— Ты просто жирный, ленивый сукин сын, я не желаю, чтобы ты жил в нашем доме. Поэтому собирай свои манатки и убирайся к чертовой матери, — заявил двухметровый Эрнест Кристал. Он никак не мог простить Бобби того, что тот не стал курицей, несущей золотые яйца.
— Мальчик никуда не пойдет! — кричала Фанни, грозя мужу увесистыми кулаками. — Он моя плоть и кровь и уедет из этого дома только в том случае, если я этого пожелаю.
— Ты еще споришь со мной, ведьма? — взревел Эрнест, наливаясь яростью.
— Как я сказала, так и будет, — не желала сдаваться Фанни. — И называй меня по имени, Эрнест Кристал. Следи за своими словами.
— Я буду называть тебя так, как мне нравится, женщина, — возмутился Эрнест.
Бобби стоял между ними, у него было такое ощущение, что будто бы его вообще не существует. Супругам было наплевать на него, они просто использовали Бобби в качестве объекта своих бесконечных перебранок. Он жил с ними уже два года, за это время Эрнест более десяти раз пытался вышвырнуть Бобби из дома, но Фанни каждый раз становилась на его защиту. Делала она это отнюдь не из любви к двоюродному брату, а из желания не уступить Эрнесту и настоять на своем.
— В тот день, когда этот мальчик уйдет из дома, уйдешь и ты, — пообещала Фанни, злобно глядя на Эрнеста.
Бобби надеялся, что она не исполнит своей угрозы, потому что через неделю ему исполнялось восемнадцать, и он решил, что, как только наступит этот день, он уйдет из дома сестры.
Вот уже два года Бобби работал в мужском туалете в дискотеке „Цепная пила“ и многому научился за это время. Все годы его пребывания в Нашвилле мистер Леон Рю держал его взаперти и строго присматривал за ним, но совершенно ничему не научил.
— Да ты просто тупой, парень, — частенько укорял его Эрнест Кристал и поначалу был прав. Сладкоголосый Малыш Бобби действительно был тупым.
Работа в „Цепной пиле“ дала ему возможность увидеть реальную жизнь, и уже вскоре Бобби стал соображать довольно быстро. Работа научила его этому. Ведь по опасности работу в мужском туалете дискотеки „Цепная пила“ можно было сравнить с прогулкой по минному полю в свинцовых ботинках. Мужчины очень редко заходили туда, чтобы просто справить нужду, туалет они посещали совсем с другими целями, главной из которых было купить наркотики. Бобби столкнулся с этим в первое же дежурство, когда попытался помешать продавцам наркотинов, что едва не стоило ему работы.
— Послушай, малыш, — объяснил ему управляющий Николс Клайн, — твое дело чистить писсуары, убирать дерьмо, останавливать любые драки и держать рот на замке. Не вмешивайся в дела посетителей, и все будет в порядке. Усек?
Да, Бобби все понял, особенно когда услышал историю его предшественника, которому разъяренный торговец наркотиками располосовал лицо, обвинив парня в том, что тот отбивает у него клиентов, сам подторговывая наркотиками.
— Держись подальше от всех и останешься жив, — предупредил Бобби белокожий официант по имени Рокет Фабрицци. — Сейчас они стали брать сюда на работу молодежь, потому что уж больно жуткое здесь место. Одного из твоих предшественников так просто сердечный удар хватил, он тут же и помер в туалете. Да, и береги свою толстую задницу, опасайся, чтобы тебя не застали со спущенными штанами.
В последнее Бобби не поверил, но уже через несколько недель ему пришлось отбиваться от обезумевшего старого гомика, мурлыкавшего от вожделения:
— Я просто о-бо-жа-ю таких пухленьких, а особенно черных. Я заплачу тебе триста долларов, и мы чудесно проведем время!
И Бобби понял. Мужчины заходили к нему в туалет, чтобы:
Купить.
Продать.
Найти партнера.
Поговорить о сексе.
Принять таблетки.
Понюхать кокаин.
Заняться любовью.
Покурить „травки“.
Поблевать.
Заняться онанизмом.
По крайней мере раз за вечер Бобби приходилось вытаскивать из туалета пьяных, но настырных женщин, которые проскакивали в кабинки мужского туалета и там обслуживали всех подряд.
Скучной эту работу нельзя было назвать.
А вот отвратительной — пожалуй.
Однако Бобби определенно почерпнул из этой работы науку выживания. Чтобы получить эту работу, он был вынужден солгать, добавив себе лишних три года, и только благодаря этому его оставили здесь, потому что работа в „Цепной пиле“ явно была непроста.
„Цепная пила“ была первой по-настоящему крупной дискотекой. Просторное двухэтажное здание, освещаемое лампами пульсирующего света, оглушительная музыка, иногда выступали артисты, но в основном крутили записи. Симпатичные бармены в расклешенных черных брюках и приталенных белых рубашках и такие же симпатичные официантки в кожаных мини-платьях.
Хмурые жители Нью-Йорка называли „Цепную пилу“ „веселеньким местечком“. Ее посещали богатые, знаменитые и темные личности, никогда не требовавшие счета, да и вообще, чтобы пройти сквозь строго охраняемые двери „Цепной пилы“, надо было быть или слишком красивой, или слишком эксцентричным. Короче говоря, обычные люди, что называется „с улицы“, туда не попадали. А слово „турист“ вообще никогда не произносилось.
— Я пошел на работу, — объявил Бобби, протискиваясь между спорящими супругами. Фанни как раз в этот момент разразилась громкой тирадой по поводу отвратительных привычек Эрнеста, касающихся ванной комнаты.
Супруги совершенно не обратили внимания на уход Бобби.
Бобби вспотел, пока дошел до метро, и прекрасно понимал почему. Любой вспотел бы на его месте, имей он столько лишнего веса. И он решил, что с этим надо что-то делать. Несколько недель назад в клубе начала работать новая официантка. Ее звали Шарлин. Негритянка, примерно двадцать три года, очень эффектная. Бобби влюбился в нее. Но проблема была в том, что она и не подозревала о его существовании. Каждый раз, когда он пытался заговорить с ней, Шарлин бросала на него равнодушные взгляды, как будто вообще никогда раньше не видела.
Вечерами, когда бывало поспокойнее, Бобби разглядывал свое отражение в изящном зеркале, висевшем в туалете над раковинами. Когда он был Сладкоголосым Малышом Бобби, полнота даже в определенном смысле шла ему, она хорошо сочеталась с его белыми с блестками сценическими костюмами и стилизованными африканскими нарядами. Но сейчас, когда ему было почти восемнадцать и он с каждым днем становился все выше ростом, Бобби выглядел просто как здоровый пузырь. Сегодняшний его сценический псевдоним мог бы быть Толстый Большой — Бобби.
Нельзя было рассчитывать похудеть, живя в доме Фанни. Она любила готовить, сама была толстухой, даже когда-то мускулистый Эрнест моментально раздобрел на ее харчах.
Бобби понимал, что ему нужно уехать от них. Если он будет продолжать жить с Фанни и Эрнестом, то навсегда останется толстым и у него не будет никакого шанса обратить на себя внимание Шарлин.
Так что у Бобби были свои планы. Официант Рокет, дававший ему советы, как выжить в обстановке, царящей в дискотеке, сказал, что в его квартирке в подвале вскоре может освободиться кровать, так как сосед собирался уезжать. Бобби согласился переехать и даже уплатил за месяц вперед. Но каждый раз, когда он спрашивал у Рокета, не пора ли ему переезжать, у того всегда наготове было какое-нибудь объяснение, почему пока нельзя этого делать. Тогда Бобби настоял на том, что переедет в день своего рождения, иначе заберет деньги. Рокет пообещал, что все будет в порядке.
Придя в клуб, Бобби обнаружил там лихорадочную суматоху. Вечер в пятницу был самым напряженным на неделе. По пятницам обычно прибывали знаменитости, отдохнуть перед долгими, утомительными уик-эндами.
Бобби заторопился к своему шкафчику, где хранились коробки с бумажными носовыми платками, мыло, чистые полотенца, пакетики с презервативами и бутылочки с дешевым одеколоном.
— Бобби, — окликнул его подошедший управляющий.
— Слушаю, мистер Клайн, — поспешно ответил Бобби. Он постоянно жил в страхе, что в один прекрасный день его уволят, а уж тогда он точно не сможет уехать от Фанни и Эрнеста.
— Сегодня ты будешь дежурить в мужском туалете для избранных гостей, — заявил Николс Клайн. Это был высокий, нервного вида мужчина тридцати с небольшим лет, с курчавыми волосами цвета ржавчины и крючковатым носом. У него была репутация неисправимого бабника; Клайн частенько запирался в своем кабинете с приглянувшейся ему женщиной. — Сеймур заболел. Ты справишься?
Бобби аж вытянулся по стойке „смирно“.
— Да, сэр.
Мужской туалет для избранных гостей. Вот это да! Интересно, что случилось с его постоянным смотрителем Сеймуром? Сколько Бобби работал в клубе, он не помнил, чтобы Сеймур пропустил хоть один вечер.
— Только веди себя тихо, пусть они там делают все, что хотят, — предупредил Николс, стрельнув глазами на проходившую мимо официантку.
„Ох, Боже, только бы он не положил глаз на Шарлин“, — подумал Бобби.
— Знаменитые люди… понимаешь, певцы, кинозвезды, столпы общества… они совсем другие, — пояснил Николс. — Ты оставляй их одних, просто будь поблизости на тот случай, если им что-то понадобится, — он почесал грудь под рубашкой, где висело несколько золотых цепочек. — Не пялься на них, они этого не любят И никаких автографов, даже если это нужно для твоей умирающей в Небраске мамы. Усек?
— Да, мистер Клайн.
— Если они будут баловаться наркотиками, не обращай на это внимания. — Как бы невзначай Николс добавил: — Ну а если им будет нужна шлюха, то отправляй их ко мне. Не вздумай что-нибудь продавать. Одна жалоба, парень, — и ты вылетишь отсюда как пробка. И я не посмотрю на то, что ты работаешь у нас уже несколько лет.
— Понял, сэр.
На секунду у Бобби мелькнула мысль сказать Николсу, что он и сам когда-то был знаменитостью. Рангом пониже, конечно, но все же он погрелся в лучах славы.
Но здравый смысл подсказал Бобби, что не стоит делать этого. Во-первых, Николс ни за что не поверит. А во-вторых, какой прок от того, если все узнают, что он был когда-то знаменит?
Нет. Свою тайну он сохранит при себе. После того как Бобби покинул Нашвилл и мистера Рю, он не спел ни одной ноты, не написал ни единой строчки. Музыка осталась в прошлом.
Мужской туалет для избранных гостей — или, как его иначе называли в клубе, „Дворец Сеймура“ — был отделан с большой фантазией: черный гранитный пол, раковины из черного мрамора, сверкающие писсуары, серебристые стены, украшенные фотографиями в рамках, изображавшими Мэрилин Монро на каждой стадии ее карьеры. Николс передал Бобби ключи от знаменитого шкафчика Сеймура, где тот обнаружил пульверизаторы с лосьонами после бритья и дорогими одеколонами, расчески и широкие гребни, початую бутылку коньяка „Корвуазье“, стеклянную шкатулку с белым порошком, скорее всего кокаином, и разными таблетками.
Бобби задвинул шкатулку с кокаином и таблетками подальше и вытащил то, что, по его мнению, могло понадобиться, и запер шкафчик. Бобби очень мало общался с Сеймуром — низеньким, угрюмым негром лет пятидесяти, который, если верить персоналу клуба, с удовольствием разговаривал только со своими знаменитыми клиентами.
Подготовившись, Бобби спустился вниз на кухню, где служащие закусывали перед открытием клуба.
Заметив его, Рокет помахал рукой. Поэтому, получив из рук помощника шеф-повара тарелку спагетти, Бобби сел за столик к своему другу-официанту.
Рокет, выпускник Школы сценического искусства, был честолюбивым актером. Итальянец по происхождению, чуть старше двадцати, длинные, блестящие волосы, живые, пытливые глаза.
— Я слышал, что тебе сегодня подфартило, — заметил Рокет своим ровным, но гнусавым голосом. — Здорово попасть наверх, да?
— Это точно.
— Жалко, ты не узнал об этом раньше, а то мог бы подготовиться, — Рокет понизил голос до шепота. — Это помогло бы нам обоим получить доход.
— Я подготовился, — возразил Бобби.
— Нет, — не согласился Рокет, — ты не понял меня. В этом туалете можно по-настоящему хорошо заработать. У тамошних клиентов денег полно, они не знают, что с ними делать, и постоянно что-нибудь покупают. Как ты думаешь, почему Сеймур прилип к этому месту? Да он там просто король, деньги гребет лопатой. — Рокет украдкой огляделся и продолжил: — Дай мне часок, я попробую найти себе подмену и тогда достану все, что тебе может понадобиться. Ну а прибыль — пополам.
У Бобби вовсе не было желания связываться с наркотинами, он хорошо понимал, что из-за этого следует ждать одни неприятности. Кроме того, Николс недвусмысленно дал ему знать об этом.
— Нет, — Бобби покачал головой, — это слишком опасно, а я не хочу остаться без работы.
— Да ты понимаешь, что рискуешь потерять работу именно из-за того, что не предоставишь клиентам то, чего они пожелают, — с уверенностью заявил Рокет. — Послушай, ведь старый Сеймур уже давно работает там, верно? А все потому, что оказывает подобные услуги этим знаменитым засранцам. И если ты не будешь этого делать, то, поверь мне, пулей вылетишь отсюда. Они такие, эти богатеи.
Бобби вспомнил о запертом шкафчике Сеймура. Пожалуй, в словах Рокета была правда.
— Не дрейфь, Бобби, мы обстряпаем это дельце, — надавил Рокет, почувствовав, что Бобби колеблется. — Может быть, у нас всего один сегодняшний вечер, так давай им воспользуемся, а?
Работая в этот вечер в мужском туалете для избранных гостей, Бобби словно перенесся в другой мир. Он привык к постоянной толкучке в туалете потных, шумных посетителей, которые в лучшем случае могли оставить ему чаевые в сумме от десяти центов до доллара. А сейчас он с интересом наблюдал, как в туалет изредка заходят роскошно одетые кинознаменитости, рок-звезды, известные спортсмены, продюсеры, модельеры, банкиры, политики, директора и прочая преуспевающая публика.
Помня о словах Николса Клайна, Бобби старался не пялиться на посетителей, но это было очень трудно, ведь прямо перед тобой мелькала череда таких знаменитых лиц. Большинство посетителей входили и выходили, некоторые вообще не оставляли чаевых, а другие небрежно бросали десятку или двадцатку, словно для них это был сущий пустяк. Джефферсон Лионкаре, знаменитый темнокожий певец, сунул в руку Бобби бумажку в сто долларов, подмигнул и воскликнул, как бы подбадривая:
— Сегодня — туалет, а завтра — весь мир.
Бобби очень захотелось пожать ему руку. Вот это название для песни! Только песен он больше не писал.
„Но почему?“ — спросил он сам себя. Да, он потерял свой сладкий детский голос, но ведь не способность сочинять. Почему бы снова не вернуться к этому… хотя бы просто для собственного удовольствия? И писать не кантри-энд-вестерн, как заставлял его мистер Леон Рю, а соул, самую сладкую музыку соул. Его музыку.
В последнее время он слышал много записей Джеймса Брауна и Ареты Франклин. Эти певцы, несомненно, умели преподнести песню.
Что ж, он вполне мог бы сочинять в стиле соул. В голове его постоянно крутились новые мелодии. Может быть, все-таки пришло время заняться этим?
Ну вот, сначала он уедет от Фанни, потом напишет песню. Просто так — для себя.
Его мечты были прерваны появлением тощего, с окаменелым лицом парня — рок-звезды. Он был одет в тесную куртку из шкуры леопарда, оранжевые брюки и сапоги на высоком каблуке.
— Где Сеймур?
— Он отсутствует, — ответил Бобби, довольный тем, что его не назвали „толстяком“, хотя это было правдой.
— Черт, и без тебя вижу, — бросил парень, разглядывая себя в большое, в полный рост зеркало. — А где старик?
— Думаю, заболел. — Бобби узнал в парне Дела Дельгардо, ведущего вокалиста группы „Кошмары“.
Звезда рока вытянул тонкие губы и поправил брюки.
— Он оставил мне мои лекарства?
— Какие лекарства?
Дельгардо прищурился, уставившись на Бобби.
— Не прикидывайся идиотом, а то наживешь неприятностей на свою задницу. Вы, проклятые черномазые, всегда заодно. — В голосе Дельгардо появились истеричные нотки. — Мне нужны мои лекарства, и побыстрее. За них уплачено.
Бобби подавил в себе желание расквасить физиономию этому костлявому типу. Этим бы он ничего не добился, только вылетел бы с работы.
Глубоко вздохнув, он подумал о стеклянной шкатулке, запертой в шкафчике Сеймура. Что делать? Отдать шкатулку, не дожидаясь, пока этот псих начнет вопить?
Бобби открыл шкафчик, вытащил шкатулку и протянул ее Дельгардо.
— Вот это?
— Как это ты еще не додумался предложить мне стать на колени и поклянчить? — раздраженно бросил Дел, насыпал несколько кучек белого порошка на черный мрамор раковины и стал жадно втягивать носом.
Бобби отвернулся. Он всего один раз пробовал наркотики, но за два года работы насмотрелся на то, что они делают с людьми, и для него этого было вполне достаточно, чтобы никогда не прикасаться к ним.
— Давай со мной, — приказал Дельгардо, внезапно подобрев.
— Нет, спасибо. Это не для меня.
— Давай, тебе говорят! — настаивал Дел.
— Не могу, меня выгонят с работы.
Дел Дельгардо вновь показал свое истинное лицо.
— Тебя выгонят, если ты будешь перечить мне, жирный ублюдок.
Бобби захотелось, чтобы кто-нибудь зашел в туалет, иначе он вынужден будет набить морду этому хлыщу. Но никто не заходил.
— Я кому сказал! — с угрозой повторил Дел.
Бобби подумал, как же старый Сеймур выходит из подобных ситуаций. И тут пришло спасение. В туалет вошел мужчина средних лет в смокинге, и внимание рок-звезды переключилось на вошедшего.
— Привет, Маркус, — приветствовал его Дел. — Ты как раз вовремя. Давай, присоединяйся поскорее.
К великому удивлению Бобби, этот весьма приличного вида человек подошел к Дельгардо, потрепал его по обтянутому шкурой леопарда плечу, словно они были лучшими друзьями, достал из внутреннего кармана небольшую золотую трубочку и вдохнул через нее белый порошок.
Бобби облегченно вздохнул. Он больше был не нужен. Кризис миновал. И он радостно принялся протирать мраморные раковины.
— Мой альбом раскупили во всех магазинах… черт побери, раскупили. Ведь так, Маркус? Правда? — начал допытываться Дел.
— Да, конечно, — ответил мужчина с легким европейским акцентом.
— И значит, я переплюнул Мина? А?
— Мы делаем деньги. И это главное, не так ли?
— Да, — как-то неуверенно согласился Дел. Для него самым главным было превзойти по объемам продажи своих пластинок Мика Джеггера и „Роллинг стоунз“. Деньги его не волновали.
— Не пора ли вернуться к нашим дамам? — ласковым тоном поинтересовался Маркус.
Дел Дельгардо в последний раз жадно понюхал порошок.
— Да, пошли. Почему бы и нет? — Он бросил последний взгляд на свое отражение в зеркале и, оставшись довольным увиденным, слегка пошатываясь, вышел вместе со своим спутником из туалета.
Сразу же после их ухода в дверь прошмыгнул Рокет.
— Ты знаешь, кто это был? — возбужденно спросил он.
— Дел Дельгардо. Жуткий ублюдок.
— Да не он, тот, другой.
— А кто это?
— Маркус Ситроен. Владелец компании звукозаписи „Блю кадиллак рекордз“ Могущественный человек. Вот — Рокет принялся опорожнять карманы — достал сигареты с травной, таблетки, снотворное. — Это все, что смог раздобыть на сегодня. Будем надеяться, Сеймур поболеет еще пока.
— Какова моя доля? — спросил Бобби, хотя, по правде, ему совсем не хотелось в это ввязываться.
— Господи! — Глаза Рокета округлились. — Иногда ты просто удивляешь меня, Бобби. Что можно от тебя ожидать?
— Я слышала, ты вчера вечером видел Маркуса Ситроена.
С ним говорила Шарлин. Наконец-то она заметила его!
— Да, — промямлил Бобби.
Он не знал, как вести себя. Они стояли рядом, Бобби еще никогда не был так близко от Шарлин, он не знал, что она такая изящная, словно куколка. И хорошенькая! Ах, какая хорошенькая!
— Послушай, — Шарлин придвинулась еще ближе и зашептала. — К важным персонам я не могу подступиться, торчу тут внизу с пьяной швалью. Ты можешь оказать мне большую услугу Если он появится сегодня вечером, передай ему вот это Прошу тебя. — Она сунула в руку Бобби магнитофонную кассету, глядя на него с мольбой.
Это был счастливый шанс, ему надо было просто сказать „Хорошо. Будь со мной поласковей, и я передам ему твою пленку“. Именно так — спокойно и расчетливо — поступил бы Рокет. Но вместо этого Бобби лишь слабо выдавил из себя.
— Хорошо.
— Спасибо, милый. — Шарлин приподнялась на цыпочки и поцеловала его в щеку. — Ты славный парень.
И ушла. Он упустил свой шанс. Проклятье!
Тут появился сияющий Рокет.
— Похоже, нам и сегодня повезло! Чудненько, чудненько! Ведь Сеймур не пришел на работу, а?
В глубине души Бобби желал, чтобы Сеймур пришел. Прислуживать крупным шишкам было чертовски трудно. Бардак, который располагался внизу, ему нравился больше, да и наркотиками торговать ему не хотелось, хотя, надо признаться, деньги ему не помешали бы. В конце концов, он ведь продает наркотики не подросткам на улице. Рокет говорил, что у этих людей полно денег, и никто не вынуждает их покупать.
— Сегодня ты опять работаешь наверху, Бобби, — объявил подошедший сзади Николс Клайн, что заставило Рокета ретироваться с виноватым видом. — Вчера все прошло нормально, жалоб не было.
— А что с Сеймуром?
— Насчет Сеймура не беспокойся. Делай свое дело и помалкивай.
— Вот именно, — воскликнул вновь появившийся после ухода Николса Рокет. — Делай свое дело и опорожняй их карманы. — Рокет истерически хихикнул.
Еще один сумасшедший вечер. Бобби продавал посетителям все, что они требовали, и очень скоро убедился, что для богатых и знаменитых деньги не имеют значения. Похоже, им даже нравилось швыряться ими.
После закрытия Бобби попытался отыскать Рокета, чтобы отдать ему его долю, но официанта нигде не было, а Бобби очень торопился и ушел домой. Маркус Ситроен в этот вечер не появился, и пленка Шарлин так и осталась у него. Бобби не терпелось ее послушать.
Дома Бобби поставил пленку на портативный магнитофон — сувенир из Нашвилла — и ужаснулся, как скверно звучал ее голос. У Шарлин был тоненький и слабенький голосок, а из-за грохота сопровождающего ансамбля ее вообще было еле слышно.
Значит… Шарлин хотела стать певицей. Что ж, по крайней мере, у них было хоть что-то общее — музыка, и, слушая пленку, Бобби понимал, что может научить ее петь гораздо лучше.
С этой счастливой мыслью он заснул, а проснулся только через несколько часов от ужасных болей в животе.
— О Боже, — застонал он, еле-еле выбрался из кровати, доковылял до ванной, где его жестоко вывернуло наизнанку.
Но этим не закончилось. Непрекращающаяся боль, казалось, разрывает ему кишки.
Бобби охватила паника. Случилось что-то страшное, и он не знал, что делать. Собрав последние силы, он доплелся до спальни Фанни и Эрнеста и включил свет, разбудив их обоих.
— Чего тебе надо? — закричала Фанни, садясь на кровати. Ее большие груди вывалились из выреза дешевой розовой ночной рубашки.
— Мне плохо, — задыхаясь, вымолвил Бобби, — ужасная боль.
— Что болит? — спросила Фанни с подозрением.
— Да он пьян, — пробормотал Эрнест, натягивая одеяло на голову.
— Мальчик не пьет, — отпарировала Фанни, всегда готовая поспорить.
— Это ты так думаешь, женщина, — многозначительно заметил Эрнест.
Бобби схватился за живот. Это его наказание за то, что он продавал наркотики. Ведь он же знал, что это нехорошо. Почему же позволил Рокету втянуть себя в это дело!
Бобби почувствовал, как все тело взмокло от пота, сильная боль накатывала волна за волной, и он, словно мертвый, с грохотом рухнул на пол.
Последнее, что он слышал, были слова Эрнеста:
— …мне нужно отдыхать, женщина. Не хватает мне еще таких сцен посреди ночи. Давай, делай что-нибудь, ведьма. Вышвырни его отсюда. Я больше ни единого дня не желаю видеть эту ленивую жирную задницу!