— Прошу тебя, Бобби, ну пожалуйста, — взмолилась Шарлин. — Тебе совсем не обязательно говорить об этом Рокету. Он только взбесится, а ты знаешь, каков он в таком состоянии. Ничего не случится: это деловое свидание, чисто деловое. Если бы Рокет был сейчас здесь, то я взяла бы его с собой, но он в Калифорнии. Мне хотелось бы пойти с ним, но тут уж ничего не поделаешь, и ничего страшного в этом нет. Честно! А теперь передай мне серьги с горным хрусталем и перестань брюзжать.
Бобби неохотно протянул ей серьги, наблюдая, как она надевает их. Как всегда, Шарлин выглядела ослепительно: блестящая темная кожа, копна курчавых волос, огромные карие глаза. Сегодня она надела изящное платье, расшитое сверкающими пурпурными блестками. Бобби подумал, что она, наверное, выложила за него недельный заработок.
— Я могу пойти с тобой, — предложил он.
— Бобби, Бобби, неужели ты мне не доверяешь? Рокет доверяет, а он мой парень. Если это и касается кого-то, то только его.
— Но его сейчас нет, Шарлин, — подчеркнул Бобби, — и он ничего не знает о твоих делах.
Брызгая из пульверизатора туалетной водой на обнаженные руки и ложбинку между грудями, Шарлин заявила:
— Да, его нет, и он ничего не знает. Может быть, сейчас он забавляется с какой-нибудь пышнозадой голливудской старлеточкой — хорошенькой маленькой белой девочкой с розовой кожей и голубыми глазками.
— Ты же знаешь, что это не так.
— Откуда я знаю? — с раздражением бросила Шарлин. — Что-то слишком быстро он рванул в Лос-Анджелес, не правда ли?
— Но у него работа в кино.
Поднявшись, Шарлин бросила последний взгляд в зеркало, оценивая конечный продукт своей работы.
— Я тоже работаю, — резко заявила она. — Это деловая встреча и ничего больше.
Бобби понял, что спорить с ней бесполезно. Если она считает, что „деловая встреча“ предполагает посещение квартиры мужчины в двенадцать часов ночи, то это ее проблема.
— Поможешь мне поймать такси, а? — Шарлин наградила Бобби улыбкой.
Проводив ее на улицу, Бобби поймал такси и усадил Шарлин в машину.
— Позвони, если я тебе понадоблюсь, — предупредил он суровым тоном.
— Ты мне не понадобишься, глупенький, — бархатистая рука Шарлин коснулась его щеки. — Это мой шанс, Бобби, и упустить его я не хочу. Лучше порадуйся за меня.
Глядя вслед удаляющемуся такси, Бобби подумал, что было бы хорошо, если бы Рокет вернулся побыстрее. Ответственность за непоседливую Шарлин уже начинала тяготить его. Два дня назад она вернулась вечером из театра, где по-прежнему пела в хоре, и лицо ее светилось от радости.
— Угадай, кто сегодня вечером был в театре. — Шарлин тяжело дышала от возбуждения. — Попробуй угадать, я обязательно хочу, чтобы ты узнал.
— Стив Уандер.
— Нет.
— Билли Ди Уильямс.
— Разве я вынесла бы такое?
— Великая мисс Дайана Росс?
— Бобби, это очень серьезно. Это мое будущее.
— Так кто?
— Маркус Ситроен, — торжественно произнесла Шарлин. — Владелец „Блю кадиллак рекордз“ Мистер Маркус Ситроен собственной персоной. Он сидел в первом ряду и все представление не сводил с меня глаз!
— Может, он просто близорукий.
— Бобби! Прекрати свои шутки. Я попросила посыльного передать его шоферу конверт со своими данными и фотографией. О, Бобби! Я еще не успела уйти из театра, как он позвонил мне из машины и пригласил в субботу на вечеринку к себе домой. Он сказал, что, когда гости разойдутся, мы поговорим о моей карьере. Ну разве не чудесно?
— Ты шутишь?
— Нет. Совсем нет. Это тот самый счастливый случай, которого я ждала всю жизнь.
Переубедить ее было невозможно, и, когда Бобби уже устал от этого разговора, Шарлин просто похлопала его по плечу и сменила тему. Она была буквально в экстазе, но Бобби не считал себя вправе упрекать ее за это. Вот уже полтора года она наблюдала, как его карьера и карьера Рокета медленно, но верно идут в гору, а она так и продолжала петь в хоре. Рокет сыграл небольшие роли в двух фильмах, потом его отыскал агент из Голливуда, и уже через несколько недель Рокет уехал в Лос-Анджелес, где ему предстояло сыграть вторую по важности мужскую роль в серьезном кинофильме.
Что касается Бобби, то его песни, музыкальные аранжировки пользовались спросом, не говоря уж о фортепьянном аккомпанементе. Дела у него шли довольно хорошо, а несколько его песен, записанных различными исполнителями, попали в двадцатку лучших. Бобби бросил работу и занимался теперь только музыкой.
Дважды ему удалось пробить для Шарлин время на студии звукозаписи, где она исполнила две его песни. Песнями заинтересовались, а Шарлин нет. В качестве утешения у Шарлин остались пленки с записью ее исполнения, но ей хотелось большего.
Постой постой, да о чем он, собственно, волнуется? Ведь Шарлин не его подружка, хотя уже на протяжении пяти лет Бобби мечтал об этом.
Он уснул, не выключив телевизор, а проснулся в четыре часа утра в холодном поту. Ему приснился какой-то кошмар, но он не мог вспомнить, что именно было в этом сне. В горле пересохло, он весь горел и обливался потом. Выбравшись из кровати, Бобби пробрался на кухню и налил себе стакан воды. Их чердак состоял из громадной гостиной, в каждом конце которой при помощи перегородок были устроены две спальни. Прежде чем вернуться к себе, Бобби решил заглянуть в спальню Шарлин, чтобы убедиться, что она благополучно вернулась домой.
Но Шарлин не было. Кровать была нетронута.
Проклятье! Что делать?
„Ложись спать и подумай о себе“, — говорил ему внутренний голос.
Но это было выше его сил, и, когда Шарлин заявилась домой в половине шестого утра, Бобби расхаживал по чердаку, словно разъяренный отец, поджидающий дочь.
— Где ты была, черт побери? — взревел Бобби. Он был слишком зол, чтобы обратить внимание на растрепанный и испуганный вид Шарлин.
— Оставь меня, — слабо вымолвила Шарлин. Она протиснулась мимо него в ванную и закрылась там.
— Послушай… — начал было Бобби.
— Заткнись! — завизжала Шарлин из-за запертой двери. — Я не обязана отчитываться ни перед тобой, ни перед кем бы то ни было. Оставь меня в покое, черт побери!
Бобби так и сделал, а рано утром уехал на студию звукозаписи „Соул он соул рекордз“. Этой маленькой компанией руководила женщина-продюсер, которую звали Америка Аллен. Она часто теперь работала с Бобби, и сегодня им как раз предстояло записать одну из его песен в исполнении молодого певца Рафуса Т.Рэма.
Америка тепло поздоровалась с Бобби. Это была плотного сложения негритянка тридцати трех лет с огромной грудью, носившая одежду в африканском стиле, которая ей очень шла.
— Привет, Бобби-бой.
Он поцеловал ее в щеку.
— Привет, Америка, моя дорогая леди. Ты выглядишь потрясающе.
— Сказал бы лучше очаровательно. Мужчин надо очаровывать, — прищурившись, Америка внимательно посмотрела на Бобби. — Послушай, а ты выглядишь так, словно у тебя была бурная ночка. Наверное, ты провел ее с одной из своих маленьких блондиночек?
— Нет.
Америка усмехнулась. Улыбка у нее была широкой, а зубы белоснежными.
— Меня не обманешь, парень. Я нутром чую ночь любви.
Бобби не собирался рассказывать ей о Шарлин. Он уже дважды приводил ее в студию, но Америка отнеслась к ней равнодушно.
— Хорошенький цыпленочек. Но голос слабенький, — сразу же заявила она.
— Прошу тебя, дай ей шанс, — уговаривал ее Бобби.
— Не могу, даже ради тебя, дорогой. Я работаю только с настоящими талантами.
— Послушай, у Шарлин потрясающая индивидуальность. Да она бы и для телевидения подошла.
— Конечно, малыш, подошла бы, а вот для нашей студии звукозаписи не подходит.
На этом разговор и закончился.
— Ты меня вдохновляешь, Бобби, — сказала Америка, по-дружески обняла Бобби за плечи и повела в студию.
— Вот как?
— Да, малыш. У меня появилась идея.
— Какая?
— Я угощу тебя ленчем, и мы с тобой все обсудим.
— А может, скажешь сейчас, ты меня заинтриговала.
— Потерпи. Неужели ты не хочешь бесплатно получить бутерброд с тунцом?
Рафус Т.Рэм был высоким, худощавым, с курчавыми волосами и высоким голосом, напоминавшим молодого Смоки Робинсона. Он уже записал пару довольно популярных хитов на студии „Соул он соул“.
Песня, которую написал и аранжировал Бобби, была лирической, волнующей балладой под названием „Девочка, я хочу твое тело“. А Рафус Т.Рэм исполнял ее весело, в бодром темпе.
— Не то! — заявила Америка после двух проб. — Послушай, Рафус, детка, ты должен петь медленно, и вкладывай больше сексуальности в голос. Я хочу слышать в нем эрекцию.
Рафус Т.Рэм кивнул, давая понять, что понимает, чего от него хотят. Но беда заключалась в том, что он не мог этого сделать. Его манера петь придавала песне образ этакой легкой пьески о прогулке в парке. Очень скоро стало ясно, что Рафус Т.Рэм и „Девочка, я хочу твое тело“ просто несовместимы.
Америка объявила перерыв на ленч.
— Нам надо поговорить, — заявила она Бобби, крепко взяла его за руку и вывела из студии.
Он хотел позвонить Шарлин, но оторваться от Америки было невозможно, сна бодрым шагом тащила его по улице в свой любимый итальянский ресторанчик.
— Пожалуй, тебе перепадет больше, чем бутерброд с тунцом, — провозгласила Америка, широко улыбаясь. — Думаю, нам обоим не помешает съесть по бо-ольшой тарелке спагетти с мясом, чтобы дожить до вечера.
Бобби согласился. Теперь, когда он похудел, он позволял себе иногда хорошо поесть, а кроме того, Америка ему нравилась. Она очень хорошо относилась к нему с самого начала, когда девять месяцев назад один приятель-музыкант привел Бобби на студию „Соул он соул“ и познакомил их.
— Должна сказать, Бобби, что твоя песня просто замечательна, — начала Америка, заказав еду и бутылку красного вина. — Есть только одна проблема — Рафус Т.Рэм не сумеет спеть ее.
— Я это понял, — признался Бобби.
— Так. — Откинувшись на спинку стула, Америка обвела взглядом заполненный людьми ресторан. — И что мы будем делать?
— Напишу ему другую песню, — предложил Бобби.
Америка удивленно просмотрела на него.
— Ты можешь сделать это прямо сейчас?
— Ха!
— Послушай, Монделла, у меня сейчас в студии полно музыкантов, надо работать, они не должны простаивать. Ты можешь написать другую песню и полностью аранжировать ее сразу после ленча?
— Ты рехнулась? — недоумевающе спросил Бобби.
Америка вытащила тонкую коричневую сигару из своей раздутой сумочки, взяла со стола коробок спичек и прикурила.
— Я хочу, чтобы ты записал эту песню сам.
— Я?
— Ты.
— Теперь совершенно ясно, что ты рехнулась.
Официант принес вино, налил немного в бокал для пробы и протянул его Бобби. Он передал бокал Америке. Та отхлебнула и удовлетворенно кивнула. Когда официант отошел, Америка продолжила:
— Гмм… Сладкоголосый Малыш Бобби. Дорогой, не думаешь ли ты, что пора тебе вернуться туда, где твое законное место. А именно — сюда, на виниловую пластинку, малыш. Ты будешь знаменит снова.
Когда поздно вечером Бобби вернулся домой, Шарлин не было. Она уехала в театр. На двери холодильника липучкой была прикреплена записка с ее каракулями:
„ПРОСТИ!
ЛЮБЛЮ ТЕБЯ!
НЕ ГОВОРИ РОКЕТУ!!!
НЕ ЖДИ МЕНЯ.
Ш.“
Бобби задумался над посланием. „Прости“ означает, что она не желает обсуждать случившееся. „Люблю тебя“ — попытка подсластить пилюлю. „Не говори Рокету“ означает то, что означает. А „Не жди меня“ — надо понимать как „Приду домой очень поздно“.
Слава Богу, она была не его подружкой, мысль стать знаменитой певицей настолько глубоко засела в ее головке, что остановить Шарлин было уже невозможно.
Шарлин… Иногда Бобби очень сожалел о том моменте, когда влюбился в нее, ведь все могло бы быть иначе, и не было бы этого пресловутого любовного треугольника.
Но сегодня даже мысли о Шарлин не могли испортить его хорошего настроения, слишком уж велика была радость. Сегодня он впервые пел после семилетнего перерыва, и все благодаря Америке Аллен. Он, Бобби Монделла, пришел в студию и спел свою песню вместо Рафуса Т.Рэма, удивив при этом всех присутствовавших, включая и самого себя. У него был голос, и на самом деле неплохой! Конечно, не тот нежный высокий голос Сладкоголосого Малыша Бобби, а низкий, трепетный. И если кто-то и мог вложить истинный смысл в его стихи, то это был он сам.
Америка была в восторге.
— Это то, что надо, дорогой, — воскликнула она, обнимая Бобби и дружески тиская. — Просто великолепно! Какой прекрасный голос!
Замечательный день! Америка удивила Бобби, сообщив, что знает о его прошлом, так тщательно скрываемом им. Он никогда и никому не рассказывал об этом. Не признался даже Рокету и лишь однажды намекнул Шарлин, но она не поверила, и Бобби больше не делал подобных попыток.
А Америка знала. Она проделала работу не хуже хорошего детектива и раскопала его старый альбом 1963 года, на обложке которого был изображен пухленький, улыбающийся Сладкоголосый Малыш Бобби.
— Как только я увидела тебя впервые, то подумала, что уже видела тебя где-то раньше, — сообщила Америка. — Эта мысль не давала мне покоя, я все время думала, но так и не могла вспомнить. И вот примерно неделю назад я все-таки сумела вспомнить. Более десяти лет назад я ездила с друзьями в Нашвилл и видела в телевизионном шоу симпатичного маленького толстячка. „Почему этот малыш поет „кантри“?“ — подумала я тогда.
— И как же через столько лет ты догадалась, что этот малыш и я — одно лицо?
— Дорогой, придя сюда, ты заявил, что не занимался раньше музыкой. Это показалось мне довольно странным. Я нутром почуяла, что ты как раз всю жизнь занимался ею. И вот, проснувшись однажды утром, я вдруг внезапно поняла, что именно ты и был когда-то Сладкоголосым Малышом Бобби. — Америка победно рассмеялась. — Память у меня, как запас воды у верблюда!
— Все равно не понимаю. Я и выгляжу совсем иначе, да и голос другой. Как тебе удалось догадаться?
— Но твои глаза не изменились, малыш. Они лишь стали немного старше и значительно мудрее. Сейчас настало твое время — надо вернуться к работе и делать то, что, я уверена, ты можешь делать отлично. И гораздо лучше, чем Рафус Т.Рэм.
Америка была очень настойчивой. Она уговорила Бобби сделать пробу, и та оказалась такой удачной, словно таившийся до сих пор внутри Бобби голос только и ждал этого момента, чтобы вырваться наружу. Когда он открыл рот, этот голос зазвучал — голос нового Бобби Монделлы. Бобби и сам понял, что он вернулся в тот мир, в котором всегда хотел быть.
Сегодня был его праздник. Поставив на проигрыватель пластинку с записями Марвина Гея и Тамми Террелла, Бобби принялся листать записную книжку с номерами телефонов и наконец остановился на маленькой пухлой блондинке, работавшей продавщицей косметики в универмаге „Бонвит“. Так как Шарлин все равно собиралась прийти поздно, он решил, что может воспользоваться преимуществами пустой квартиры.
Блондинка появилась в летнем платье с открытой спиной и в туфлях на высоких тонких каблуках. Вскоре платья на блондинке уже не было, но туфли остались. Бобби был настолько рад и полон жизненной энергии, что партнерша воскликнула:
— Похоже, это правда, — то, что говорят о черных мужчинах!
Но через пятнадцать минут Бобби уже забыл о ней и, сняв трубку телефона, позвонил Рокету в Лос-Анджелес.
— Все в порядке? — тревожно спросил Рокет.
„Нет. Тебе бы лучше вернуться. Шарлин спуталась с Маркусом Ситроеном… Но это не моя забота“, — подумал Бобби, но вместо этого сказал:
— Конечно. Как твой фильм?
— Лучше не бывает. Правда, приходится крутиться как белка в колесе.
— Рад за тебя.
— Да, вроде все в порядке. Здесь на каждом углу такие красотки, а сиськи и попки у них просто с ума сойти.
— И что?
Рокет разочарованно вздохнул.
— А ничего, дружице. При мысли о том, кто меня ждет дома, пропадает желание смотреть на других. Дай я с ней поговорю.
Черт возьми! Если он скажет Рокету правду, то они поссорятся с Шарлин. И если он, Бобби Монделла, сумеет разлучить Шарлин с Маркусом Ситроеном, то для него откроется счастливый шанс, которого он терпеливо ждет уже долгих пять лет.
Нет. Он не мог сделать этого. Не мог так поступить с Шарлин.
— Она… гм… поздно вернется из театра, — уклончиво ответил Бобби. — У одной из ее подружек сегодня день рождения, она устраивает небольшую вечеринку.
— А где?
— Не знаю. У кого-то дома.
— Что за прелесть Шарлин, — сказал Рокет с нежностью. — Ты знаешь, что я задумал? Сделаю ей сюрприз — организую поездку сюда, ко мне. Сведи ее с моим агентом. Она обрадуется, как ты думаешь?
— Но ты же говорил, что сам вернешься на следующей неделе.
— Съемки фильма заканчиваются, но я им тут нужен, есть предложения насчет новой роли.
— Отлично.
— Да. — Бобби услышал, как Рокет прикуривает сигарету. — Эй, угадай: кого я встретил вчера вечером?
Бобби вспомнил, как пару дней назад точно такой же вопрос задала ему Шарлин.
— Не люблю играть в угадайку.
— Ты не поверишь.
— Так кого же?
— Николса Клайна. Представляешь?
— Нашего бывшего босса? Управляющего из „Цепной пилы“?
— А ты думал, что есть еще какой-то другой Николс Клайн?
„Цепную пилу“ закрыли четыре года назад из-за крупного скандала, связанного с наркотиками.
— А что он делает в Лос-Анджелесе? — поинтересовался Бобби.
— С моей точки зрения, он очень неплохо устроился. Я встретил его на выступлении рок-ансамблей на пляже. С одной стороны на нем висела рыжая девица, с другой — брюнетка. А золотых цепочек на нем стало еще больше, столько даже грабитель за неделю не наберет. Он теперь концертный импресарио. Неплохо, да?
— Он тебя вспомнил?
— Ты бы еще спросил, берут ли шлюхи деньги за свои услуги. Конечно, вспомнил. Я же незабываемый парень.
— Ну понял, понял, он тебя вспомнил. — Бобби не терпелось поделиться с Рокетом своей новостью.
Но он опоздал, Рокет был готов закончить разговор.
— Мне пора спать, приятель, надо выспаться, завтра с самого утра съемки. Я в этом кинофильме словно попадаю домой — крысы, грязь, маньяки на улицах. Все, как в родном городе!
— Послушай, — попытался вставить Бобби, — я просто хотел сказать тебе… я теперь пою…
— А здесь целыми днями поют птицы. Калифорния. Совсем другой мир. Передай Шарлин, чтобы она завтра позвонила мне. Люблю вас обоих.
И после этого телефонного разговора Бобби никак не мог уснуть, слишком велико было возбуждение, его обуревала радость, казалось, он может свернуть горы. Усевшись за старенькое пианино, купленное на первые деньги, полученные от продажи песен, Бобби взял несколько аккордов, потом они слились в мелодию, к которой сами собой пришли стихи.
Он написал простую, лирическую песню, полную его чувств к Шарлин.
А сама Шарлин заявилась домой в пять утра с остекленевшим взглядом.
— Что происходит, черт побери? — угрюмо спросил Бобби и подумал: „Я начинаю напоминать заезженную пластинку“.
Шарлин была явно навеселе, зрачки ее карих глаз были расширены и устремлены в одну точку.
— Бобби, Бобби, Бобби, — пропела она, — красавчик Бобби-бой!
— Шарлин! — он схватил ее за плечо. — Что с тобой?
Глядя на него невидящим взглядом, она спросила:
— Со мной?
— Чем он накачал тебя?
Шарлин принялась хихикать.
— О… тебе не надо этого знать, Бобби. Бобби — хорошенький черный мальчик, ему не надо знать о таких нехороших штучках! — На Шарлин напала икота, она закачалась и начала падать.
Бобби подхватил ее на руки и отнес на кровать в ее с Рокетом спальню.
Шарлин уставилась на Бобби, на ее пухлых губах появилась идиотская усмешка.
— Ну и видок у тебя, — резким тоном произнес Бобби.
— За-а-то у меня есть контракт на запись, — пропела Шарлин. — Я превзойду Дайану Росс. Звезда, малыш, звезда. О-о-о, Бобби. — Вытянув руки, она обняла его за шею и притянула к себе. — Хочешь, отметим это? Хочешь поцеловать меня? Хочешь переспать со мной? Знаю, что хочешь. Ты всегда хотел этого, не так ли, малыш?
Это был верный шанс. Шарлин сама предлагала ему то, о чем он всегда мечтал.
Две вещи останавливали Бобби: она — подружка его лучшего друга и то, что Шарлин ничего не соображает. Когда это произойдет — а Бобби верил, что в один прекрасный день судьба сведет их вместе, — то это будет только после их разрыва с Рокетом, а самое главное, она будет знать, что делает.
Он желал Шарлин.
Но только на этих условиях.