Carere morte: Лишённые смерти

Глава 38 Проклятие Алитера

Капкан захлопнулся.

Избранный вышел из-под Покрова и отошёл достаточно далеко. Достаточно далеко, чтобы не успеть вернуться! Дэви возглавлял погоню. Зная об опасности — в принадлежащем Ордену парке всегда мог оказаться непросчитанный им отряд охотников — Владыка всё-таки летел впереди всех, рискуя получить первую стрелу. Легенда гнала его. Спрятаться за свиту значило сегодня: лишиться благосклонности Бездны — и он опережал своих carere morte на три взмаха крыльев.

С Низшими было покончено. Королева- Ночь радостно смеялась. Эта Она смутила им разум и привела на расправу к Владыке вампиров! Он почти не удивился, увидев их близ Покрова. Королева ночей нарочно собрала всех, терзавших разум Дэви в последние годы в одном месте в один час, чтобы он разом расправился со всеми своими делами, как прежде. Сейчас Низшие уже не поднимутся. Никогда не явится кто-то, вроде Конора… Низшие напуганы, их глупая мечта разбита. И Дэви, вдоволь накормивший свою частицу Бездны агонией младших бессмертных, сытый и довольный, спешил на новую битву.

Адам летел по правую руку от него. Митто молчал, отдав время не спорам, а созерцанию. Вампир легко взял те же высоту и скорость, что и Владыка, и Дэви чудилось: сегодня верный слуга обратился в тень Владыки. И эта тень была так обманчиво-послушна!

"Не получить бы кинжал в спину от этой тени!"

Дэви обернулся, попытался поймать взгляд Адама, выражение его лица. Вампир, непроницаемый под маской тени, кратко поклонился Владыке и привычно оскалил зубы, изображая покорность.

"Сегодня Дар станет нашим, Владыка".

Дэви отвернулся, опустил маску на лицо. Это была его старая личина, белая с птичьим носом. Сегодня он решил скрыться за маской и широкой одеждой — спрятаться от всех и прежде всего от себя. Сегодня Дэви предстоит расстаться с трёхсотлетним домом — телом.

"Сегодня", — шептал Дэви, а они неслись над парком. Он больше не боялся потери тела и может быть, первый из carere morte не боялся вечности. Бездна вела его к этой ночи. Он чувствовал Её поддержку. Ещё недавно он боялся, что Госпожа покинула его, но Конор, его враг, сдался первым. Затем ведомая Бездной охотница подарила ему Избранного… Значит, он по-прежнему угоден Госпоже! Всё опять обернулось наилучшим образом для Владыки, и более он не сомневался в своём решении — окончательно обессмертить себя в Даре.

Вот Избранный, юный хранитель великого дара, — стоит на развилке дорожек парка. Рядом трое, точнее, двое — Лира не в счёт. Двое охотников против Владыки вампиров? Это даже смешно… Сегодня он способен смести весь Орден на пути к своей цели! Сегодня его ночь, Королева всех ночей, нашёптанная Бездной!

Дэви закружился над развилкой дорожек. Свита повторяла его движения на почтительном расстоянии, растянувшись в длинный хвост. Их тени образовали чёрную воронку в небе, узким концом щекочущую кроны деревьев. Владыка кружился всё быстрее, и смерч разгонялся. Это был туннель теней, в нём завывала пустота. А Дэви связался взглядом с Избранным.

"Мальчишка силён", — сразу отметил он. Хоть Винсент и был лишён защиты охотника, он не был парализован ужасом, как все смертные при виде carere morte. Он знал, что нужен Владыке живым. Он был уверен в своём Даре. И он… знал о carere morte что-то большее, чем сам Владыка…

— Подходите. Вы в шаге от того, чтобы быть исцелёнными, — насмешливо сказал Избранный вампирам. — Или будете держаться… — он не договорил. Страх перед силой Дара на мгновение охватил Дэви, и Владыка ударил Избранного. Всей силой, всем своим знанием Бездны. Охотников такое убивало, простые смертные лишались рассудка.

Огромная фигура, больше его крылатой тени, неожиданно восстала перед Дэви. Невидимая для свиты, она закрыла Избранного от взора Владыки в момент удара… Алитер! Бессмертный дух встал на защиту своего дома. Дэви не страшился бывшего учителя. Алитер всегда был слабее. Вознесённый неразборчивым Мактой на свой высокий пост когда-то, Алитер не был истинным Владыкой бессмертных. За годы своего бессмертия он так и не научился слышать Бездну, carere morte боялись и служили не ему, а страху перед Первым. Дэви легко одолеет Алитера. Старый Владыка покинет Дар, и его место займёт Дэви.

Дэви взмахнул рукой, и куклы Сесилии и Гелера с краёв воронки ринулись в парк. Почти сразу же раздался свист стрелы и гневный крик Сесилии. Магнус рванулся куда-то в сторону, обдав Владыку холодным ветром с крыльев, должно быть, Калькар заметил отряд охотников на подходе. Дэви же больше не обращал внимания на свиту. Он легко, словно по нити спустился на землю и встал в нескольких шагах от Избранного…

"…Избранный! Мой Избранный! Я успею. Я уже лечу!"

Тёмное с редкими огоньками небо вверху, тёмный с желтыми шарами фонарей город внизу — два зеркала, отражающие друг друга — бесконечный коридор в неизвестность. Вот потянулись узкие ряды грязных улочек… Дальний район Ориенса. Она почти у цели!

Отчаянные всхлипы на каждый мах крыльев, голодный вой в животе… Мира нырнула вниз, надеясь подхватить лёгкую добычу на лету и, слыша свист ветра в ушах, поняла, что теряет сознание. Она сбросила тень, приземлилась, скорчившись, как хищный зверь или паук, и тут же взметнулась, побежала.

Сердце билось где-то в горле, дома плясали. Тёмная улица то приближалась, то отдалялась, закручиваясь в фантастическую спираль. Внезапная боль в затылке сбила вампиршу с ног, и она грохнулась на камни мостовой. Через мгновение Мира поднялась, пошатываясь, прикладывая руку к голове. На смену боли пришёл холод, словно удар нанесли ледяным клинком. Что же это такое?

Вновь пришло подзабытое ощущение раздвоенности: она словно была и на грязной улочке, задыхающаяся от бега, и в то же время лежала где-то в лесу на белом-белом снегу под чёрными колоннами деревьев, лежала замёрзшая, неподвижная…

"Лес?! Призрачный парк!" — Мира коротко, радостно вскрикнула и швырнула себя в куклу.

Мгновенными вспышками пронеслись воспоминания о боли. Они вспыхнули и ушли, оставив какое-то принятие и… смирение. Да, это она лежала там, безглазая и немая. Бездна вырастала из ран-дыр чудовищными щупальцами и стремилась в мир, тянулась, соприкасаясь, сплетаясь, сцепляясь, проникая в мировую пустоту…

Мира стряхнула наваждение, обратилась к слуху, единственному оставшемуся у неподвижной куклы чувству.

Рядом с куклой находились люди. Они долго, взволнованно шептались о чём-то, но вампирша не могла разобрать ни слова. Вот кто-то склонился над куклой — Мира согрелась в этой волне тепла и следом в изуродованный рот покойницы упали горячие капли живой крови. Мира жадно впитала их, и из ушей куклы будто вынули затычки.

"Мира — она затрепетала. — Ответь мне. Это я, Винсент…"

"Винсент! Беги! За Покров! За Покров!" — она крикнула это здесь, на улице, но там, в парке, из изрезанных губ куклы вырвался лишь хриплый вой. Мира дёрнулась, нелепо и отчаянно надеясь, что это движение пробудит куклу, и она сможет встать на защиту юноши, но кукла осталась лежать неподвижно. Мира застонала и отпустила куклу, чтобы не тратить силы. Вновь обратившись крылатой, она взлетела над улицей, понеслась к парку.

На улице Медеора она с разгону врезалась в тучу дикарей-вампиров. Хотя они не нападали, двоих или троих вампирша поразила мечом. И вот она над парком, а над дальними деревьями его уже кружатся, всё снижаясь, вампиры.

"Дэви там! Винсент… Господи! Защити его!" — взмолилась Мира.

Воронка чёрных теней распалась, один carere morte понёсся ей навстречу. Это был Магнус Калькар. Мира холодно и обречённо приготовила своё оружие. Она отшатнулась от первого удара — взгляда Магнуса и ударила сама. Молния меча надвое рассекла тень старейшего и — словно плащ распахнулся — Мира увидела внутри чудовища-зверя вампира, уязвимого, маленького вампира… Но видение заклубилось чёрным туманом, прежде чем она догадалась поразить его. Магнус восстановил чудовищное обличие, пришла очередь Миры уворачиваться. Она вновь взмахнула мечом, уже вполовину не так уверенно, и старейший ударом крыльев оглушил её. Вампирша упала, раскинувшись, на крону дерева.

Острые веточки ломались со звоном, они прокололи её тень, разодрали в клочья. Мира провалилась сквозь ветки, упала в снег. Мгновенно очнувшись, она вскочила… и обнаружила себя в кольце подоспевших рабов Гелера. Тогда обессиленная вампирша отпустила изодранную тень, и её меч ещё не раз мелькнул в рассеивающемся чёрном тумане, прежде чем кольцо сомкнулось…

…Кольцо сомкнулось. Огромные крылатые тени — тени летучих мышей кружили над кронами деревьев, отрезая все пути к бегству. Никто из спутников ни на секунду не усомнился в Лире, а она молчала. Она достала из потайного кармана кинжал и пузырёк с подмененной водой и — молчала!

Лира ждала. Со странным, болезненным любопытством ждала, что будет дальше.

У Агнессы под муфтой обнаружился небольшой арбалет. Она быстро прицелилась, и одна крылатая тварь, оставляя клочья тумана на замёрзших звенящих ветках, полетела вниз. Упал в снег уже человек. Бледный как мертвец, но глаза открытые, живые, так и шарят по сторонам.

Теодор двинулся к упавшему вампиру, охотница вновь вскинула арбалет.

— Целься в голову! — посоветовал он.

— Сама знаю! — огрызнулась она и в этот раз промахнулась. Охотник плеснул из пузырька в глаза вампиру, но прозрачная вода стекла по лицу в снег, не причинив вреда carere morte.

— Что это за твари, боже?! — испуганно вскрикнула Агнесса.

Carere morte снижались. Касаясь земли, они обретали человеческий облик. Через мгновение охотники были окружены. Темноволосый господин с властным холодным мёртвым взглядом, в белой маске с длинным носом и широкой развевающейся одежде шёл впереди всех. К Избранному!

Раненый вампир вытащил стрелу и вскочил, резко дёрнувшись, точно марионетка, которую потянул за ниточки кукловод. Он ринулся на охотника и эту стрелу вонзил ему в горло. Брызнула кровь, а к вампиру подскочили ещё двое… Адам Митто обошёл Владыку и с усмешкой вырвал из рук Агнессы арбалет. Лира закрыла лицо руками.

"Только не меня! — пронеслось в голове. — Не убивайте, не убивайте!"

Её охватил животный, бессмысленный ужас, но девушка не бросилась бежать. Маленькая и слабая, Лира не шевелилась. Она будто притворялась мёртвой, а рядом дрались и умирали другие.

"Пройдите мимо… Пожалуйста, не трогайте меня… Не убивайте меня!"

Вампир отшвырнул Лиру к дереву. Беспомощно цепляясь за твёрдую кору, охотница сползла на землю и только тогда осмелилась взглянуть на развилку дорог. Рядом, в двух шагах, умирала Агнесса. Она лежала на спине, раскинув руки. Яркое красное пятно крови шарфом распласталось на её груди, шее.

Владыка стоял напротив Избранного, спиной к Лире. Девушка не видела его лица, но глаза Дэви — два коридора, уводящие в Бездну, отражались в глазах Винсента. Избранного сначала держали двое вампиров, потом они отступили. Они не были нужны: юноша находился в гипнотическом трансе. Он не сопротивлялся. Вампирша Калькар разжала его пальцы и забрала посеребрённый кинжал охотника.

"Сейчас я погляжу, какой ты Избранный, — пришла злая мысль. — Если ты окажешься сильнее Владыки, я так и быть…

…признаю своё предательство и… убью себя".

Поединок Избранного и Владыки оказался лишь только поединком взглядов — скорым, незаметным. Но ждать его исхода у Лиры всё равно не хватало сил. Охотница закрыла глаза, снова уронила голову. Но… что это? — Свист воздуха, рассекаемого большими крыльями. Мягкий удар о землю и шелест снежинок, взметнувшихся вверх. Пронзительный крик, лязг мечей…

Лира открыла глаза, вскинула голову и увидела на краю дороги большую группу carere morte. Они налетели откуда-то из глубин парка. Чёрная гора рассыпалась, и охотница увидела маленькую светловолосую вампиршу. Резкие сухие черты лица, встрёпанные светлые волосы… Мира Вако!

— Господин! — крикнул брат вампирши Калькар. — Беглянка у нас!

— Тащите её сюда, — велел Дэви, не поворачивая головы.

Миру провели рядом с Лирой. Охотница отвернулась, чтобы случайно не встретиться с ней взглядом.

Всё происходящее казалось Лире ужасающе замедленным, как в страшном сне. На место недавнего страха за свою жизнь пришла пустота. И холод. Перед глазами мелькали чёткие изящные чёрные силуэты carere morte — убийц, исчадий ада, и Лира понимала: это она привела их сюда…

"Я никогда не думала, что будет так. Я не думала, что игра заведёт меня так далеко. Простите меня!" — кому она шептала это? Двое уже мертвы. Вампиршу, решившуюся пойти против своих, сейчас казнят на глазах охотницы. А Избранный сдастся Дэви или умрёт. Только таким может быть финал страшной ночи!

Лира знала, она уже почти видела всё это, но всё же шептала. Шёпот застревал на замерзающих губах шелестящими пушистыми снежинками.

"Простите меня! Я не представляла, чем обернётся моя шутка! Не представляла, не представляла…"

…Когда Винсент пытался представить себе легендарный поединок Избранного и Владыки вампиров, ему обычно являлась словесная дуэль — упражнение в злословии и остроумии. К тому, что этот поединок есть на самом деле, он не был готов. К этому никто не мог бы быть готов! Человеческий опыт был ничем перед этим.

Винсент ясно видел спускавшихся в парк вампиров и их предводителя, он отслеживал все их движения и направления мысли и всё же почему-то пропустил момент, когда Владыка вампиров возник перед ним: в маске и широкой одежде — обезличенная фигура, скрывающая пол и возраст. Кажется, Винсент успел сказать ему что-то насмешливое… но вампир встал перед Избранным, вперил в него горящие точки зрачков, и мир вокруг перестал существовать. Не было ожидаемого спора о сущности Дара, льстивых уверений, что Дэви предлагает наилучший выход, лживых слов, что исцеление для вампиров невозможно. Исчез Призрачный парк, исчезли спутники юноши, и Избранный не знал, живы они или уже нет, исчезли звуки и запахи — исчезло всякое ощущение пространства. Земля ушла из-под ног — он висел в пустоте, что carere morte зовут Бездной, подвешенный невидимым крюком за сердце, которое и было центром безграничной пустоты, а вокруг не было ничего, чему Винсент мог бы дать имя… Великое Ничто! Сколь слабы смертные пред Этим! А они ещё смеют глумиться над безумием carere morte! Любой из смертных, даже охотник, сошёл бы с ума или умер, узрев эту пустоту. Бессмертные верно именуют себя богами — только сильнейшие способны вынести хотя бы знание о том, что такое Бездна!

Carere morte… — он, Избранный, видевший их насквозь, сейчас с горечью признавал — он видел всё же очень, очень мало! Прежде он выстраивал образ Бездны по её осколкам, хранимым в крови carere morte, и это было так же глупо, как воссоздавать великую книгу по обрывкам фраз.

"Мне не победить", — он подумал это сразу, едва ощутил себя вне чего-либо материального. Он таял в пустоте! "Мне не победить", — каким оружием сражаться с Бездной? Какое слово могло бы стать спасительным заклинанием в пустоте, не знающей никаких слов? Нет, не победить! Его уже нет — и некому сражаться. Может быть, и мир вокруг исчез. Неуклонно стремящийся к Бездне, он, наконец, качнулся к Ней и обрушился в Неё — и история завершилась.

Винсент пытался обращаться к памяти — он надеялся спастись в радостных воспоминаниях, но Бездна страшным призраком выскакивала из любого воспоминания, ведь она была в мире всегда. Разум, замкнувшийся на самое себя в этой черноте, рождал образы, один безумнее другого — то бесконечность, увешанную зеркалами — и Винсент в страхе закрывал глаза, чтобы не видеть миллионы своих искажённых отражений… то какое-то чудище, тяжело ворочающее щупальцами во тьме… то вдруг явился Крас и вонзил нож в сердце Избранного…

Так он сходил с ума… пока не пришла единственная спасительная мысль: "Сколько времени прошло? Да, в пустоте нет времени, но всё же… Он мыслит, он помнит своё имя. Он не чувствует ни боли, ни угрозы смерти и перерождения в бессмертного. Значит, он ещё не побеждён Бездной!"

Значит, стоит ещё побороться.

Винсент сделал крохотный шажок вперёд — он начал считать. Это было первое движение, пусть мысленное: вперёд, к победе! Счёт создавал время. Время утверждало бытие. Бытие побеждало Бездну.

"Латэ прослезился бы!" — подумал он и обнаружил, что и в пустоте способен смеяться.

Девятнадцать, двадцать… — он вглядывался в Ничто бессмысленными в этой тьме глазами. Тридцать восемь, тридцать девять… — его голос дрогнул: это был какой-то рубеж, и он был перейдён.

Сорок! — и он потерял себя в этой тьме. Он вскрикнул и не услышал крика, но сейчас же почувствовал укус холода на левом запястье и ощущение собственного тела вернулось. Что это холодит его руку? Тот кинжал из чистого серебра!

"Ого! — усмехнулся Винсент. — У меня даже есть оружие, способное серьёзно ранить Владыку!"

Юноша воодушевился. Уже без страха он глядел в пустоту перед собой. И скоро он понял: эта чёрная бездна не бездонна. Да-да, вот граница, можно дотянуться и коснуться её пальцами: тонкая, туго натянутая и дрожащая от напряжения мембрана.

Словно его, Избранного, заключили в огромный мыльный пузырь… Но что же находится вне пузыря? Винсент протянул руку вперёд, и она замерла у самой границы пустоты. Как дрожит эта мембрана! Извне на неё давит страшная сила. Не раздавит ли она и Избранного, как муху? Что же она есть?

"Может быть, там, за пустотой, остался знакомый и любимый мир смертных? Это битва: с одной стороны — Всё, с другой — Ничто, и ему нужно вырваться отсюда в свой мир?"

Он коснулся тонкой стенки ладонью. Сама стена не была ни тёплой, ни холодной, но то, что давило снаружи, было ледяным. Это был не холод зимней ночи. Что-то другое… Холод смерти! Там, снаружи, была…

"Другая Бездна?!"

Ему стало холодно в этом пространстве, не знающем ни тепла, ни холода. Другая Бездна! Легендарный поединок оказался поединком двух Бездн — двух бессмертных. То, что окружает Избранного — проклятая часть его Дара. Алитер, не пожелав сдаться Владыке Дэви, восстал, создав вокруг своего хранителя защитный кокон. А кто он, Избранный, в этом поединке? Есть ли здесь его воля и его сила? В битве двух одинаковых сил он бессилен, даром, что Избранный. Владыки — бывший и нынешний не замечают его, словно его нет. И если б Алитер не поднялся против Дэви, не защитил Избранного стеной своей пустоты, — лавина силы Дэви убила бы Винсента в мгновение.

"Алитер дал ему отсрочку. Что же Избранный станет делать?"

Винсент усмехнулся. Это была замороженная улыбка-оскал. Он уже знал, что делать. Холод, окутывавший его саваном, был предчувствием — предчувствием скорой смерти. Словно она уже стояла рядом, словно касалась его сердца ледяными пальцами…

Он вновь тронул тонкую стенку пузыря. Так вот, какое оно, проклятие Дара! Не так уж оно оказалось велико! Сейчас оно впервые уязвимо. Винсент может прорвать стенку, и Алитер, раненый, истекающий пустотой, сдастся на милость Дэви, а может — попробовать уничтожить проклятие, как хотел глава Ордена. Его Дар станет чистым! Конечно, это будет труднее…

Избранный решительно мотнул головой. Нет, нельзя думать о том, как это будет трудно! Если навалится груз мыслей-прощаний, он не сумеет выполнить, что задумал.

"Действуй сейчас же, пока миг не ушёл! Не думай, просто действуй!"

Но руки дрожали и не повиновались ему… Нет, так он промахнётся! Что же делать?

"А может, охотники всё-таки прорвут оборону Дэви и спасут его?! — рискнул он допустить слабую надежду… и тут же грубо оборвал себя. — Тогда они спасут недостойного. Избранный, оказавшийся слабее Владыки, не умеющий пользоваться своей силой — достоин ли великого Дара?"

"Если ты принимаешь имя Избранный, ты принимаешь и груз избранности…" — Винсент представил длинную череду Избранных, что два века скрывали свои лица. Неужели он присоединится к безликому сонму их или, того хуже, станет новым Великим, чьё имя потом ещё две века будут повторять со страхом? Нет! Он никогда не отказывался от этого имени и поступит сейчас, как должно Избранному.

"И тогда следующему за ним останется сделать совсем немного…" — эта мысль придала ему сил.

Винсент быстро достал кинжал из левого рукава рубашки и всадил серебро в центр пузыря пустоты — в центр проклятия. Движение было холодным, уверенным, почти мгновенным. Лезвие кинжала скользнуло по рёбрам и вонзилось в его сердце. И чёрные стены рухнули. Парк вновь был перед ним.

Он успел заметить два тела невдалеке, снег вокруг них был красным. Агнесса и Теодор — два укола боли, уже слишком слабых: он скоро присоединится к ним. Лира Диос сидела, прислонившись к дереву, откинув голову и закрыв глаза. Она была жива и, к счастью, даже не ранена.

Винсент теперь медленным, вялым движением выдернул кинжал из груди. Лезвие было чёрным, точно серебро вонзали в мёртвую плоть вампира, а не в живое сердце смертного, но юноша чуть тряхнул кистью, и чернота пылью осыпалась с кинжала. Металл вновь засиял.

"Проклятия Алитера больше нет".

Владыка бессмертных стоял в двух шага от юноши. Он снял маску, и Винсент с удовольствием следил, как выражение триумфа на его лице сменяется выражением крайнего изумления и разочарования.

— Теперь видишь? Смерть для вас везде, carere morte! — сказал Избранный побеждённому Владыке и засмеялся. И поперхнулся, почувствовав железный вкус крови, тяжело распершей грудь и поднявшейся до горла.

Чуть дальше развилки дорожек корчилась большая группа carere morte. Винсенту вдруг показалось, что там, среди них, мелькнула знакомая светлая грива волос.

"Нет! Только не она!" — Избранный отчаянно взмолился, чтобы это была не Мира, хотя его Дар подтверждал: да, она здесь! Винсент не хотел видеть ещё и смерть Миры…

…Мира видела, что Владыка чуть отступил, снял маску. Дэви замешкался, и она рванулась к Избранному. Четверо держали её, и рывок вампирши был тут же погашен, однако она успела заметить, что взгляд Винсента изменился. Только что был отстранённым, тусклым — и вдруг засиял: острый, ясный, пронзительный…

"Он не покорился Дэви!" — радостно выдохнула вампирша.

Тут Винсент сделал неуловимое движение, и в его руке засверкало серебро… Рабы Гелера пригнули голову Миры к земле, и она вновь глотала снег и задыхалась от немого крика: за миг до того, как её подмяли под себя куклы хозяина, ей показалось, что она видела, как Винсент вонзил серебряный кинжал себе в грудь!

"Не может быть! Нет! Нет… Нет!"

Куклы замерли на мгновение. Гелер бросил их на долю секунды, но вампирше, из последних сил рвущейся к своему Избранному, этого было достаточно. Она ринулась вперёд — безумный прыжок, оттолкнула кого-то (кажется, Митто), и подлетела к Винсенту, обняла его, отчаянно позвала свою тень. Та явилась, укрыла двоих шатром крыльев, и подоспевшие рабы Гелера ударились о её непроглядную черноту.

Мира со страхом поглядела на юношу. Винсент казался прежним. Кинжал был в его руке, и крови на его лезвии она не заметила. Серебро всё также сверкало в ночи. "Показалось, — она испустила долгий, тяжёлый и радостный вздох. — Показалось…"

Но всё же что-то было не так. Сердце юноши билось глуше, тише — вампирша улавливала это. Он, несомненно, терял силы, терял кровь, только Мира почему-то совсем не видела её и не чувствовала запаха. Это проклятое серебро всё перебивает!

— Оставьте их! — Дэви криком остановил своих вампиров. Мира обернулась к нему, чувствуя почти благодарность. Владыка остался на своём месте в нескольких шагах от них. Лицо бессмертного было серьёзно и задумчиво. Миру напугало его выражение. В нём была смерть!

"Винсент… Я сейчас… Сейчас унесу тебя отсюда…" — Она не сказала это — тень не давала говорить, лишь обняла юношу покрепче, распахнула крылья. Винсент болезненно поморщился и легко провёл ладонью перед лицом вампирши, будто стирал грим. Тень потянулась за его пальцами, и Избранный отбросил её, как шёлковый платок.

— Не надо этого, — мягко сказал Винсент. — Не обращайся… больше.

Юноша запнулся на последнем слове. Он пошатнулся и упал бы, но Мира подхватила его, и они опустились на колени. Её руки зашарили по его одежде… Не может быть! Кинжал чист и на одежде нет крови! Только… что это?!

Мира нашла маленький разрез на его сюртуке, точно против сердца. Размер его соответствовал лезвию кинжала, края разреза серебрились. Она быстро расстегнула сюртук и ахнула. На рубашке пятно странной серебристой жидкости. Точно расплавленное серебро… Но это кровь! Кровь Избранного!

Её руки задрожали, но Мира расстегнула и рубашку. Винсент коснулся своей раны. Его лицо исказилось сначала удивлением, затем ужасом. Потом Винсент на мгновение закрыл глаза… и открыл их уже потусторонне-спокойным.

— Скажи Латэ, что Дар теперь чист. Проклятие Алитера уничтожено, — ровно сказал он.

— Ох, молчи! — Мира попыталась зажать рану и вскрикнула от боли, когда её пальцы коснулись сияющей крови. Винсент начинал задыхаться. Его сердце билось всё тише, всё глуше, кровь глупо, бесполезно выливалась из разрезанных сосудов, сдавливала его лёгкие и раненое сердце.

Вампирша заставила юношу сесть, опереться спиной на неё. Винсент сначала не подчинялся, но едва его голова коснулась её плеча, он обмяк и успокоено вздохнул. Мира отвернулась. Стиснула зубы, чтобы не закричать от отчаяния, лбом уткнулась в дерево, в твёрдую, каменную от холода кору.

— Линда. Была. Не права, — Винсент вновь заговорил. Он глотал воздух, как воду, и выплёвывал краткие слова. Серебристая кровь пузырилась на его губах. — Но. И я тоже. Был не прав. Сила и во мне, и в вас. Теперь я, наконец, понял, как…

Мира ждала продолжения фразы, но его не последовало. Избранный по-детски светло улыбнулся и зашептал:

— Помнишь? Пройди по тонкому лучу…

— Ты сошёл с ума…

Винсент схватил её за руку, и Мира почувствовала знакомый колющий озноб от соприкосновения с Даром. Но боли, как от сотен молний, не последовало, ей вдруг пригрезилось: их руки связала тонкая, светлая нить.

— Пройди… по светлому мечу…

Избранный с неожиданной силой прижал её голые пальцы к ране. Мира опять вскрикнула. Но обжигающая боль скоро обратилась мягким теплом, и что-то — она почувствовала — разрубило внутри неё какой-то узел. Ошеломлённо и радостно улыбаясь, она накрыла руку Винсента своей, и улыбка погасла. Вампирша вздрогнула и открыла глаза. Пальцы юноши были ледяными: жизнь оставила их. Его глаза то тускнели, то взгляд их вновь становился пронзительно-сосредоточенным. Избранный держался в сознании немыслимым усилием воли.

— Винсент, прошу тебя, береги силы! — сквозь слёзы взмолилась Мира.

— Нет. Сейчас. Умойся звёздным дождём…

Что это? Звездопад! Все звёзды обрушились с неба на землю, как в последнюю ночь мира — ночь исполнения всех желаний! Всё утонуло в свете мириадов солнц. И carere morte не исчезла в этом свете. Мира узнала его: то был свет её жизни, так глупо отброшенной в момент обращения. И, когда она поняла это, она ясно увидела проклятие — отделённым. Это была… всего лишь тень, цепляющаяся за её ноги.

— Оденься грозным огнём! — беззвучно проговорила она вслед за Избранным.

Жар охватил тело. То сгорала связь с проклятием, и тень слабела, отделялась. Она заколыхалась под налетевшим откуда-то ветром: сейчас оторвётся и унесётся прочь. Что это бьётся так уверенно, стуком утверждая бытие? Так мерно и часто, как сердце смертной?

Мира тряхнула головой, отгоняя видение, и заставила себя вернуться в реальность. Последние силы оставляли Винсента. Смерть завладела его телом — оно конвульсивно дёргалось. Избранный смотрел ей прямо в глаза, но Мира поняла: он уже видит лишь черноту.

— Не уходи! — взмолилась она. — Не надо мне исцеления. Я не стану жить без тебя! Я не буду живой без тебя… Не уходи! Что мне сделать, чтобы ты жил?! Винсент, Винсент!

Избранный улыбнулся, и, хотя в его глазах чернела боль, это была светлая улыбка:

— Там. На мосту. Над рекой, текущей вспять…

Серебристая жидкость хлынула у него изо рта, тело вновь задёргалось. Стараясь унять эту страшную дрожь, Мира прижала юношу к себе, словно мать ребёнка, и покачивала в объятиях, баюкала, пока он не затих. Тогда она осторожно, будто уснувшего, положила его головой себе на колени.

Винсент был мёртв. Теперь просто длинная, нескладная, соломенноволосая кукла. Улыбка, витавшая на его губах за мгновение до смерти, обернулась ужасным оскалом. Серый драгоценный камень глаз загадочно поблёскивал из-под полуприкрытых ресниц… — даже смерть не затуманила взор Избранного! Сияние уходило из его крови: темнели губы и рубашка, и на лезвии кинжала у рукояти проступила полоска засохшей крови — обычной, красной, страшной человеческой крови.

Повинуясь порыву, Мира горячо обняла Винсента, прижала к себе, будто её воскресшее сердце могло разбудить его замершее.

— Вернись, — тихо позвала она. — Вернись! Мой Винсент, вернись ко мне!

Но смерть не уходила. Она, carere morte, чувствовала Её здесь. Бессмертные звёзды холодно, равнодушно следили сверху. Деревья стояли стражами, укрывая таинство от чужих глаз, и чёрными тенями под ними стояли carere morte Дэви. Может быть, узревшие чистый Дар, они мечтали сейчас о том же чуде, что и Мира…

А она больше не могла ничего говорить, только рыдала, прижав к себе своего драгоценного и раскачиваясь, как сумасшедшая. Зачем, зачем оно бьётся, её мёртвое сердце?! Одно…

— …Её сердце бьётся. Что это значит, Господин? — со страхом спросила Сесилия. — Дар Избранного исцелил её? Она смертная теперь?! Я плохо вижу.

Дэви терзали те же вопросы. Приняв решение не мешать исцелению, он застыл — мраморная статуя с больно колотящим, грозящим разнести каменное тело на куски сердцем. Он был осуждённый, слушающий свой приговор. Избранный слабеющим голосом шептал старое заклинание о луче, мече и звездопаде своей вампирше, и Дэви являлась картинка памяти: его смертная жена, шепчущая эти слова, наивно пытающаяся сжечь проклятие супруга водой из источника Донума…

Королева-ночь, угодная Бездне, отвесила ему одну за другой две оплеухи. Р-раз! — слабый смертный догадался, как уничтожить бессмертный дух Алитера, который сам Владыка считал неуничтожимым. Два! — смертный попытался исцелить carere morte, не дикарку, недалеко ушедшую от людей — Бессмертную, богиню, способную создавать кукол!

"Бездна! Неужели есть что-то, сильнее Тебя, неужели Ты уступишь сейчас, уступишь жалкому смертному?!"

Свет Дара разрастался. Дэви уже не мог понять, источает это сияние кровь Избранного или свет исходит от всей его фигуры. Когда лучи коснулись вампира, биение его сердца стало ещё более болезненным и… другим. Carere morte были в шаге от исцеления. Молодые Адам и Гелер сделали шаг к Избранному, Калькары, наоборот, отступили. Дэви оставался на месте.

"Что скажешь теперь, Бездна? Что это: Ты молчишь? Как страшно ты молчишь!"

Если Она уступит, если Она окажется слабее, — значит, всё, чему он служит и чему учит бессмертных, всё — ложь и прах. Если Избранный исцелит лишённую смерти — они, бессмертные, больше не боги. Они — нелепые, смешные, закосневшие в ложных убеждениях больные. Сумасшедшие!

В глазах Магнуса, многократно отражённых глазах Сесилии метался ужас. Калькары молили Владыку прекратить спектакль, но Дэви не подпустил никого к Избранному и исцеляемой им. Он точно также боялся их общего приговора, но хотел выслушать его до конца! Хуже всего недосказанность, незавершённость. Вот, свет Дара угас…

— Господин! — снова взвизгнула Сесилия, и Дэви вздрогнул, машинально двинулся к молодой вампирше. Холодный ветер, поднятый его широкой одеждой, тронул волосы Миры, и она очнулась. Оставив Избранного, вампирша взвилась вверх, вцепилась в лицо Дэви своими смешными коготками. Он ухватил её за запястья, швырнул на землю.

— Спокойнее, Бессмертная, спокойнее! Разве я виноват в его смерти? Тихо, тихо…

Мира рухнула обратно, он опустился рядом с ней, зачем-то погладил по волосам, щеке. Другая его рука заскользила по снегу, отыскала серебряный кинжал. Владыка снова схватил вампиршу за руку, и глаза Миры сузились: она увидела серебро:

— Пришёл убить меня?

— Спокойно! — Дэви сжал покрепче её пальцы и уколол один остриём кинжала. Затем он дал капле крови стечь по лезвию.

Кровь Миры оставила на серебре различимый чёрный след. Владыка вздохнул: наметилась отсрочка приговора.

— Мира Вако всё ещё carere morte! — объявил Дэви, отпустив Миру и повернувшись к свите. Он надел маску и засмеялся. И Мира вздрогнула и сжалась за его спиной: ей показалось, что засмеялась Бездна… Но Дэви только лишь радовался. Хотя к его радости примешивалась горечь.

— Он не исцелил её. Его Дар оказался слаб! — воскликнула Сесилия. Владыка печально качнул головой.

— Нет! Ему просто не хватило времени, — промолвил он. — Теперь уходим.

— Кинжал… — Адам щурился, скрывая замешательство. — Почему никто не отнял у Линтера второй кинжал?

Дэви повертел в пальцах кинжальчик, что забрал в качестве сувенира.

— Знакомое серебро, да, Митто? Но интересно не то, почему у Избранного оказалось при себе оружие, а то, какое это было оружие! Простой посеребрённый кинжал охотника не смог бы уничтожить проклятие Алитера. Оно слишком велико для ничтожных пылинок серебра. С Алитером мог бы справиться, пожалуй, только кинжал из чистого металла. И он был у Избранного! Откуда же? Полагаю, он вынул его из куклы, что смертные по моему приказу оставили в этом парке. Кинжал в затылок куклы всадил ты, Адам. А дал тебе его — я… Почему я выбрал именно его? Ещё в "Тени Стража", вскоре после визита леди Диос, я зашёл в зал с оружием, и этот кинжал вдруг так заманчиво блеснул в лунном свете… Бездумно, я захватил его с собой в столицу. Кто направлял меня?

— Бездна? — несколько неуверенно предположил слуга.

— Я уже не знаю… — обескуражено вздохнул Владыка.

Бездне ли принадлежала эта ночь? Или не ей, а старому её противнику — Бытию? Дэви привык спокойно принимать поражения — ведь, в конце концов, все они оборачивались для него победой — нужно было просто подождать, пока Бездна возьмёт дело в свои руки. Но в этот раз всё шло не так, как должно…

— Это ещё не поражение. Теперь у нас есть глашатай Бездны, — произнёс Владыка, успокаивая carere morte, и тепло поглядел на юную охотницу, неподвижно сидевшую у дерева. — Мы спросим у неё.

Вампиры взмыли вверх, Дэви чуть помедлил, он обернулся на Миру.

— Я хотел казнить тебя, вампирша, опозорившая род Вако! — крикнул он. — Но я помилую тебя! Бездна оставила тебя бессмертной, оставила для служения, неведомого мне. Живи же! Я думаю, теперь ты запомнишь: посмевшие бороться с сутью своей, неизбежно проигрывают. Так-то, carere morte!

Дэви отвернулся, быстрым шагом пошёл навстречу охотнице, Лире Диос. Он улыбнулся ей, хотя она не могла увидеть улыбку под маской. Девушка встала. Не с радостью, лишь с безумием во взгляде.

Он подхватил её и вознёс за собой, на небо…