Проклятие зверя: 3 дочь, 13 невеста

Глава 21

Рагнар

Думал, всё, потерял себя, пока скитался по ничейным землям, больше и больше в Зверя обращаясь. Смерть искал, потому драк с Дикими не избегал, вернее, сам упорно выслеживал и в месиво лез.

Себя убеждал, что защищал свои земли от посягательств Пришлых, а на деле… в каждую схватку вступал, мечтая сдохнуть. Но сколько бы не бился, сколько бы не ждал смерти, допуская опасные раны, боль телесная не притупляла боли душевной — долго ещё перед глазами Славка стояла. Лицо её зарёванное, губы припухшие — их вкус сладкий до сих пор ощущал как наяву. И взгляд её с поволокой желания, который сменился обидой и злостью решительной.

Ненавидел себя с тех пор, потому и смерти искал. Не имел права на вольности свои. Не смел ей повод давать думать О НАС!

А я маху дал, прокололся где-то. Видать много любезничал и говорил: много душу изливал, слушал и мало рычал, прогонял. Вот и решила, что я нарушу закон стаи ради неё, а для меня слово Альфы — закон! В двойне! Потому что Альфа — мой отец!

Вбивал это в башку свою глупую. Вдалбливал, напоминал, через боль и самоистязание, но суть Зверя ощериваться всё больше этому начинала, выпячивая на поверхность свою животную слабость… Бежать за сучкой вкусной, а не жить умом. Поддаваться похоти звериной, а не руководствоваться людскими правилами и понятиями.

Я человек и волк! Мне сложнее, ибо чувствую острее, хочу сильнее, нуждаюсь больше. Во мне две сущности и им обоим горит взять ту, кто отзывается на их призыв; ту, чей призыв доводит до сумасшествия… Подмять под себя, наплевав на последствия, ибо моя жизнь там, где она, а не где стая… Моё сердце с ней, а не в стае.

Лишь она соединяет во мне две сущности в одну, лишь она управляет ими… обоими! И горе нам, ежели не удержу их…

А того боялся, сколько бы не твердил обратного. Ежели раньше срока девица чести лишится — ждала её участь кровавая и жестокая. И нет тут разницы с человеком нагрешит, аль со Зверем…

Вот бы и что мне с того? И так ей смерть близкая, и так, но сердце неистово колотилось в груди, в жажде дикой участь незавидную оттянуть. Ещё чуть-чуть побыть со Славкой. Ей дать свободой чуток подышать. И мне ЕЙ подышать, пусть издалека… раз она не желала меня больше видеть.

И это правильно. Всё верно рассудила.

Искренность её, запах… ярость… едва Зверя моего не спровоцировали. И доверчивость Славушки манила… Губы её — лакомство сочное. Полные… для поцелуя приоткрытые и глаза её огромные…

Ох и непросто стало с ней. А опосля поцелуя так и подавно. Теперь при встрече только о том бы и думал — и о том, как завершить начатое.

Ненавидел себя с тех пор. Ненавидел и смерти искал. Лучше так, чем в агонии мучиться. Лучше быстрее умереть и не истязать себя ни мыслями, ни действиями бестолковыми. И ей больше голову дурить не стану — права она в своей злости и обиде на меня.

Дал повод, подкрепил своими воздыханиями и добил своей похотью…

Потому и бродил по землям ничейным.

Думал…

Зверя в себе усмирял, а кровь неспокойная жизни не давала, ещё бы чуть-чуть… одичал, но к жизни воротился, когда с очередной парой одичалых столкнулся. Они как раз топтались близ границы.

Драка тяжко далась. Вырубился аккурат с хрустом шейных позвонков последнего противника. Очнулся уже затемно… Еле поднялся на дрожащие лапы и только мысль, что ещё хочу увидеть живой Славку и сделать всё, чтобы она стала свободной, толкнула меня домой.

Правда, где он, сыскать не мог: запахи путались, глаза обманывали, слух подводил… Так бы и плутал, но зов Славки уловил: «Рагнар!» «Ра-а-а-а-агна-а-ар! Верни-и-и-ись!»

Встряхнул башкой, прогоняя наваждение, но глас вновь повторился. Я опять мотнул головой, смаргивая морок колдовского леса и пошёл… Лапы заплетались, в голове кровь яростно долбилась, но я, не помня себя, шёл на глас моей отражённой. Моей человечки, моей Славушки…

Как добрался до дому, не ведал — сознание часто упархивало, я проваливался в небытие, но упорно из него вырывался…

Я был обязан жить, покуда моя девочка жива, а потом… потом уже будет всё равно.

В себя приходил тяжко. Тело болело, кости скрипели. Я перетерпливал боль и тошноту, день за днём сражаясь со смертью. Темнота давила, иногда тишина оглушала, и лишь бой одичалого сердца заставлял возвращаться к живым.

Славушка — человечка, ставшая смыслом и глотком и дозой, необходимой, обязательной, самой жизнью… Это понял, когда она из жертвы и подопечной обратилась в Луну, но ходя по гран, я с точностью осознал свою привязанность к слабому существу. И я бы… отдал свою силу ей, ежели б это было возможно. Я бы отдал жизнь ради того, чтобы она жила…

И потому распахнул глаза — в жажде увидеть ту, ради которой вернулся. Услышать ту, из-за кого был готов на отступничество. Ибо моя жизнь там, где Славушка! Мой дом там, где Славка! А стало быть и моя смерть пусть случится рядом с ней!

Кровавые мухи всё ещё мелькали перед сонливыми глазами, в теле тягучая боль расползалась, горло сушило и пить хотелось до хрипоты.

— Рагнар, — надо мной склонилась встревоженная Иррэ. — Очнулся, — выдохнула счастливо и торопливо к губам чашку с водой приложила.

Я жадно пил, прислушиваясь к звукам и запахам, но желаемого не было.

— Сколько, — еле разлепил сухие губы, — я тут?

— Седмицу уже, — пробормотала Иррэ, присев на край скамьи, на которой я лежал.

Семь дней?..

Дёрнулся в безотчётном порыве немедля встать…

— Куда? — Иррэ недовольно сверкнула глазами, лоб прорезала упрямая морщинка:

— Опять к ней помчишься?

— Не начинай, — буркнул, скрипнув зубами.

— Ты совсем с ума сошёл! Совсем Зверя не сдерживаешь…

— Ежели б не сдерживал, давно бы мёртв был, — одёрнул невесту.

— И так мёртв! — припечатала гневно и поспешно встала. — Не сейчас, так завтра. Не завтра, так через седмицу… аль месяц, полгода… год… — выговаривала, чеканя слова. — Гона нам не пережить точно, ведь девка твоя на нём будет!

— Не девка…

— Девка! — огрызнулась Иррэ. — И я молюсь, чтобы это закончилось как можно быстрее. Твои мучения, мои, её… — моя пара страдала не меньше моего, и это убивало. — Пусть Альфа её в этот гон поставит, — метнула взгляд на меня через плечо. — Ежели я не могу её убить — пусть Вагр наконец это сделает.

Вот теперь мне убить захотелось Иррэ за эти слова, но я понимал её боль.

— Спи, — напоследок бросила пара, — силы тебе нужны… — и вышла, дверью скрипуче хлопнув. Права невеста. Глаза смежил — немного отоспаться надобно, чтобы силы воротились. Славка ещё жива. Чуть выдохнул.

И я жив… стало быть, есть у нас ещё время пожить…

А немного оклемался, тотчас в село побежал. К Славушке не приближался — следил за ней издали. И радовался мелким победам, кои отмечал каждый раз, даже ежели она их не видала и не понимала. А ещё охранял, от своих и чужих — гонял прочь, ежели приближались к ней, пока она в лесу одиноко тренировалась.

Никому не позволял нарушать её покой…

— Тебя брат искал, — тихим укором обронила Иррэ, только домой воротился. Ничего не ответил, работать пошёл по хозяйству, давно пара говорила, что надобно помочь.

Допоздна крутился в лагере и даже с отцом поговорил за селение, невест. Сам не заметил, как некоторые свои мысли высказал, кои обдумывал ещё, но под пристальным взором отца выложил как на духу.

Альфа задумчиво выслушал:

— Добро, пробуй, только не забудь о близком гоне, не угробь девок до срока — женихи не простят. Да и больно ценный товар, чтобы на нём пробы ставить бездумно.

Кивнул в пол и в резервацию поспешил, дать указания новые.

Домой поздней ночью примчался. И любил Иррэ яростней, чем когда бы то ни было.

— Опять у неё был? — прошелестела пара, только пыл поумерил, да рядом лёг, в потолок глядючи.

— Слышишь, Рагнар? — лицо моё ладошками обхватила, склоняясь близко и в губы дыша: — Был у неё?

— Не у неё…

— Думаешь не отличаю того? — перебила Иррэ с укором ревностным. — Ты же смурной всё время, ежели от неё прибегаешь, — выговаривала обиженно и с чувством. — Неужто не понимаешь, беде быть, ежели прознает Альфа и братец твой о болезни твоей! Не сносить тебе головы…

— С чего вдруг? — вырвался из рук невесты. Со скамьи встал торопливо, обуреваемый негодованием.

— Да ты уже пропах ей! — взывала к разуму Иррэ. От обиды и ревности. И ведь понимал, что права она. Да что с собой поделать? Ноги сами несли к человечке…

— Спасает тебя лишь то, что не в стае мы живём, а на краю селения, да и Вагр редко с тобой сталкивается. Отец мало обращается, а так бы…

— Чиста она, — рыкнул я, мечтая разговор закрыть. — Неужто думаешь, я бы посмел? — зло взяло на Иррэ, что подумать смела обо мне в таком ключе.

— Тогда, — запнулась невеста в расстерянности, — зачем к ней ходишь? — дрогнул голос в недоумении.

— Выживать её учу, — признался ровно, — чтобы брату не так просто досталась.

Это была правда… отчасти… и для убеждения себя же. Верил в то до последнего.

— Да и сама видала, — уличительно оглянулся, грозным взглядом пригвоздив, — нет меж нами ничего! — отрезал сурово.

Замялась невеста, пойманная на подозрительности.

— Неужто думала, не учую я твоего хвоста? — извернул ревность бабскую да упрёком кинул Иррэ.

— Что ж мне тихо дома сидеть и тебя выжидать? — огрызнулась пара.

— А я не неволю. К себе не привязывал. Думал по обоюдному согласию…

— Так и есть, — горячо заверила невеста, испугавшись чего-то постель покинула, да на грудь мою бросилась:

— Ты ж… жизнь моя, Рагнар! — всхлипнула удушливо, слезами травя. — Я же своих ослушалась — тебя выбрала…

Покорёбило то. Не требовал — сама решила и пришла. Не просил — осталась. Не осуждал никогда. Даже вопроса не поднимал, а вот теперь тяжко на душе стало. Всем хороша невеста — всем годна: и любила так, что хватало этого чувства за двоих.

Раньше….

И благодарен ей был: что не требовала большего, довольствовалась тем, что давал. И готова была с ним участь делить любую — даже изгоя.

Знал, что любила

Знал, что ждала.

Знал, что молчала и терпела мои выходки.

Потому и не гнал.

Неправильно себя вёл, недостойно, но спасала она от глупых, опрометчивых поступков, коих наделал бы с одиночества и неутолённого желания.

А так… подруга под рукой. Безотказна и покладиста. Потому и убеждал себя, что скоро закончится сумасшествие, и я женюсь на Иррэ.

А вот сейчас тошно стало. От себя… от неё… от слабости своей, низости, подлости.

И от услужливости и угодливости Иррэ.

— Не уходи, — бросилась в ноги, обвив руками, точно хомутами бочку. — Не ходи, молю…

— Ты что творишь? — зло взяло пуще. За запястья схватил, разрывая плен.

— Прошу, — вскинула на меня глаза, полные слёз Иррэ. И меня пронзило жуткой мыслью:

— Ты что наделала? — я дышал рывками, сердце болезненно колотилось в груди.

— Знаешь ведь, не осмелилась бы, — рьяно замотала головой невеста. — А Навера… сильнее и мстительней, — шумно выдохнула, понимая, ежели не скажет по-хорошему, я выдолбаю правду, не из неё, так из других, и ей опосля только хуже будет.

Рывком вверх дёрнул Иррэ, яростно в глаза глядя:

— Что она задумала?

— Вагр… — запинаясь на словах, бормотала невеста, — он Наверу припугнул, что заменит новой парой. Человечкой. И ежели она не смирится с другой женой… Ей не быть его…

Толчком отшвырнул Иррэ прочь, да волком оборачиваясь, дверь дома вышиб. Вырвался из удушливого плена уюта и тепла, и помчался Зверем, ветер глотать. Душа в клочья разлеталась от безжалостных мыслей… Срок гона приближался, но ежели опоздаю, не видать его Славке!

Славушка

Месяц этот не жила, бродила и скиталась. Выла молча от боли и тоски, ощущая холод душевный. Сердечко обиженно отбивало то негодование, то злость, то смирение… но не прощу Рагнара. Не теперь! Прав он — ежели прознает кто, что он со мной вошкается, вопросов будет тьма, а они могут к недоброму привести. Уж не раз о том думала, да силы не находила отказаться от его помощи.

И каждый раз заново умирала только от мысли, что больше не свидимся с другом близким. Пусть он себя таковым не считал, пусть специально мне навязался в наставники, не от благих побуждений, а ради досадить брату, но сердечку глупому не прикажешь — крепко он уже в нём сидел. Так крепко, что не выдрать оттуда его. Не задвинуть в дальние уголки. Не заменить другим.

Срослись мы. Единым целым стали, и сейчас мертва я была без половины своей.

Едва удерживалась, чтобы не простить, да пыл остужался холодность волколака и преданность его семье. Хорошее качество, чести в моих глазах прибавляло. И упрямость его тоже!

Хоть и не видела его, но чувствовала рядом… за деревом, за углом дома, на другом берегу. Он был рядом… но далеко. Чтобы не дай бог не углядела, чтобы не дай бог не столкнулись. Но ни разу, а я продолжала тренировки. Выкраивала момент и сбегала из селения.

И даже сама стала некоторые детали дорабатывать, например переодевание. Платье на штаны и жилет, которые Рагнар предложил. В них удобнее, но как в таком виде показаться на гоне? Вот… и стала раздумывать, как бы лучше провернуть это дело. Сначала пробовала под платье надеть, а только гон начнётся, чуть глубже в лесу. Скинуть верх. Но уж больно много на мне было вещей, и лишний вес для бега минусом сыграет. Потому и решила, что тайник надобно сделать.

Нашла место удобное и стала тренироваться — быстро менять одну одёжу на другую… На этом и погорела.

Только сарафан сбросила, в рубахе на голое тело осталась, как вой меня спугнул. Прав оказался Рагнар то ли нарвалась на стаю волколаков, то ли они меня подкараулили, выследили…

Застыла, вслушиваясь в голоса Зверей, и когда новая песня полетела ближе, чем в первые раз, я втопила, не одеваясь. Тропками заученными, но ежели напирали загонщики, перемахивала чрез стволы поваленные, камни, мхом заросшие. Уж ног не ощущала, ветер по лицу хлестал в такт заходящего от ужаса сердца.

Неспроста за мной гнались волколаки. С разных сторон загоняли, и проводили лапами до реки, по которой училась справляться. В отчаяние чуть не рыдала, глазами выискивала Рагнара, да не находила. Потому скорости не сбавляла — неслась дальше… к той точке, откуда ещё не прыгала.

Дыхание от бега заходилось, теперь уж не верила, что смогу удрать от лютого Зверя во время гона, но не останавливалась. Высоты этой страшилась до икоты, но избегая клыков Зверей, уже слышал сопение загонщиков, хруст веток и гортанный рык, сиганула с обрыва, откуда Рагнар велел прыгать.

Вой досадливый нагнал в спину, липким страхом тело пленив. Душа ухнула в пятки… Бушующая вода стремительно приближалась, я уже ждала ледяного плена, что сковывать будет жилы, но вместо этого меня боль оглушила и ослепила, аккурат с обжигающими объятиями реки.

Рагнар

Я нагнал Наверу и её подруг уже на подходе к большой реке. Подоспел во время, потому лапами провожал и следил, как они гнали Славушку по лесу. И как человечка от них петляла по полянкам и мелким речушкам. До последнего смотрел. Выжидал, что одумается волколачка и откажется от травли девицы, но пара брата, обуреваемая ревностью и злобой, неслась за Славкой точно булыжник, запущенный сильной рукой.

Мог её сшибить. И других мог остановить.

Мог… но Зверь ждал, что сделает Славка. Как выкручиваться будет, ведь насколько бы безжалостным это не казалось, лучшей тренировки у неё не было. И сейчас глазами отсчитывая путь пройденный и оставшийся, с досадой понимая, что у неё не было шанса на спасение, ежели застопорит у обрыва, откуда так и не смогла прыгнуть. Вот и ждал: сдастся аль до последнего будет драться, как при нападении Одичалых?

Потому и следил… В душе нагнеталась буря тугой радости, что брату тяжко придётся с загоном, в в голове новый план созревал. И ежели схитрить, то шанс у человечки уйти от погони, значительно увеличивался. Статус Вагра-будущего Альфы пошатнулся бы.

Не на его место претендовал, но считал, что такому озлобленному, избалованному и узкомыслящему волколаку возглавлять стаю нельзя. Это будет сродни началу новой войны.

Так что не мести ради! Не ради насолить от злости и обиды… Вагру нужно дать по носу. Он ещё может измениться, может прозреть и увидеть более глубокие цели для стаи.

Я притормозил, на подходе к обрыву… Задрал голову, глазами выхватывая двигающиеся тела, мощными прыжками настигающих Славку. До последнего не верил, что Славка решиться на шаг. И даже затаил дыхание, когда человеческая фигурка стремительно приближалась к обрыву. К точке, откуда нужно сделать прыжок во время гона, но откуда она ни разу ещё не прыгала.

Но счастье вперемежку с гордостью стрельнуло — Славка удирала от сильной самки волколаков!!! Пусть недалеко — до реки, но это уже огромный шаг. Никто до неё…

На этом мысль оборвалась.

Славка сиганула в реку.

Сердце припадочно ёкнуло аккурат с плеском в воду и диким, душераздирающим воплем, оборвавшимся в ту же секунду, как взмыл, растревожив засидевшихся птиц.

Чутье неприятно лупануло в грудь. Лапы дрогнули, но я лишь на миг позволил взгляду от воды оторваться, когда на обрыве волчьи фигуры появились. Головы вниз склонили, рассматривая бушующую воду, словно были готовы за ней последовать.

Но не решились. Несколько секунд, и зло порычав, метнулись в лес, а я выхватил глазами в потоке Славку и, не раздумывая, прыгнул…

Ледяная вода опалила уже человеческую плоть, сердце отчаянно заколотилось. Никогда я так сильно не обмирал от страха, пока сражался с бушующими потоками, потому что Славка не подавала признаков жизни, а река стремительно уносила её тело к водопаду.

Уж не помнил себя, воюя со стихией, но сжав зубы, не выпускал из виду свою жертву, а когда крутой водоворот с пеной брызг меня выкинул на временную заводь, где и тело человечки мирно плыло, заторопился из последних сил — вот-вот её опять утянуло бы течением.

Подхватил мелкую и погрёб к берегу. Не жалел себя, но ощущал, что был готов выть от ярости слепой. От ужаса, когда выволок Славушку на каменистый берег. Дышал в неё, на грудь нажимал, заставляя сердце работать и воду из горло выкачивать.

Бледная как мел, синюшные губы…

Я дрожал от пустоты, пронзающей моё тело. От боли сжимающей каждый сантиметр тела… Но не двигалась Славка, не дышала. И тогда взвыл Зверем раненным, как выли волколаки, отвечая призыву Луны. В безысходности, в бессилии ладонями обрушился на Славку… будто свой удар сердца ей отдавал, и дёрнулась девица, точно молнией пронзённая.

Зашлась кашлем удушливым, воду из себя выплёвывая…