мне сразу, что Винсента не исцелить? — наконец спросила она.

Латэ сел в кресло. Он выглядел радостным, будто давно готовился к этому разговору. Он откинул голову на спинку и пронзительно посмотрел на вампиршу.

— Когда ты поняла?

— Только что. Даниель сказал мне. Сказал прямо! И всё равно я не могу поверить…

— Ты уже достаточно сильна, чтобы принять это.

— Винсент — не моя кукла, — еле слышно запротестовала Мира. — Я не могу видеть его глазами, слышать его ушами. Он пропал семь лет назад, и я не знаю, где он!

— А ты пробовала хоть раз почувствовать его?

— Нет.

— Попробуй. Это самый простой способ поверить, Мира.

— Не хочу вам верить!

— Я уже слышал это, знаешь, от кого?

— Вы… вы говорили с Винсентом об этом?! Боже… — Мира без сил опустилась на пол, закрыла лицо руками.

— Винсент спросил это в первый же день своей вечности, — Латэ досадливо поморщился. — Впрочем, не стоит вовсе упоминать его имя. Винсент погиб пятнадцать лет назад. Тот, о ком мы говорим, только твоя кукла.

— Вы чудовище! — выпалив это, Мира немного успокоилась. Она поднялась, устроилась на диване напротив старика.

— Хорошо, — она мяла пальцами виски в попытке собрать мысли, но всё, за что пыталась цепляться памятью, пылью улетало в пустоту. — Хорошо, пусть кукла! Но разве кукла обладает самостоятельностью? Обычно ненужные хозяевам марионетки хранятся в специальных земляных ямах. А Винсент… он действовал, существовал и без меня. Он рисовал картины в Карде, Карл писал мне, что он навещал их в Термине… Не я приказывала ему делать это!

— У Лелии также была некоторая степень свободы. Тебе знакома эта сказка?

— Да!..Но при чём здесь она?!

Латэ, не вставая с кресла, достал из шкафа книгу, и Мира почувствовала быстрый болезненный укол старого воспоминания: эту самую книгу читал Винсент в первый день после обращения, когда в этот самый кабинет зашла Мира…

— "Эрвин был вампиром, Лелия, его возлюбленная, смертной", — скороговоркой начал Латэ. — Впрочем, это нам неважно. Вот!

— В тёмной зале горели свечи, она лежала на каменном ложе, усыпанном яркими цветами. Лицо её было закрыто вуалью — она сильно разбила его при падении, но Эрвин откинул вуаль, не испугавшись, не отвратившись, поцеловал её истерзанные разбитые губы, а потом закричал, отрицая её смерть, споря со Смертью: "Она жива! Она будет моей!" Должно быть, он плохо видел от слёз: ведь Лелия была мертва, безнадёжно мертва…

— Прекратите! Пожалуйста! — но старик был безжалостен:

— Долго так продолжалось: годы, десятилетия, века… Но, говорят, однажды крышка гроба Лелии истончилась настолько, что начала пропускать лучи Солнца. Заметив ожоги на её чудесной бледной коже, Эрвин уложил её спать в свой гроб, а сам лёг в её постель. Тогда он заметил ужасные зарубки. "Отпусти меня", — прочитал он в неровных, тёмных от пропитавшей их крови полосках… Тогда он постиг ужас своего деяния: его Лелия мертва, давно мертва! Перед ним лишь кукла, сплетённая из нитей его воспоминаний, призрак, который он сотворил своим проклятием! Нет, меньше, чем призрак: тень настоящей Лелии! Нет… меньше, чем тень: сон-обманщик…

Следующей ночью он призвал свою рабыню и спросил:

— Здесь ли ты? С кем я говорю?

— Её нет здесь. Одно твоё проклятие, — ответствовал призрак Лелии.

Но Эрвин подошёл к ней, обнял, покрыл поцелуями её лицо и руки… Она была холодна и безжизненна, как все carere morte, но радостно отвечала на его ласки, как все, кто любит и любим. И он увидел на её лице отражение собственной улыбки…

— Я всё ещё люблю память о тебе, — тогда сказал Эрвин. — Но я помню! — крикнул он, указывая на её гроб, — вспоминаю во сне, когда заботы отступают, как ты любила Солнце! Иди. Я отпускаю тебя.

Тогда Лелия улыбнулась. Другой, не его улыбкой. То была знакомая всем carere morte усмешка Бездны:

— Только прикажите, куда идти, Господин…

— Выйди и встреть гостя, высочайшего из всех, кто когда-либо посетит этот дом: Солнце, — еле выговорил Эрвин. — Латэ тоже еле выговорил это и остановился, строго посмотрел на Миру поверх очков. Вампирша сидела съёжившись, уронив руки на колени, опустив голову. Сдавленным голосом старик закончил:

— Лелия послушалась. Она выполнила его приказ с похвальной точностью, и её пыль кружилась в воздухе, поблёскивала искорками, встречаясь с лучами Солнца, до самого вечера…

Мира разомкнула губы.

— Вы считаете, я сделала себе куклу, как Эрвин, в память о Винсенте? Наделила её всеми чувствами и мыслями, которые успела узнать в… оригинале? Чушь! — последние слова сказки отдавались эхом в голове, и чтоб не слышать их, она почти кричала.

— Не совсем так… — Латэ долго подбирал, как закончить фразу, но не смог, только устало вздохнул.

— Кстати о картинах. У меня нет никакого таланта к рисованию! — Мира поглядела с торжеством. — А последняя картина Винсента, с рассветом? Такое мог нарисовать только Избранный!

— Избранный? — с грустью спросил Латэ и повторил ещё, чуть тише, с неподдельной горечью: — Избранный! — старик поднялся, подошёл к бюро и долго искал что-то в его ящиках. Мира ждала, нервно сцепляя и расцепляя пальцы.

— Только Избранный? — повторил Латэ. Он повернулся к ней, держа в руках большой кусок стекла. На нём тушью был набросан город и рассветное солнце. — Узнаёшь?

— Это… Это рисовал Алан, очень давно. Откуда это у вас?

— Марк принёс из рейда. Похоже на последнюю картину Винсента, не правда ли?

— Винсент и Алан. Они, вообще, похожи, — не подумав, заметила Мира. — Стойте! Вы хотите сказать, Винсент… — она задохнулась. — Он — это кукла Алана? Я сделала себе куклу в память об Алане?!

— Это тяжело принять. Мой совет: ещё раз перечитай историю Эрвина и Лелии. Перечитай… и сделай, как Эрвин.

Вампира жутко улыбнулась — улыбкой мертвеца:

— И на рассвете… стать пылью… в лучах солнца?

— Нет. Я бы этого не хотел. Никто в Ордене этого бы не хотел. Ты сейчас в шаге от исцеления. Найди Избранную и избавься от своего проклятия… и от проклятой связи с куклой.

Мира поднялась. За время разговора она словно постарела и уменьшилась — маленькая старушка, руки висели плетьми. Она силилась найти какой-то довод против истины Латэ. Но в голове была чернота. Пустота.

Безнадёжность.

— Я сделал всё, чтобы приблизить конец мира. — Латэ нервно улыбнулся тонкими сморщенными губами. — А ты… ты моя стрела. Ты летишь в выбранную мной цель. Ты непременно поразишь её! Только не ослабей, только не сомневайся. Лети! Ты приведёшь в Орден Избранную и начнётся совсем другая сказка. Новая сказка! Вы сами напишете её.

Мира отпрянула. Старая чёрная злость, сбросив оковы, подняла голову: "Старый паук! Старый интриган! О чём он? Избранная? — какое пустое слово теперь! Прочь все, ей больше нет дела до Ордена!" — Да будьте вы прокляты! — таким же звенящим шёпотом, ничуть не боясь: всё страшное уже случилось. — Чем вы лучше Дэви?! Единственный шанс, когда Дар мог стать нашим, был упущен! Вы всё медлили, медлили… потому что не верили в Избранного! И вы закрыли перед древней надеждой двери, усомнившись! Вы сами прогнали это чудо с порога, а теперь тщитесь заманить обратно?! — Ха-ха! Как вы лжёте… Если кто и проклял несчастный Дар, так это вы и подобные вам! Да я… живее вас! Кого вы видите, когда смотрите в зеркало? — Чудовище!

Его глаза смеялись, но губы были плотно, скорбно сжаты.

— Винсент давно мёртв, Дар не спасёт его — и это вы виновны в его смерти! — завизжала Мира. — Не увиливайте! Вы всё понимаете… И я служила вам! Пятнадцать лет! Ненавижу! — она осеклась. — Я ничего больше не сделаю для вас! Вам нужен, но мне больше не нужен Дар!

Латэ отвернулся от её злых глаз, печально, но непобеждённо усмехаясь.

— Тогда уходите, Вако, — ровно сказал он.

Мира затихла от этого нового тона, поняв, что сейчас ей доведётся увидеть старого главу Ордена в ярости. Но старик помолчал минуту, глядя прямо перед собой, часто моргая. И только коротко сказал, пожевав губами:

— Удачи тебе, Крылатая.

Ночь замерла, в затихшем, чего-то ждущем мире лишь она, тень, продолжала свой полёт — в пустоту. Она бежала. Прочь от страшного знания, прочь от безжалостной памяти, прочь от безысходной боли — прочь…

"Ненужная тревога, напрасная тревога! — она ещё пыталась убедить себя. — Успокойся, наконец! Латэ стар, он выжил из ума, бредит… А Даниель просто хочет лишить тебя надежды, чтобы ты подчинялась ему! Успокойся. Между тобой и Винсентом связь не крепче той, что соединяет любого обращённого с создателем".

Но вампирша тут же вспомнила момент у зеркала Регины Вако, когда она отслеживала все нити своего проклятия. Нить, ведущая к Винсенту, ещё тогда показалась ей странной. Слишком прямая, слишком чёткая, слишком крепкая!

"А ошейник? Почему охотники не наградили Винсента таким же ошейником, как у тебя? Глупо надеяться, что новообращённый справиться со своим проклятием! А ведь всё просто: рабу не нужна кровь для питания, нет у него и чувства вампирского голода, раб питается крохами со стола хозяина. А, чёрт возьми, его последняя картина?! Нельзя так нарисовать восход солнца по памяти! Значит, он выходил на открытое солнце — немыслимо для Высшего, но возможно для раба! Значит…"

Мира сдавалась.

Она бежала… или летела? Где-то между землёй и небом. Исчезли все краски, стихли все звуки, пропал мир вокруг.

Как же она обманывалась так страшно столько лет?! Как она забыла, что у carere morte нет силы, возвращающей мёртвых в мир живых, а есть проклятие, насмешка Бездны?! Просто ей не нужна была бессловесная кукла! Ей, как несчастному Эрвину, нужен был живой человек, любимый! Любовь набросила ей повязку на глаза: вот почему она не замечала никаких признаков своего страшного деяния!

"Неужели все эти годы я жила только мыслями о кукле Алана"?! — подумала она и остановилась. Этот вопрос требовал немедленного ответа. Иначе она просто сойдёт с ума.

"Тот набросок, который показал Латэ. Чертовщина какая-то… но ведь он действительно копирует картину! Или это картина Винсента копирует старый набросок Алана?"

…Библиотека старого дома Вако в Карде. Винсент обнимает её. Она слышит его шёпот: "Люблю…".

"Нам нельзя, запомни это. Никогда".

— Чушь! — Мира сказала это вслух. Она продолжила бег.

"Не Алан. Не кукла Алана. Нет-нет. Это закрытая дорога. Но… кто же он тогда? Как ей называть своё последнее и самое странное создание? "Винсент", — неужели пора забыть, похоронить это имя?"

Кто тот, мечтой об исцелении которого она жила пятнадцать лет? Отпечаток на тонком серебряном листе по ту сторону зеркала! Образ, склеенный из осколков стекла! Разбитое отражение её надежды! — Её совесть? Её жизнь? Её страх?! — Отражение её души…

— Прости. Я любила память о тебе… — смогла выдавить Мира, и остановилась. Она почти не удивилась, увидев впереди огромный парк безуспешно пытающийся спрятаться за длинным зданием брошенной больницы. Что теперь?

"Иди. Я отпускаю тебя".

"А смогу ли я… отпустить?" — спросила она ночь. Сначала это показалось лёгким — будто выбросить сломанную игрушку или старое запылившееся зеркало. Но скоро Мира поняла, как это будет трудно: она давно забыла лицо и голос Винсента, но, чтобы отпустить, сначала придётся их вспомнить. Она привыкла постоянно думать о задаче — найти Дар и давно не озвучивала истинную свою цель, но, чтобы отказаться от неё навсегда, её сначала придётся воскресить. Как не поддаться тогда очарованию старой любви, забытой мечты? Убить, быстро и без раздумий, закрыв глаза, не видя его глаз — пусть они лишь отражение её собственных…

Мира печально улыбнулась усмехающемуся в небе месяцу.

"Бессильный сжечь свою память и свою вину, Эрвин встретил следующий рассвет там же, где и его любимая…"

…Иногда в юности они с Аланом забывали о времени, играя на ночных улицах. Потом они убегали от солнца, хохоча и подталкивая друг друга. Вампирша до сих пор помнила тот трепет от прикосновений сияющей смерти… Отпустить и, как Эрвин, дождаться рассвета?

Все годы в Ордене её держала на земле лишь мечта об исцелении для Винсента. Но эта мечта рассыпалась в пыль. Уйти ли ей следом?

Мира лишь отметила возможность, не задумавшись об этом всерьёз. Её разум восставал против бессмысленности такого самоубийства. Но что-то надо было делать. Вампирша чувствовала: ещё миг молчания, ещё одна бессмысленно прожитая секунда — и она сойдёт с ума.

"Это месть Бездны", — думала ты тогда в Призрачном парке, держа его голову на своих коленях. — Вот она, месть Бездны, кара Бездны! Но месть Госпожи оказалась изощрённей и страшней…"

Мира спустилась к ещё не замёрзшему пруду в центре парка. Чёрная вода равнодушно глотала мелкую снежную пыль, поднимаемую ветром с земли. Вампирша долго, невидяще смотрела на своё тёмное отражение в ней. Что-то она совсем забыла…

"Ах, да! Карда, Бал вампиров. Вновь задание, касающееся Избранной. Что ж…"

Она подумала о новом задании… На Балу Карды должна появиться Избранная. Значит, там, в Карде, цитадели вампиров, разгорится новая битва за Дар. Что ж, вампирша готова. Когда-то она посчитала свою маленькую беду вселенской и сполна заплатила за гордыню. Безумная идея вела её сквозь годы и бури, она одна не давала бессмертной сгинуть в Бездне. Но сегодня мечта разбилась и та, что жила ей, стала лёгким сухим прахом. Миры Вако уже нет — остался один дух, одно сильное чувство — ненависть. Ненависть к Бездне, погубившей её.

"Чувствуешь, как Бездна поглощает всё?" — шептала ночь голосом безумной Диос. Бесконечная ночь!

Она началась здесь, в столице, а закончится где-нибудь… на краю света, куда её приведёт однажды погоня за Даром. Отныне для неё есть только ночь: рассвета не будет, пока не закончится старая история. "Бездна поглощает всё и всех", — говорила Диос, "Посмевший с Ней бороться неизбежно проиграет", — предостерегал Дэви…

Судьба отнимает у неё мечту, смеясь, и голос Бездны слышен в этом смехе. Но есть иные благородные цели. Алан — почти забытое имя. Винсент… — Она тщетно пыталась отобрать их у пустоты всё это время, спасти для жизни, великую силу и ценность которой осознала, лишь став вампиром, служителем Бездны. Она! Сама несущая Бездну, этот древний ужас в себе… Может, поэтому вампирша неизменно проигрывала? О, пусть только она найдёт Дар! — Выжечь эти семена пустоты, уничтожить вампиров, стереть притягательный для глупцов, не умеющих распорядиться своей жизнью, образ Бессмертного, Вечно Юного из легенд!

Мира достала из потайного кармана фляжку и села прямо в снег у чёрной воды: ноги не держали её. Глоток… Ещё глоток. Отвратительная мерзость растекалась по телу, заполняла пустые сосуды, но насыщение не наступало.

— Так значит, я хозяйка, — сказала Мира зеркалу воды. — Да, я для этого достаточно сильна. Я давно с Тобой на "ты", Бездна, Пустота, Великая Тьма… Я не уничтожу Тебя, Ты обратишь против меня мою же вечность, подаренную Тобой; Ты обратишь против меня мою же силу, подаренную Тобой… Но я знаю, кто может. Однажды Дар придёт в Орден, и порождения Твои рассыплются прахом. Избранный навсегда закроет для Тебя дверь в этот мир.

Быстрым шагом, решительная, она покинула парк и едва вышла на Восточный проспект, вдали показался шпиль Академии.

"Да, теперь туда".

Вот и мост Макты остался позади. Вампирша воспользовалась боковым входом в парк и сразу же свернула на одну из бесчисленных, известных немногим тропок, ведущих к главному зданию. Серебристо блестел крест над часовней — тонкий, кажущийся невесомым: две заплетшиеся нити паутины. Знакомая часть парка. Её владения во время тренировок. Спали деревья. Неслышно, как медлительная Серма, текла их жизнь.

Нет, не одна ненависть осталась. Чем ближе Мира подходила к Академии, тем лучше она понимала это. Было ещё что-то, толкавшее сюда, в здание, ставшее для неё домом в последние странные пятнадцать лет. Неуверенная, что вернётся назад из Карды, она пришла попрощаться со своим Охотником, излечившим её от страха перед Бездной.

"Ты не брошена, ты не одна. Если хочешь, я никуда не уйду", — теперь Мира была уверена, что ей это не приснилось.

Конец её пути был близок. Все нити связаны в один узел. Все линии сходились в одной точке, все, — и эта была среди них. Судьба выбрала их в ночь последней потери Дара, но семь лет назад, пойдя против решения Ордена, они сами не оставили себе иных путей.

Справа от Миры по боковой аллее Тони Гланс вёл куда-то целых два отряда. Даниелю Гесси, шедшему в Академию, пришлось отступить в снег с дороги, пропуская их. А дверь часовни отворилась, и, одна за другой, оттуда выскользнули узкие фигуры. Девушка впереди. Она резво выскочила на тропку. Мужчина слабо удержал её, касаясь руки:

— Богиня! Одно слово…

Диана рассмеялась и бросилась прочь, подобрав юбку, Алекс за ней… Мира улыбнулась и потянула на себя тяжёлую дверь Старого входа.