Щит Спэрроу

Два

Вода стекала с подола моего промокшего платья, оставляя за собой точечный след, когда я на цыпочках пробиралась по галерее восточного крыла замка. Мое сердце бешено колотилось, по венам все еще струился адреналин после прыжка с утеса.

Мне было шестнадцать лет, когда я совершила этот прыжок в первый раз. Группа мальчиков-слуг поднималась на этот холм жарким летним днем, и я из любопытства последовала за ними. Я наблюдала за ними издалека, когда они один за другим спрыгивали с утеса.

К тому времени, как они все доплыли до берега и вернулись в замок, я набралась смелости подойти к обрыву. Потребовалось несколько часов, чтобы оценить высоту, прежде чем я, наконец, совершила прыжок. Когда я погрузилась в холодную воду, отчаянно пытаясь вынырнуть на поверхность, я поклялась, что больше никогда не сделаю этого снова. Но неделю спустя, после выговора мастера оружия о моем неумении стрелять из лука, я взобралась на этот утес снова.

И заявила, что он принадлежит мне.

В те моменты, когда мне нужно было почувствовать себя храброй, свободной и живой, этот утес был моим спасением.

Сегодня я не в первый и не в последний раз пробиралась в замок, промокшая насквозь. Море унесло мои тапочки, и мои ноги шлепали по белому мраморному полу, когда я шла по пустынной галерее.

Я напрягла слух, чтобы уловить малейший звук, когда кралась мимо гобеленов и картин. Вероятно, красться было излишне. Никто не заходил в этот зал, особенно Марго.

Ей не нравились произведения искусства в этой галерее. На ее вкус, они были слишком мрачными.

Каждая деталь отражала суть событий прошлых поколений. Самая большая фреска была создана после их последней миграции, почти тридцать лет назад, когда огромные, похожие на орлов монстры пролетели над Каландрой и уничтожили наш народ.

На картине темно-рыжий самец крукса разрубил человека надвое своим огромным клювом. Внутренности свисали из его открытой пасти. Его коготь, более острый, чем любое лезвие, пронзил сердце женщины, раздавленной его весом. С толстых заостренных когтей самца капала кровь.

Марго не ошиблась. В этой галерее царило насилие. И, возможно, когда я переживу миграцию, моя нога больше не ступит в этот зал.

Было написано, что древние боги, Ама и Ода, создали животных Каландры в качестве даров людям. Компаньонов, с которыми можно было бы разделить это царство. Отец и мать гордились своими прекрасными творениями. Они осыпали их похвалами и славой.

Но эта гордость привела в ярость детей богов, и в порыве ревности новые боги — Шестеро — создали своих собственных животных. Шестеро создали хищников по образу и подобию животных Каландры, хотя их вариации были намного красивее. Намного могущественнее. Намного смертоноснее.

Они породили монстров, которые служили напоминанием как людям, так и животным о том, что мы хрупки и незначительны. И не было монстра страшнее, чем крукс.

Когда я впервые увидела это произведение искусства, эту завораживающую фреску, меня стошнило в горшок с папоротником. Но скоро должна была начаться следующая миграция, поэтому я заставляла себя возвращаться в эту галерею снова и снова, пока от увиденных сцен у меня не перестало сводить желудок.

Когда я впервые увижу полет крукса, я буду готова к тому, с каким опустошением столкнется наш народ.

Боги действительно превзошли самих себя в своем творении.

Это были монстры.

И затем была главная проблема.

Согласно предсказаниям ученых, следующая миграция может начаться уже следующей весной. Меньше чем через год. Я могла позволить себе роскошь быть защищенной в стенах этого замка, в то время как многие эту возможность не имели.

Оторвав взгляд от фрески, я завернула за угол, собираясь сделать последний рывок к лестнице, когда чуть не врезалась в чье-то тело, отпрянув за долю секунды до того, как мы столкнулись.

— Прост… — Слова извинения замерли у меня на языке, когда я уставилась на жреца Востеров. Мой вздох эхом отразился от стен, когда я медленно отодвинулась от эмиссара (прим. ред.: эмиссар — это специальный представитель государства, политической организации или спецслужб, направляемый в другую страну для выполнения различных поручений (преимущественно секретных)) моего отца.

Он не мигая смотрел на меня с высоты своего роста, он был на голову выше меня и с костлявыми плечами. Он был одет в бордовую мантию, ткань обтягивала его долговязое тело, доходя до лодыжек и ступней, таких же босых, как у меня. Ногти на руках и ногах у него были толстые, с темно-зелеными бороздками. У него не было ни волос, ни бровей, а кожа была холодной и бледно-белой. Его орлиный нос резко выделялся над тонкими бесцветными губами.

Моя любимая камеристка говорила, что у нее мурашки бегали по коже от вида жреца, но именно от его глаз меня бросало в дрожь. Они были сплошными, бесконечными озерами без зрачков, такого же темно-зеленого цвета, как и его ногти.

Эти глаза порождали кошмары.

Мне было все равно, что другие говорили о братстве. Востеры были страшнее любого монстра, бродящего по пяти королевствам.

Сила, исходившая от его тела, заставила меня пошатнуться. Магия Востеров потрескивала вокруг меня, как искры. Это было головокружительно. Вызывало тошноту. Это было похоже на прыжок со скалы, только там не было дна. У меня внутри все перевернулось, а под ногами образовалась пустота.

Люди не должны были быть так близко знакомы с магией.

Я подавила желание закричать, когда его сила царапала обнаженную кожу моих рук.

Востер склонил голову набок, как птица, и оглядел мою мокрую одежду. Он поднял костлявую руку, оттопырив один палец. Легким движением запястья он убрал воду с моих волос.

Она кружилась вокруг моего лица, капли сливались и поднимались, пока над моей головой не образовался шар из чистой воды. Он расширялся, превращаясь в оплетенный веревкой круг с полым центром. Из воды торчали шипы, словно ее тянуло к сводчатому потолку.

Она кружилась, и кружилась, и кружилась, пока жрец не придал воде форму короны, которая нависла над моей головой.

Отец сказал, что братство Востер часто использовало свою магию жидкости, чтобы передать послание. Они манипулировали воздухом, водой и кровью, чтобы делать заявления.

Что ж, что бы ни означала эта водяная корона, я не собиралась просить жреца объяснить. Я бросилась к лестнице и взбежала по первому пролету, перепрыгивая через две ступеньки за раз, комкая в кулаках промокшие юбки. На площадке я оглянулась.

Темные глаза жреца смотрели выжидающе.

По моим плечам снова прошла дрожь, прежде чем я схватилась за перила и заставила себя подняться. Только на третьем этаже ощущение, что по моей коже ползают пауки, прошло.

Я вытерла руки о свое мокрое платье, как будто могла избавиться от ощущения покалывания.

Почему жрец не мог высушить мое платье, а не волосы? Это было бы полезно. Я практически чувствовала, как мои кудри растрепались.

Вот и заплела называется.

Ужас был еще одной причиной, по которой я не хотела идти на встречу с туранцами.

Жрецы редко посещали замок, но шесть дней назад без предупреждения прибыл эмиссар отца. Каждая встреча с ним вызывала у меня тошноту.

Что он вообще здесь делал? Возможно, братство получило известие о том, что отец нанял туранских воинов. Или, возможно, он пришел из-за Стража.

Востеры были неуловимы и избегали большинства людей. По крайней мере, я так думала, учитывая, что единственным жрецом, которого я когда-либо видела, был эмиссар отца, и во время своих визитов он держался поближе к замку.

Я даже не была уверена, сколько Востеров входило в братство. Сотни? Тысячи? В библиотеке замка была одна-единственная книга о Востерах, и она была короткой. Очень, очень короткой.

Эмиссар отца приезжал на важные политические мероприятия, знаменательные свадьбы и королевские похороны. Вероятно, чтобы убедиться, что мы все ведем себя прилично и соблюдаем условия магических договоров Каландры.

Однажды я спросила наставника, чем на самом деле занимаются Востеры, помимо владения текучей магией и составления клятв на крови для королей. Были ли жрецы людьми, унаследовавшими магию, или же они были кем-то совершенно иным. Он сказал мне, что это сложно, что означало, что он тоже не знал.

Отец, казалось, был в хороших отношениях со своим эмиссаром, но они определенно не были близкими друзьями.

Что ж, какова бы ни была причина, по которой жрец был здесь сегодня, я была более чем готова к тому, что он уйдет. Если повезет, он исчезнет в тот момент, когда туранцы покинут Росло, возвращаясь в то место, которое Востеры называли своим домом. Еще одна загадка об их народе. Никто не знал, где они живут.

От одной только мысли о целом городе Востеров, улицах и зданиях, пропитанных магией, меня затошнило.

У меня по спине пробежали мурашки, как будто за мной наблюдали. Я обернулась, ожидая увидеть жреца, но на лестнице я была одна.

— Я явно параноик, — пробормотала я, поднимаясь на последнюю ступеньку в большой холл четвертого этажа.

— Почему у тебя мокрое платье? — вопрос Марго застал меня врасплох, и я провела рукой по груди. — А что случилось с твоими волосами?

Я застонала. Вот вам и прокралась незамеченной. Черт.

— Прости, Марго.

Это была вина Востера — подонок. Обычно я проверяла коридор, чтобы убедиться, что он пуст, прежде чем пройти по ковровой дорожке в свою комнату. Вместо этого я была слишком отвлечена колючим прикосновением магии жреца, чтобы обратить на это внимание.

— Одесса. — В Каландре не было человека, который мог вложить в мое имя столько раздражения, сколько моя мачеха.

— Я буду готова вовремя. Обещаю.

Ее глаза цвета морской волны с янтарным блеском, как у любого другого куэнтина, были остры, как кинжалы, когда она указала на мою дверь.

— Ты уже опаздываешь.

— Еще рано.

Ноздри моей мачехи раздулись, когда я прошмыгнула мимо нее в свои комнаты.

— Отлично. Я почти опаздываю.

— Поторопись. — Она последовала за мной в мои покои. Когда я перекинула свои волосы — очень сухие, очень вьющиеся и совсем не каштановые — через плечо, ее пальцы принялись расстегивать пуговицы на моем платье.

— Тебе не обязательно оставаться, — сказала я. — Бриэль или Джоселин могут мне помочь.

Она так сильно дернула за последнюю пуговицу, что та оторвалась и заскользила по полу.

— Ты где-нибудь видишь Бриэль или Джоселин?

— Э-э, нет. — Мои покои были пусты, а одежда для сна, которую я сняла утром, все еще валялась на полу возле перегородки для переодевания.

Камеристки моей госпожи либо были переведены к Мэй на весь день, либо отправились шпионить за туранцами. Я думаю, последнее.

— Они заняты в юго-восточном крыле, — сказала Марго.

А, это не там ли остановились туранцы?

— Эти рейнджеры занесли грязь в наши залы.

Грязь?

— Разве они не пересекли Крисент? Где они могли запачкаться?

— Одесса. — Снова возникло это раздражение.

Верно. Задавай вопросы позже.

— Пожалуйста. — Марго подтолкнула меня вперед, и я бросилась за ширму, прижимая лиф платья к груди.

Платье с шумом упало на пол, когда она просунула мое новое платье за край ширмы.

Тот факт, что Марго удалось подобрать оттенок серого, более насыщенный, чем предыдущий, был просто поразительным. Я скривила губы, когда влезла в его юбки.

— Нам придется покрасить тебе волосы. Снова. А у нас нет времени. — Стук ее ноги был подобен многократному шлепку по руке. — Плавать. Полностью одетой. Почему ты такая? Почему у тебя не может быть нормального хобби, такого как стрельба из лука или верховая езда?

Я любила рисовать, но оценила ли Марго мои работы? Нет. Вместо этого ее раздражало, когда мои пальцы были испачканы углем или пастелью.

Она хотела, чтобы я была похожа на Мэй. Чтобы я любила фехтование и спарринги. Это были приемлемые увлечения для ее дочери, ее принцессы. Но искусство и плавание, оба относительно безобидных занятия, считались хлопотными и раздражающими.

Да, я плавала. Да, наверное, это стоило отложить до завтра. По крайней мере, Марго точно не знала, как я оказалась в воде. Никто не знал.

Если кто-нибудь узнает, что я ныряла с того утеса, мне придется здорово поплатиться.

— Я спешила, — поклялась я. — Я потеряла счет времени.

— Девочка, ты испытываешь пределы моего терпения.

— Прости, прости, прости. — Сколько бы раз я ни извинялась, это ничего не изменит, но это никогда не останавливает меня от попыток.

Она кипела от злости, когда я появилась, одетая в серое.

— Повернись.

Я повернулась к ней спиной, чтобы она могла застегнуть пуговицы платья.

Ткань облегала мои ребра и грудь. Вырез оставлял открытыми ключицы и горло, в то время как рукава доходили до кончиков пальцев. Юбки развевались вокруг моих бедер, шурша и покачиваясь в такт моим движениям.

В любом другом цвете это было бы красивое платье.

В сером я практически сливалась с каменным полом. Возможно, в этом вся суть.

— Прическа. — Марго щелкнула пальцами и указала на туалетный столик, стоявший позади меня, когда я села на скамью.

Я колебалась, отдавать ли ей расческу. В ее руках это было оружие, которым она часто пользовалась. После того, как она заканчивала пытку, у меня еще несколько часов болела голова.

— Тебе не нужно этого делать. Я справлюсь. Уверена, что Мэй нуждается в тебе больше.

— Она… занята.

Занята. Это означало, что она была с капитаном стражи на их дневной прогулке.

Почему для Мэй было нормально немного развлечься перед встречей с туранцами, а меня наказали за крошечное купание в океане?

Двойные стандарты, царящие в этом замке, были удушающими.

Марго вырвала расческу у меня из рук и провела ею по моим кудрям, потянув с такой силой, что мне пришлось схватиться за края скамейки, чтобы не свалиться на пол. Справившись с большинством петухов, она щелкнула пальцами свободной руки.

— Пудра.

Я потянулась к опаловой баночке на туалетном столике, сняла крышку и задохнулась от резкого запаха краски. Запах выветрится через несколько минут, но, боги, от первого вдоха у меня обожгло горло.

Она втирала пудру в корни волос, пока мой естественный цвет не стал приглушенным. Пока не исчезли оранжевые, красные, медные и карамельные пряди. Ни один локон не был пропущен, и когда я посмотрела в зеркало, сквозь стекло на меня смотрел знакомый оттенок коричневого.

Я не возражала против коричневого, совсем нет. Марго сказала, что он подходит к цвету моего лица. Что он подчеркивает веснушки на моем носу и золотистые прожилки в глазах.

Я думаю, рыжий цвет слишком сильно напоминал ей о моей матери.

Во мне было слишком много от моей матери.

— Я никогда в жизни не встречала человека, у которого была бы такая склонность находить неприятности. — Марго отбросила расческу в сторону и начала заплетать пряди в косу. — Тебя могли съесть акулы.

— Так близко к берегу акул не бывает.

— О? И, я полагаю, мерроуилов тоже нет. Ты что, забыла, по какой причине туранцы вообще здесь оказались?

— Нет, — пробормотала я.

Туранцы прибыли сюда, чтобы уничтожить монстров, которые в прошлом году сеяли хаос на торговых путях отца. То, что началось со спорадических нападений чудовищ, усилилось, и по состоянию на это лето только каждый третий корабль добирался до места назначения. С каждой атакой мерроуилы не оставляли никого в живых.

До этого, до того, как они начали нападать на наши корабли, было известно, что они обитают только в самых глубоких водах океана Мариксмор, далеко от того места, где плавали наши корабли. Почему они сменили место обитания? Перебрались ли монстры вглубь материка в поисках пищи? Появился ли новый хищник, который гнал их к берегам Росло?

Неужели боги создали чудовищ, более страшных, чем даже круксы?

Мало того, что пропадали наши грузы, так еще и лучшие моряки Куэнтиса тонули и были съедены мерроуилами. Убедить кого-либо совершить путешествие через Крисент Кроссинг становилось невозможно — и дорого обходилось.

Необходимо было обезопасить торговые пути. Зерно, которое мы собирали и продавали в Лейн, Генезис, Озарт и Туру, должно было быть доставлено до того, как другой король воспримет пропажу как оскорбление. Как нарушение условий договора. Как приглашение к войне.

Никто не мог позволить себе войну, особенно когда так скоро должна была начаться массовая миграция.

Нам нужно было запастись ресурсами. Чтобы иметь оружие, еду и другие припасы наготове, когда придут монстры. Только богам известно, какие разрушения они принесут. Наши корабли, груженные пшеницей, кукурузой и ячменем, не могли пропасть, особенно если учесть, что этот урожай уже был обменян на оружие и лесоматериалы.

Солдаты Куэнтиса пытались уничтожить мерроуилов, но монстры были столь же злобны и коварны, как и любой воин. Они двигались с молниеносной скоростью, а твердая кость, торчавшая из их черепов, могла пробить корпус корабля. Нашим людям удалось убить несколько монстров, но этого было недостаточно. Они продолжали топить наши корабли.

Поэтому отец нанял туранцев, чтобы очистить Крисент Кроссинг от мерроуилов. Как? Я понятия не имела.

— Как ты думаешь, они смогут их убить? — спросила я Марго.

— Ну, если шесть мертвых тварей, развешанных сегодня утром в доках, являются каким-то признаком, то я бы сказала, что да.

— Что? Они уже убили мерроуилов? — Я села прямее. — Когда?

— Их привезли вчера вечером.

Если бы я знала, то не стала бы прыгать с утеса и направилась прямиком в доки. Я никогда не видела легендарных мерроуилов ни в чем, кроме книг.

— Насколько они большие? Они голубые?

Марго усмехнулась.

— Ты больше радуешься шести мертвым монстрам, чем собственной свадьбе с Бэннером.

Она не ошиблась. Я пропустила больше совещаний по планированию, чем посетила.

Я резко обернулась.

— Как, по-твоему, они их убили?

— Одесса, — рявкнула она, разворачивая мою голову к зеркалу. — Стой. Не двигайся.

Кого волновали мои волосы? Сегодня не я та женщина, которую выставят напоказ. Никому не было до меня дела. Но я держала рот на замке и позволила Марго продолжать плести косы.

До смерти моей матери Марго была ее камеристкой, и, поскольку у меня были мамины волосы, Марго хорошо умела укрощать локоны.

— Я видела Бэннера раньше. — Я подождала, пока голубые глаза Марго встретятся с моими золотыми в зеркале. — Он сказал мне, что Страж прибыл с туранцами.

— Да. — Между ее бровями пролегла морщинка.

Страж.

Этот человек, по слухам, был более злобным и смертоносным, чем любой монстр, созданный богами.

Новости о Страже достигли берегов Куэнтиса три года назад, и с тех пор о его происхождении ходило бесчисленное множество слухов.

Некоторые верили, что он выполз из могилы в Туре. Что он был скорее призраком, чем смертным существом. Некоторые говорили, что он был воплощением Иззака. Что Богу Смерти надоело сидеть на своем троне, и он обернулся человеком, чтобы мучить человечество ради развлечения. А другие были уверены, что он получил свои способности благодаря древним богам.

Он был скорее мифом, чем человеком, и истории о нем распространились по всему континенту, как лесной пожар.

— Что означает то, что он здесь? — спросила я Марго.

— Это означает, что тебе не следует гулять без охраны. Это означает, что нам не следует опаздывать. — Она яростно работала пальцами, заплетая каждый локон в толстую косу. Но сегодня даже мои волосы, казалось, протестовали против этого фарса. Когда третья прядь распустилась у меня на висках, она всплеснула руками.

— У меня нет на это времени. Заканчивай и иди в тронный зал. — Она направилась к двери, взметнув юбки своего кобальтового платья.

Когда она проходила мимо окна, солнечный свет преломился в драгоценных камнях на ее короне. Ее шелковистые золотистые волосы гладкими прядями рассыпались по плечам и спине. Она скорее парила, чем ходила, высоко подняв подбородок. Возможно, она и не была рождена королевской особой, но Марго Кросс была настоящей королевой.

Ее дочь будет такой же.

Когда моя мачеха ушла, я повернулась к зеркалу и поникла.

В такие моменты мне хотелось быть моложе. Чтобы я была таким же ребенком, как Арталайус. Мой сводный брат проводил свои дни в детской, пребывая в блаженном неведении о своих обязанностях. Хорошо. Как наследник трона моего отца, Арти когда-нибудь подпишет клятву верности на крови, как и большинство королевских наследников в пяти королевствах Каландры, и вскоре у него будет больше обязательств, чем я смогу вынести.

Бедный ребенок.

Несмотря на двадцатилетнюю разницу в возрасте между нами, я надеялась, что он придет ко мне, если ему когда-нибудь понадобится отсрочка от требований отца и Марго. До тех пор мы с Мэй будем нести это бремя.

Мои волосы были в беспорядке, несмотря на попытки Марго заплести их в косы, но я с трудом уложила их, оставив несколько выбившихся прядей обрамлять лицо. Перевязав их атласной лентой, я сняла корону, которая лежала на туалетном столике, и надела ее на голову.

Она была тяжелой, металл холодным и неумолимым. В сверкающее золото были инкрустированы сотни сверкающих янтарных камней.

Эта корона была единственной не серой вещью на мне.

Боги, я ненавидела серый цвет.

Я выпрямила спину и приняла позу, которую мои воспитатели прививали мне с трехлетнего возраста. Я посмотрела в зеркало, а в ответ на меня уставилась принцесса.

Опаздывающая принцесса.