Любовь, как тыквенная пряность

Глава 18

Ник

— Что тебе сейчас нужно? — спрашивает меня Лорен, когда мы выходим из кафе Калеба, и успокаивающе сжимает мою руку. Я смотрю на нее, не совсем понимая вопрос. — Подруга? Твой парень? Или чтобы тебя оставили в покое? — уточняет она, и тут до меня доходит.

— Я... не знаю, — говорю я ей и выпускаю долгий, глубокий вдох. Как только Джей вышел из кафе Калеба, меня, словно цунами, накрыла волна усталости. — Сейчас мне нужно не решать, что мне нужно, если ты понимаешь, о чем я.

— Я ее провожу, — предлагает Генри, и Лорен останавливается перед нами. Ее взгляд перескакивает с Генри, который обнимает меня за талию, на Дженсена, остановившегося передо мной, а затем снова на меня. Внезапно ее взгляд смягчается.

— Очень надеюсь, что так и будет. — Она подходит ближе, чтобы быстро обнять меня, а затем берет Кирана под руку, и они уходят, шепчась и слегка пританцовывая.

— Когда они стали лучшими друзьями? — я указываю на них, сбитая с толку. Генри пожимает плечами.

— Наверное, где-то между ночным кормлением Тыковки и поиском Корицы, — шутит он. — Думаю, они оба часто тусуются у Калеба. Наверное, тогда.

— Хм. — Я глубоко вдыхаю прохладный вечерний воздух. Солнце садится, небо безоблачное, бледно-оранжевое.

— Давай я тебя отвезу? — спрашивает Генри, и я поднимаю на него взгляд. Между его бровями появляется небольшая морщинка, беспокойство омрачает его обычно гладкое, очаровательное лицо.

Уф. Беспокойство ему идет. Досадно, но идет.

— Я не собираюсь срываться, — быстро заверяю я его, но позволяю ему проводить меня к его машине. Хорошо, что мы ехали сюда на машине Лорен. — Не могу сказать, что было легко увидеться с ним, но у меня было два месяца, много мороженого и грустных песен, чтобы справиться с этой изменой. Нервный срыв остался позади.

— Это все равно много для одного дня, — замечает он, и искренность в его голосе окутывает меня, как теплое одеяло, заставляя меня резко вдохнуть. — Ничего страшного, если не все в порядке.

Я сглатываю комок, внезапно образовавшийся в горле, и пристально смотрю на беседку напротив, пытаясь не расплакаться. Эта очаровательная маленькая постройка, словно из фильма «Холлмарк», выглядывает из-за деревьев, будто подслушивая мой внутренний конфликт.

Это застает меня врасплох. После всей жизни, проведенной под лозунгами «возьми себя в руки» или «перестань ныть», кто-то говорит это мягким, искренним тоном, не требуя от меня быть сильной, обаятельной или чего-то еще, кроме как погрустить мгновение. И это сбивает меня с толку.

Никакого озарения, никакого хора ангелов, появляющегося из ниоткуда. Только скачущие мысли и борьба с желанием разрыдаться. Я понимаю, что впервые кому-то, кроме Лорен, есть до меня дело.

Эта маленькая мысль занимает мой мозг, и я держусь за нее, как будто она может испариться, пока мы не доедем до моего дома.

— Извини, что тебе всегда приходится специально ехать не по пути, — шепчу я. Но прежде чем последнее слово слетает с моих губ, Генри берет меня за подбородок и нежно, но уверенно поворачивает мое лицо к себе.

— Это не «не по пути», — твердо говорит он тихим и решительным голосом. Его глаза сканируют мои, ища ответ на невысказанный вопрос. — Ник, это самый минимум. Но ты должна довериться мне. Расскажи мне, что происходит, чтобы я мог помочь. Даже если это означает просто быть рядом с тобой, пока ты погружаешься в эмоциональную лужу.

— Я не хочу быть обузой, — слабо протестую я, пытаясь отвести взгляд, но он мягко поворачивает мое лицо к себе.

— Ты не обуза.

Три слова.

Три нелепых, банальных, но потрясающих слова. Они бьют сильнее, чем кулак, выбивая воздух из моих легких самым лучшим образом.

— Но что, если однажды ты проснешься, а я стану обузой? — спрашиваю я, и мой голос срывается. Он выдыхает и наклоняет голову, приподняв брови, а я готовлюсь к любящему наставлению.

— Значит ли это, что ты думаешь, что однажды я могу внезапно стать одним из них? — Его голос спокоен, но резок. И правда? Если бы мы не переживали такой глубокий момент, это поднятие бровей могло бы быть неприлично сексуальным.

— Нет. Нет, конечно, нет, — быстро отвечаю я, облегченно вздохнув, когда его страдальческое выражение лица исчезает.

— Видишь? — спрашивает он, теперь почти с улыбкой. — Тогда с чего бы мне, черт возьми, думать, что ты такая? Давай, поехали домой.

Оказавшись внутри, он заставляет меня возиться с животными, пока он готовит ужин. Когда я пытаюсь зайти и спросить, чем могу помочь, он тут же отправляет меня обратно в гостиную.

Но мне не по себе.

Я хочу, чтобы они ушли, но в голове продолжают звучать голоса Джея и моей семьи. Я не могла удержаться, чтобы не прослушать их голосовые сообщения, когда мне нужно было напомнить себе, что уйти и избавиться от них — мой единственный выход для счастливой жизни.

— Ты должна быть выше этого.

— Ты самый эгоистичный человек, которого я знаю. Это не такая уж большая проблема. Ты разрушаешь семью!

— Не могу поверить, что ты игнорируешь свою родную сестру. Тебе пора повзрослеть.

Тыковка и Корица прекрасно проводят время, кувыркаясь по гостиной, как будто это их личный батутный зал. Тем временем Дженсен Эклс дремлет у окна, впитывая последние солнечные лучи, словно пытаясь запастись ими на зиму.

К тому времени, когда Генри заканчивает готовить ужин, все трое уже перебрались на диван. Корица дремлет у меня на коленях. Тыковка свернулась калачиком в кармане моего кардигана, облюбовав его как свое новое гнездышко. Дженсен тихонько похрапывает у моих ног.

У меня почти не хватает духу их сдвинуть. Они выглядят такими умиротворенными, как будто их уложили для маленького семейного портрета с пушистыми животными. Но в конце концов мой желудок урчит громче моей совести. Поэтому я осторожно перекладываю кошек на диван, высвобождаю ноги из-под теплого, тяжелого тела Дженсена и направляюсь на кухню.

Мы едим в тишине, но это приятная тишина. И, боже, он невероятно хорошо готовит. Есть ли что-нибудь, чего этот мужчина не умеет делать?

Это не та тишина, которую я знала в детстве, та, которая ранила, заставляла меня чувствовать себя невидимой. Тогда тишина означала дистанцию, означала, что я сказала что-то не то или лучше бы вообще ничего не говорила.

Каждая моя маленькая победа отбрасывалась в сторону из-за чего-то несерьезного, что сделала моя сестра. Я всегда была на несколько шагов позади в гонке, в которой даже не участвовала.

Но это... это другое. Это молчание окутывает нас, как мягкое одеяло. Никакого напряжения, никакого давления, чтобы заполнить воздух. Просто два человека, впитывающие день, бок о бок перебирая свои мысли.

Это такая тишина, в которой хочется жить. Такая, в которой чувствуешь себя как дома.

Пока вдруг стакан не падает со стойки и не заставляет нас вздрогнуть.

— Что это, черт возьми, было? — спрашивает Генри, схватившись за грудь и растерянно оглядываясь по сторонам.

— О, это Хаос, — я пожимаю плечами и встаю, чтобы поставить наши тарелки в посудомоечную машину. — Она обожает сбрасывать стаканы с кухонного острова. Это ее фишка.

— Ты шутишь, да? — он смотрит на меня широко раскрытыми глазами и с открытым ртом.

— Вовсе нет. — Я смеюсь и поднимаю стакан. По какой-то загадочной причине он разбился всего на две части, а не на гору острых осколков, которые могли бы поранить лапу любому живому существу. Как заботливо.

Я вытираю пролитую воду и убираю все стеклянные предметы подальше от края, на случай, если она еще не закончила.

— Она вечно сбрасывает вещи со столешницы. Я бы была осторожнее с твоими очками, которые лежат вон там. — Он сразу же вскакивает, чтобы переместить их в середину кухонного острова.

— Что... — Он внезапно поворачивается, лихорадочно оглядываясь.

— Ха! — я указываю на него пальцем. — Ты мне не поверил, но она же трется об твои икры, правда?

Его глаза расширяются, а рот открывается, когда он в шоке смотрит на меня.

— Для ясности, я тебе не верил. Но откуда ты знаешь?

— Потому что я уже некоторое время живу с ней, — объясняю я с улыбкой и накладываю кошачий корм для своих живых питомцев. — У меня в шкафу есть немного собачьего корма, вон там. — Я указываю направо, и он направляется туда, хотя и бросает настороженный взгляд туда, где, по его мнению, скрывается Хаос. Он кладет еду для Дженсена, и, конечно же, в тот момент, когда первый пакетик с хрустом открывается, все они врываются в кухню с силой пушистой стаи на задании.

Тыковка теперь достаточно большая, чтобы есть обычный кошачий корм. И хотя она по-прежнему любит будить меня посреди ночи, потому что думает, что голодна, моя жизнь стала гораздо спокойнее. Неудивительно, что мой бывший появился сейчас, чтобы нарушить мой покой, который я создала для себя, своими непредсказуемыми идеями.

— Итак, — начинает он, поворачиваясь с дивана и подтягивая ногу, чтобы лучше видеть меня. — Что это за история с кредиткой?

— Точно. — Я делаю глубокий вдох и сжимаю переносицу. Хотелось бы, чтобы это был какой-то дурацкий сон, но я постепенно теряю надежду. — После того, как я ушла из твоей клиники, мне позвонил мой финансовый консультант. Она сказала, что кто-то открыл кредитные карты на мое имя, и хотела убедиться, что это не я. Как только она об этом узнала, она заблокировала все карты. Думаю, именно поэтому Джей появился здесь: я перекрыла ему денежный кран. Правда, не знаю, как он узнал, где я сейчас живу. — Я закатываю глаза, но внутри меня кипит гнев. — После этого звонка я пошла к Эрику и написала заявление в полицию. Я почти уверена, что моя сестра как-то причастна к этому, но пока нет доказательств. Надеюсь, она не появится здесь. — Я скрещиваю руки на груди. — Честно говоря, если бы она исчезла навсегда, я бы устроила вечеринку. Праздничные колпаки. Торт. Конфетти. Возможно, даже парад. Хотя, оглядываясь назад, я не могу не быть благодарной ей за то, что она показала мне, кем является Джей на самом деле.

Я хочу оставить все как есть, но краем глаза замечаю, как он пристально смотрит на меня, так заинтересованно, что слова вырываются из меня.

— Знаешь, она должна была быть единственным ребенком. Родители, да и она сама, ясно дали мне это понять с самого детства. А потом одна безрассудная ночь, слишком много вина и... сюрприз! Девять месяцев спустя появилась я.

Он нежно распутывает мои руки, беря мою руку в свою. Он целует ее тыльную сторону, мягко и успокаивающе.

— Я всегда мешалась под ногами, — тихо говорю я. — Слишком громкая. Слишком скучная. Слишком я. Может, поэтому я превратилась в эту эмоционально зажатую болтушку. — Я пытаюсь рассмеяться и разрядить внезапно возникшее напряжение в воздухе, но смех выходит слабым. Он не смеется, лишь крепко сжимает мою руку, успокаивая.

Я смотрю на наши руки, его большой палец медленно рисует круги на моей коже, как будто он пытается утихомирить бушующую под ней бурю.

— Мое счастье каким-то образом их оскорбляло. Любой проблеск радости был для них личным расстройством. Я думала, что переезд решит эту проблему. Думала, что собственная жизнь позволит мне наконец дышать, наконец-то быть увиденной.

Я с трудом сглатываю, голос теперь дрожит.

— А потом я начала карьеру актрисы. Это было средством для достижения цели, тем, в чем я была хороша. Это стало способом зарабатывать деньги и уехать из того токсичного дома, но вдруг все изменилось. Вдруг меня не просто терпели, я стала впечатляющей. Желанной. Люди хотели видеть меня рядом. Я думала, что, может быть, мои родители наконец-то тоже меня увидят. Может быть, они даже будут мной гордиться.

Я быстро моргаю, но слезы все равно льются — эти неверные гады — и я смахиваю их чуть сильнее, чем следовало бы.

— Но в конечном счете дружба в шоу-бизнесе поверхностна. В какой-то момент я стала недоверчивой, потому что у всех, кого я встречала, были какие-то скрытые мотивы. В какой-то момент многие забыли, что Ник Дункан — реальный человек, а не просто средство для достижения цели.

Я делаю глубокий вдох.

— В любом случае, ты, наверное, догадываешься, что моя так называемая семья не была исключением. Они вели себя мило, хвастались мной перед друзьями, как будто я добилась успеха благодаря, а не вопреки им. Они делали это ровно до тех пор, пока я не потеряла надежду. А потом все рухнуло, когда я застала Джея и мою сестру, шепчущихся о своей взаимной неприязни ко мне и строящих планы по краже моих денег во время того, что должно было быть нашей помолвкой.

Я делаю паузу, глубоко вдыхая воздух, который, кажется, царапает ребра.

— Лорен вытащила меня оттуда. У меня было несколько срывов, но потом я взяла себя в руки. Лорен нашла особняки на берегу озера, и я переехала, уехала подальше. И... ну, остальное ты уже знаешь.

Наконец, я поднимаю взгляд. И впервые мне не нужно готовиться к тому, что я могу прочитать в чьих-то глазах.

— Мне жаль. Уверена, ты думал, что найдешь себе простую девушку, а вместо этого выбрал ту, у которой проблемы с самооценкой на высшем уровне и целый вагон эмоционального багажа.

— И я бы не хотел, чтобы было иначе, — уверяет он меня и поднимает руку. Я тут же прижимаюсь к нему ближе, пока он не опускает руку мне на плечи, и ее успокаивающая тяжесть притягивает меня к нему, и он прижимается губами к моему лбу.

— А что, если меня станет слишком много? Я… как буря. Разрушаю все вокруг себя.

— Тогда я стану горой. Ты не сможешь сдуть меня, ты не сможешь сбить меня с ног. Я всегда буду рядом.