Проклятие зверя: 3 дочь, 13 невеста

Глава 34

Рагнар

В пещеру ворвался с криком:

— Герта! — зло обшарил залу налитым кровью взглядом.

— Жива? — ахнула мать, из малой пещеры выбежав.

— Что значит… — запнулся на её удивлении и тотчас ярость накатила:

— Ты что не была уверена? — пещера вздрогнула от моего гневного рыка. — Убью тебя!!! — меня раздирало от ярости и жажды придушить эту бесчувственную тварь, которая по ошибке природы моей матерью значилась.

— Потом, — отмахнулась, словно её вообще такие мелочи не волновали. — А сейчас её в малую пещеру тащи. Врачевать будем!

Я только смаргивал буйство кровушки, что яростно в голове ухала, срывая остатки ткани с мелкой да впадая в ужас от того, как разорвал её, а мать уже и воды принесла и лечебной каши для ран.

— Ты другой, она иная… вы отражённые. Природа никогда не делает ничего просто так. Ежели проклятием наградила, то и знаки его разрушить тоже должна была давать. Мы слепыми и глухими щенками века бродили, а теперь… — чеканила мать, пока я со Славкой возился.

Герте не дал её к мелкой прикоснуться — всё сам делал. Протирал, намазывал… вот тогда и учуял Одичалых. Но даже не шелохнулся, мать тенью на выход шагнула:

— Сама, — буркнула, и была такова.

Я как раз успел всё заврачевать у Славушки, когда Герта воротилась. Потрёпанная, молчаливая, угрюмая. Ни словом не обмолвились. Но раз вернулась она, стало быть других уже нет!

Пока в мелкую новую порцию своей крови вливал, мать еды приготовила. Жевал нехотя… и говорить с монстром не желал. Быстро закидался дичью, и к Славке поспешил. Но за кусок светлого сукна матери благодарен был — не грубой шкурой Славушку накрывать, а мягкой и чистой.

Впервые увидел прок от общения\обмена Герты с людьми.

Всё же охотница, а не ткачиха, ей оружие держать сподручней, чем прядильню или станок. За кусок спасибо, но всё равно был на неё неимоверно зол.

Мелкая день в себя не приходила. Я уже от отчаяния тихо выл, головой об стену простукивался, а потом:

— Раг… нар.

Дышать перестал, к звукам прислушиваясь. Померещилось аль нет?

— Рагн… нар, — чуть громче, но голос надломился.

— Славк, — рухнул перед ней на колени, за руку хватая, коей водила, словно пыталась за что-то ухватиться. — Маленькая моя, — глазами жадно обшарил бледное лицо, синие от укусов губы, блёклые глаза в глубоких впадинах…

— Ты как? — стоном выдала, а я вытаращился на неё, не понимая, шуткует аль издевается, но она так чисто и искренне на меня смотрела, что кивнул:

— Подыхаю… Без тебя…

— Хорошо, — вымученно улыбнулась Славка. — Потому что… я никуда… не собираюсь…

— Глупая и отчаянно дурная, — выдохнул от чистого сердца. — Ведьма! Смерти моей желаешь?

— Счастья, — так же честно и с любовью, — только… с тобой…

Она душу мне рвала. На клочки… И я уже перестал быть волколаком диким. Это крошечная человека сделала невозможное — укротила Зверя во мне.

Сжал ладошку маленькую в своих огромных, поцеловал жарко и впрямь расщепляясь от нежности к этому мелкому существу, совершившему невозможное, чётко осознавая, что теперь, даже ежели захочет быть без меня, я этого не позволю…

Перед сном опять все раны обработал, с удивлением заметив, что они почти все затянулись. Даже страшные раны на плече и… между ног.

Это придавала сил. Теперь я был уверен, что она оправится, но и укрепился в мысли, что больше её не трону! Лучше хозяйство отрезать и евнухом рядышком телепаться!

Ночью согревал собой: воровал дыхание, слушал размеренный бой сердца и понимал, как никогда, что это и есть… моё счастье. Маленькое человеческое, но такое огромное, что из меня выплёскивались чувства от переизбытка… И за НЕГО, не думая, умру!

А наутро не хотелось просыпаться. Давненько мне не было так хорошо, спокойно и блаженно. Лениво продрал глаза и тотчас окунулся в синие озёра глаз Славки, только светились они по-иному… золотом отливая.

Голова мелкой мирно покоилась на моём плече, взгляд ласково скользил по моему лицу, а пальчики едва ощутимо оглаживали мою скулу… Перебежали на губы, обветренные от долгого сна и, я сам от себя не ожидая, клацнул…

Славка испуганно одёрнула руку, но когда поняла, что шутил, улыбнувшись, вернулась к изучению моего рта. И тогда губами заловил один, самый медленный и любопытный палец. Чуть прикусил, облизнул и напоследок как пёс, с голодухи лакомую кость, пососал. Ещё бы чуть-чуть и зарычал, да она ко мне подалась, заменив палец своими губами.

И вот тогда я едва не помер от счастья. Сграбастал её в охапку, на себе умещая и поцелуем душа, вымаливал прощение за своего дикого Зверя, причинившего ей столько боли.

Да так заизвинялся, что ослеп и едва не забылся в новой волне желания, мелкую на ложе, выстеленное мягкими шкурами, бултыхнув.

И то, не от собственного ума, а от испуганно-болезненного всхлипа Славки очнулся.

— Прости, — вымолил охрипло, замерев на Славушке.

— Мне уже не больно, — вымученно улыбнулась. Я недовольно прищурился, потому что ощущал, что она лукавила:

— Почти, — добавила ободряюще, но себе переча, упором в грудь меня руками тормозила.

— Врёшь! — буркнул, досадуя, что лгать вздумала. Никогда до сего дня. С чего вдруг?!

— Хорошо, — виновато кивнула. — Почти не больно, только плечо зудит и… — запнулась, краснея как маков цвет, а я глаза от злости на себя закрыл и торопливо скатился с неё, запоздало поняв, где у неё болело.

— И то, — голос мягко лился, будто мелкая изо всех сил старалась меня ободрить, — не шибко… терпимо…

А уже не слушал её оправдания и бормотание. Ясное дело, страшится, что обидела, а я… Боги, как же я себя ненавижу. Тварь в себе ненавижу!

И пока она сбивчиво мямлила, занялся её ранами. И впрямь чудеса — мелких царапин уж и не осталось — белесые рубцы. Только множественные следы от моих клыков на плече… Хотя сравнивать с тем, что было вначале — нельзя. Тогда я только месиво видел, а сейчас — кожей затянулось, воспаления не было и кровавой коркой покрыта большая часть ран.

— Что ты делаешь? — вцепилась в простыню, когда собирался проверить рану между ног.

— Не дури, Славк, — глухо рыкнул, — я должен посмотреть.

— Чего не хватало?! — ещё сильнее покраснела мелкая. — Заживает, говорю же!

— Так потому и заживает, что я лечу.

Она упрямо на меня смотрела, продолжая комкать края ткани, которой укрыта была.

— Да чего я там не видел?! — возмутился праведно.

Славка аж задохнулась возмущенно, глазищи то округлились, то сузились:

— Ты что, — вспыхнула негодованием, — туда… — опять судорожный глоток воздуха сделала и краской залилась, не смея мысль вслух сказать.

— И не только заглядывал, — мне почему-то до одури хотелось её ошарашить, вогнать в больше смущение, и наконец обрушить правду о своей непорядочности, но о которой она сама просила:

— Сама хотела быть со Зверем! По частям я не разбираюсь, а Зверь он такой… Берёт как хочет, когда и где… И нет для него недопустимого и граней недозволенного. Так что, да! — припечатал безжалостно. — И касался, и лизал, и врачевал!

Даже улыбку вызвало, как девчонка отреагировала — на лицо простынь натянула и затаилась.

— Всё? Любовь прошла? — хмыкнул, продолжая радоваться, что Славка при всей воинственности и характерности оставалась такой же робкой, когда дело интимного касалось.

— Ненавижу тебя, — буркнула, не вылезая из-под простыни.

— У тебя две грани, но одного и того же чувства.

Из-под простыни лишь негодующе «пф» раздалось.

Думал, уломал, да фиг там… Проверить так и не далась — брыкалась, кусалась, ругалась, клялась, что жизни мне не даст… Вот я и пообещал на неё мать натравить.

Нет, мог бы и сам, применив силу, но уж больно не хотелось нашу милую потасовку до откровенной ругани и жестокости доводить.

— Странно, что наших ещё нет, — пока Славка дневала, я в пещере с матерью сидел.

— Не терпится подраться? — вскинула брови Герта, хотя как бы не скрывала, видел, что и она чаще обычного дёргалась: на проём пещеры поглядывала и в молчании волнительном пребывала.

Я не ответил — она же насмехалась в излюбленной манере.

— Как там, — мотнул головой на малую пещеру, где мелкая спала.

— Отлично! А ты сомневался? — отмахнулась Герта. — Разрывы почти затянулись. Не девка более, — глухо усмехнулась, — но и не кусок мёртвой плоти.

А вот мне было совсем не до смеха!

Я шумно выдохнул.

Когда смотрел последний раз, меня пугал вид… Хотя и не таким был как вначале, но всё равно — чуть в обморок не хлопнулся, как девица юная…

Как она выдержала? Это же…

Потому усердно залечивал. И мать потому ещё не убил — помогала шибко, да и, правда ведь, её советы оказались дельными. А что в слепую тыкались, не ведая, что к чему приведёт, так за это уже убивать негоже.

Сам согласился. Шёл на поводу…

Вот теперь разгребаю.

Славушка

Проснулась от гула спорящих голосов. Рагнар и Герта как всегда порыкивали друг на друга. Удивительно похожие, и не только чернотой волос и глаз, но и непримиримыми характерами. Как бы он не ворчал на мать, и не считал её бесчувственной, теперь я видела, чьей копией он был на самом деле. Ежели от отца он взял мрачность, стать и грозность, то от матери подобрал несгибаемость, упрямость и нелюдимость.

В животе заурчало, причём так, что больно стало. Будто не ела очень-очень давно. Прислушалась к себе, странно… чувствовала себя, будто я и не я в то же время.

Чуть полежала собираясь силами и мыслями, а потом, прикусив губу, села на ложе — тело отозвалось тягучей болью. Но терпимой…

И даже на плече, где до сих пор ощущала клыки волколака.

И внизу живота… хотя была твёрдо убеждена, что меня не просто порвали, а вывернули наизнанку!

Но чего не отнять — лечение грубых волколаков, Рагнара и Герты, помогало. Не думаю, что опосля такого брачного ритуала, можно было выжить… Я себя-то урывками-вспышками боли помнила. А всего, что со мной творил Зверь — нет. Меня тогда Небытие спасало. Постоянно утягивало, правда резкая боль вновь возвращала… Потом опять накрывало мраком и… обратно. Так и качало, а я молила о скорейшем завершении кошмара.

Набралась храбрости и медленно с присеста на коленки встала. С коленок по стеночке на одну ногу… на другую, сжимая зубы и стон неприятного чувства, потревоженной раны на коже. И болью уж это не назвать, но и нельзя сказать, что всё отлично.

Постояла, отдышалась и в главную пещеру пошла.

Ничего… после десятка шагов совсем хорошо стало — расходилась, потому к Рагнару и Герте выходила, без лишней хромоты и льющихся по щекам слёз.

— Ты зачем встала? — тотчас кинулся ко мне Рагнар.

— Есть хочу, — огрызнулась беззлобно и к собственному удивлению облизнулась, глянув на свежую дичь в углу пещеры. Видимо Рагнар или Герта охотничали.

— Могла позвать, — выказал недовольство волколак, навязав свою помощь и сопроводив до места у костра. Герта на меня подозрительно глянула, но ничего не сказав, за дичью сходила и ловко свежевать принялась.

Впервые в жизни я следила за этим, затаив дыхание и не моргая. С каким-то восторгом и нетерпением. Губу искусала, как глядел. Слюна рот заполнила. И я её сглотнула.

— Славк, — встревоженный голос Рагнара выдернул из глубоких и жутких по кровожадности мыслей, в коих я уже вгрызалась в свежую плоть зайца…

— Славк, — плеча коснулись, и я недовольно буркнула:

— А?

— Всё нормально? — допытывался Рагнар.

— Ага, — кивнула, вновь на зайца уставляясь.

Герта словно с нарочной неспешностью свежевала.

— А ну глянь на меня, — за подбородок безжалостно дёрнули, вынуждая смотреть в глаза… черные бездонные, зрачки которых золотом переливались.

— Герта, — протянул Рагнар настороженно-изумлённо: — Ма, — нетерпеливо, — дай-ка мне мяса! — прикрикнул волколак.

— Нельзя ей свежего, — упрямо мотнула головой Герта. — Желудок не привыкший — полоскать будет.

Но ловко кусок срезала, да ветку нанизав, мне вручила:

— Таким съешь — животом мучиться будешь. Лучше обожги! — велела ровно.

Я кивнула, хотя желание сожрать мякоть зайца вызывало бурное слюневыделение.

И это пугало.

И почему-то радовало.

И опять пугало.

Настораживало…

Я ведь никогда не ела сырого. Да и вид крови, пусть не пугал, чувств не лишал, но аппетита точно не вызывал. А сейчас… я облизнулась.

Пересилила порыв вгрызться в плоть и чуть пожгла мясо на огне.

Я не ела — закидывалась и глотала.

— Жуй, — ворчала Герта, досадливо мотая головой. Рагнар на неё с немым укором зыркал, а на меня с тревогой и задумчивостью.

— Почему мы до сих пор здесь? — утёрла рукой рот, когда доела последний кусок и обглодала кости, да так, что сточила мягкие концы и высосала жидкость изнутри.

— А где нам быть? — нахмурился Рагнар, следивший за этим, но упорно молчавший, за что была благодарна. Ибо спроси он меня, что на меня нашло, я бы покраснела и развела руками.

— Уходить не нужно? — озадачилась я. — Знаю, — смутилась мысли и глазами в землю близ костра уставилась, — что подвела. То из-за метки провалялась. То… — запнулась, не желая напоминать о брачном гоне и насилии, — но сейчас я чувствую себя замечательно, — даже улыбнулась, потому что не лгала. Да, когда вставала, была ещё слаба, а съев почти всего зайца, выпив воды, мне значительно похорошело. И сила забурлила. Кровушка заиграла.

Рагнар посмотрела на Герту тяжёлым взглядом, и мать понятливо засобиралась:

— Пойду, умоюсь, — буркнула, покидая пещеру.

— Я что-то не то сказала? — пристыдилась, ощутив себя такой несмышлёной, что хоть вой.

Волколак нахмурился пуще:

— Нет, просто… Смысла бежать больше нет, — огорошил новостью. — Ты — моя жена по всем правилам, Славк. И… время упущено, бежать от кого-то. Сегодня-завтра утром — Вагр будет здесь.

— И что теперь? — Я такого расклада никогда в мыслях не допускала, потому и растерялась в полном неведение. — Он меня не тронет?

— Я не позволю! — рыкнул Рагнар. — Но места здесь дикие. Законы наши не действуют. Ежели на тебя у него видов уже быть не может, то… — запнулся, — он меня вызовет из-за мести. Перед стаей опозорил, невесту увёл, пару убил…

— Ты что, убил Наверу? — ахнула, ведь о том не ведала. Да, драка была и кровавая, но когда удирала, волколачка ещё была живая и сражалась с Иррэ!

— Убил! — кивнул ровно Рагнар. — Чтобы Иррэ жила.

Я умолкла — нечего было сказать. И не в ревности дело, а потому что всё перепуталось и смешалось. То, что планировали — вышло не так. А о чём думать боялась — свершилось. И ежели изначальный план менялся….

— И что нам теперь делать? — озвучила мысль, на которой застряла.

— Как решишь, так и сделаем, — отдал в мои руки наши судьбы.

— А какие варианты? — робко уточнила, ещё не войдя в такую важную роль.

— Коль ты моя по всем законам, можно в стаю воротиться, но там выживать придётся по их законам и… рядом с семьями убитых волколачек. Открыто враждовать не позволит Альфа — всё же девки сами нарвались и нарушили наш ритуал, но… не дай боги, тебе оказаться одной близ кого-то… Животную суть не изменить. Но только слово — и мы вернёмся в лагерь. Я не боюсь их мести и сделаю всё для того, чтобы ты была в безопасности.

— Убьёшь их? — недопоняла заявления.

Взгляд Рагнара мне, ну совсем, не по нраву пришёлся.

— Дурной что ль? — опять ахнула, глазам не поверив. — Не хочу я к твоим! — категорично головой качнула.

— Тогда, — продолжил волколак, — можно здесь оставаться. Герта не радушная хозяйка, не любящая мать, но кров даст…

— Здесь нелюдимо, — буркнула, взгляд опустив, да стыдясь своей неуместной притязательности. — И уютом бы я это не назвала…

— А ежели хочешь, — Рагнар ко мне подался, и голос его потеплел, завладевая моим вниманием, — дальше путь продолжим. Без гона и надрыва, — передо мной на колено встал, ладони мои в свои сграбастал, да глаза в глаза уставился:

— Куда пожелаешь, туда и пойдем. По степям, по лесам, города, да села смотреть… Аль к пескам. Аль к большой воде отведу. И ежели только захочешь, даже за неё… В дальние заморские страны… Другие народы повидать. Кто его ведает, вдруг там тебе лучше будет! Сердце прикипит…

— А ты? — мой голос дрогнул в смущении. План мне нравился и даже очень. Я давно о том грезила, и во снах представляла дивные города, чудные сады и море… бескрайнее и кипучее. Как оно выглядело — знать не знала, но ведь представлять никто не запрещал.

— Разве ты не хочешь со своими жить?

Уж больно не хотелось только о себе думать.

— Глупая, Славк, какая же ты глупая, — ладошки мои поцеловал, совсем землю из-под ног вышибая. — Ты — давно моя семья! Ты — всё, что я хотел! Ты — и сердце, и дом! Где ты, там и я…

— Тогда, — улыбнулась, задохнувшись счастьем, — хочу увидеть море! — и засмеялась. Боги, как же давно я не смеялась?! Открыто, чисто… Сквозь слёзы радости.

Бросилась к своему волколаку, повисла на его груди:

— Спасибо! Спасибо…

— Дурная, — беззлобно подвыл Рагнар. — Я же жить только с тобой начал!