Щит Спэрроу

Семь

В святилище замка было душно и жарко. Запахи дыма и благовоний были такими сильными, что обжигали мне ноздри, когда отец проводил меня через резные двери.

Марго и Мэй шли позади нас, бок о бок. За ними следовал поток охранников, звук их шагов эхом разносился по темному, тесному помещению.

Здесь не было окон, через которые проникал бы солнечный свет. Это святилище было высечено в скалах под замком как место, где люди могли поклоняться богам во время миграции. Сегодня вечером скамьи были пусты, но, когда наступит решающий момент, деревянные скамьи, вероятно, послужат и сиденьями, и кроватями для тех, кто приютится в этих стенах.

Я всегда планировала быть с ними. Провести месяцы переселения в комнатах, примыкающих к святилищу, которые были отведены для отца и его семьи.

Была ли крепость в Туре? Пещеры и туннели под замком в Аллесарии? Не там ли они прятали информацию о круксе, за которой охотился отец? Возможно, в Аллесарии даже не было замка.

Я выясню это достаточно скоро.

Святилище освещалось сотнями канделябров, которые боролись с темными тенями. Когда я была маленькой, я спросила священника, сколько времени им требуется, чтобы каждый день зажигать все свечи. Он сказал мне, что они никогда не гасили пламя, а только заменяли догоревшие свечи — таким образом, они никогда не пропадали из поля зрения Оды.

Когда я спросила, почему они просто не выходили на улицу, чтобы поклониться отцу, он нахмурился и позвал моего наставника.

В тот день я узнала две вещи. Во-первых, святилище было не лучшим местом, чтобы прятаться от моих учителей. Во-вторых, священники не слишком любили солнце.

Они, похоже, не уходили далеко от своих покоев в замке, а поскольку я любой ценой избегала их двухчасовых вечерних бдений, наши пути редко пересекались.

Я ожидала увидеть сегодня вечером, по крайней мере, главного священника, ведь это была свадебная церемония и все такое, но святилище было пусто, если не считать двух жрецов Востеров, уже стоявших у алтаря. Возможно, их магия отпугнула священников.

У меня по коже мгновенно побежали мурашки. Невыносимо. А свадьбы у куэнтинов часто длились по три часа. Я не была уверена, что смогу так долго терпеть это ощущение.

— Где священнослужители? — спросила я, понизив голос так, чтобы слышал только отец.

— Церемонии не будет. Только постановление о браке и подписание договора.

— Ааа. — Почему в моем голосе прозвучало разочарование? По крайней мере, это быстро закончится. Хотя это означает, что у меня не будет времени отложить встречу с принцем Завьером в его спальне.

Неужели каждая Спэрроу так сильно боится своей первой брачной ночи? Если я скажу Завьеру, что у меня болит голова, — не солгу, — оставит ли он меня в покое? У меня внутри все перевернулось. Марго просила меня что-нибудь съесть, но я отказалась. Может, мне стоило съесть тарелку крекеров с сыром. Если меня вырвет желчью на ботинки Завьера у алтаря, изменит он свое мнение о призовой невесте?

Мы остановились в десяти футах от алтаря, и отец выскользнул из моих объятий, оставив меня с Марго и Мэй, а сам пошел поговорить с братом Даймом. Они склонили головы друг к другу, но говорили слишком тихо, чтобы я могла расслышать.

Я придвинулась к Мэй так близко, что мы соприкоснулись, и что-то твердое уперлось мне в бок.

— Сколько ножей у тебя припрятано под платьем? — спросила я.

— Несколько. А что? Хочешь позаимствовать один на первую брачную ночь? — прошептала она.

Я поджала губы, чтобы скрыть улыбку.

Отец кивнул Верховному жрецу, затем повернулся к стражникам у входа в святилище. По мановению его руки они открыли двери, и мгновение спустя туранцы вошли внутрь.

Завьер вошел первым, одетый в ту же одежду, что и раньше. Никаких изысков или сшитого на заказ пиджака. Он больше походил на одного из своих рейнджеров, чем на принца, если не считать серебряного обруча на лбу, который поблескивал в свете свечей.

Четверо его воинов следовали за ним, выражение их лиц было таким же твердым и непроницаемым, как и у их предводителя. Они казались еще больше, чем в тронном зале. Более смертоносными.

— Отправлять тебя в Туру — самоубийственная миссия, — пробормотала Мэй. В ее голосе слышалось неподдельное беспокойство.

— Лучше я, чем ты. — Я сжала ее руку. Даже при всей ее тренированности это было бы опасно для Мэй.

— Нет. Лучше я, чем ты. — Она сжала мою руку один раз, затем отстранилась.

Как и в случае с объятиями, Мэй была не из тех, кто держится за руки.

Последним в святилище вошел Страж. Он шел неторопливой походкой, более размеренной, чем остальные, как будто его не торопили идти к алтарю. Его взгляд был таким жестким, каменно-карим. Когда он посмотрел на меня, уголок его рта приподнялся.

Ухмыляющийся болван.

Сколько мне понадобится удачи, чтобы стереть ее с его лица? Если мне когда-нибудь удастся застать его врасплох, я обязательно попробую.

Может быть, я смогу подсыпать ему яд. Добавлю несколько капель в бокал с вином, когда он не будет смотреть. Он казался мне человеком, который всегда наблюдает, но все же…

Девушка может мечтать в день своей свадьбы.

Отец щелкнул пальцами, давая мне знак присоединиться к нему у алтаря.

Мэй подтолкнула меня локтем, приподняв юбки я подошла к протянутой руке отца. Он провел меня по обеим ступенькам, пока я не оказалась на платформе и не остановилась у деревянного стола, на гладкой глянцевой поверхности которого был разложен пергаментный свиток.

«Щит Спэрроу».

Мой желудок снова сжался. Это происходило на самом деле, не так ли? Пути назад нет.

Соглашение было простым и незамысловатым. Просто чернила на бумаге аккуратным почерком.

Чернила. И кровь.

Я вчитывалась в текст договора, и мое сердце опускалось все ниже и ниже, пока оно не оказалось рядом с моими туфельками. Мы с Завьером подпишем его своей кровью, а Востеры скрепят его своей магией. Тура и Куэнтис будут связаны. Детьми, которых я рожу.

Документ был длиной с мою руку, почерк мелкий, но разборчивый, поскольку занимал большую часть пергамента. Наши предки были скрупулезны, надо отдать им должное. Должна ли я прочитать все это?

Туранские рейнджеры остановились рядом с Мэй и Марго, а Завьер поднялся по лестнице и встал рядом со мной. Тепло его руки согревало мою. От него пахло мылом и кедром.

Это было приятно. Он пах чистотой и деревом. По крайней мере, от него не воняло лошадьми или другими женщинами.

Профиль Завьера был словно высечен из гранита, его взгляд скользил по указу, строка за строкой.

Итак, мы начали читать его.

Я начала с самого начала, но предложения сливались воедино. Слова расплывались. С таким же успехом он мог быть написан на древнем языке, которым до сих пор пользовались жрецы. Слишком много глаз следили за мной, чтобы я могла сосредоточиться, а проклятая магия Востеров раздражала мою кожу.

Сосредоточься, Одесса. Я сделала глубокий вдох, на мгновение закрыла глаза, затем начала снова. Если я подписываю это кровью, я должна была хотя бы иметь представление о том, что там написано.

В начале рассказывалось об истории этого договора. Пять королевств обязались предлагать короля или будущего короля и Спэрроу в каждом поколении.

Имя первой невесты было Спэрроу, отсюда и название договора, и почему женщину, приносимую в жертву в каждом поколении, с тех пор называли Спэрроу. Ее отец, король Туры, отдал ее в жены своему заклятому врагу, королю Генезиса.

Узнаю ли я о первой Спэрроу в Туре? Восхваляли ли ее самопожертвование во имя своего королевства? Была ли она отмечена статуями и картинами? Или о ней забыли, как о других из потерянных поколений?

Озарт подарили Спэрроу моему прапрадедушке. Я не знала ее имени и не знала, была ли она хорошей королевой. Знала ли я, кто она такая? Возможно, если бы у меня было время подготовиться к этому, я смогла бы провести некоторое исследование.

Я вздохнула. Если я не знала о ней, то, вероятно, она была неплохой королевой.

Отец прочистил горло, вероятно, почувствовав, что мои мысли блуждают.

Я моргнула, фокусируясь на странице.

Торговые обязательства. Положения, запрещающие одному королевству вторгаться в другое. А затем законы, которые связывают мужа и жену.

КОРОЛЬ НЕ МОЖЕТ УБИТЬ СВОЮ СПЭРРОУ, А СПЭРРОУ НЕ МОЖЕТ УБИТЬ СВОЕГО КОРОЛЯ, ПРЯМО ИЛИ КОСВЕННО, ИНАЧЕ, ИХ ОБОИХ ПОСТИГНЕТ СМЕРТЬ.

Смерть.

Слово сорвалось с пергамента. Какая бы магия ни текла в жилах Востеров, когда они вложат ее в этот указ, когда она смешается с нашей кровью, я умру, если убью Завьера.

Приятно это слышать.

Под заявлениями было нацарапано пять имен. Подписи пяти первых королей. Их кровь не выцвела со временем. Подписи были темными, как чернила, и такими свежими, как будто их поставили несколько мгновений, а не столетий назад.

Королям, которые были после, не нужно было соглашаться на эти условия. Это было сделано за них теми пятью первыми. Любой мужчина, носивший корону, был обязан соблюдать ее.

Быть королем — значит иметь свои правила. Правила, изложенные в этом договоре.

Конечно, были ссоры, особенно на границах между нациями. Но короли должны были поддерживать мир.

И магия, исходившая от пергамента, подтверждала это.

В нем не было четких указаний на то, что можно и чего нельзя делать. Возможно, именно это и делало этот договор таким ужасающим. И блестящим.

Королям приходилось толковать, что это значит, чтобы обеспечить выполнение воли этого договора. Они должны были хорошо ладить со своими коллегами-правителями. Вот только кто решал, что хорошо?

Смутные, невидимые ограничения означали, что правители всегда вели себя наилучшим образом. В противном случае они были бы мертвы.

Отец говорил мне, что договоры можно нарушать. Как? Это волшебство было слишком могущественным. Слишком древним. Оно струилось по пергаменту, усиливая воздействие магии Востера, когда он наблюдал за заключением договора. Если отец действительно намеревался ввести войска в Аллесарию, то в тот момент, когда он начнет действовать, это древнее волшебство лишит его жизни. Не так ли?

Отец снова прочистил горло.

— Ты закончила?

Я кивнула, не отрывая взгляда от имен, выгравированных под именами пяти королей.

Тэнис Оук

Спэрроу Вульф

Первый король. Первая Спэрроу.

Не иронично ли, что члены королевской семьи Генезиса были названы в честь дерева, в то время как они не были известны своей древесиной?

Под именами Тэниса и Спэрроу стояло множество других. Больше Оуков. Больше Вульфов. Кроссы, Хэрроусы и Касаны. В список были включены все королевские фамилии.

Этот список составлялся триста лет.

И скоро в него войдет и моя.

— Что произойдет, если на этой странице больше не останется места? Вы не перенесете подписи на обратную сторону?

— Одесса, — прорычал отец.

— Прости. — Я преувеличенно нахмурилась.

Он знал, что я задаю вопросы, когда нервничаю. Честно говоря, он должен был этого ожидать.

Я опустила подбородок, чувствуя на своих щеках жар многочисленных взглядов. Когда я рискнула поднять глаза, все пары мужских глаз были устремлены в мою сторону. Даже Востеров.

Были ли жрецы мужчинами? Мы называли их братством, но спрашивал ли кто-нибудь об их предпочтениях?

Я оставила эти вопросы при себе и посмотрела на Завьера.

В отличие от остальных, он по-прежнему смотрел прямо перед собой, на стену. Без всякого выражения.

Он был таким равнодушным ко всему? Или только к этому браку? Зачем требовать призовую невесту, если ты не хочешь иметь с ней ничего общего?

Тихий смешок заполнил комнату.

Мое внимание переключилось на источник.

Страж.

Что смешного? Я бросила на него свой самый свирепый взгляд.

Он снова рассмеялся.

Яд. Я определенно отравлю этого человека. Разве плохо было планировать чье-то убийство, находясь в святилище богов? Я мысленно перекрестилась Восьмерым, на всякий случай.

Страж, все еще ухмыляясь, кивнул Верховному жрецу. Почему этот болван вел себя так, будто он был ответственен за эту катастрофу?

— Мы начинаем, — спокойный голос Верховного жреца никак не вязался с его колючей магией.

Завьер повернулся ко мне лицом, протягивая руки. Впервые пустое выражение его лица дрогнуло, и он натянуто улыбнулся мне.

Что ж, по крайней мере, он не ухмылялся.

Я вытерла свои липкие ладони о юбку, прежде чем вложить их в его ладони, одна из которых была перевязана такой же тканью, как и моя. Затем я встретилась взглядом с его глазами цвета мха. Они были настороженными и оценивающими. Он изучал меня так, словно мог прочитать каждую мысль, проносящуюся в моей голове.

Может быть, он смог бы ответить на несколько моих вопросов и дать мне какие-нибудь подсказки.

— Одесса Кросс. — Пока Верховный жрец говорил, я выпрямилась, проглотив комок в горле. — Клянешься ли ты защищать «Щит Спэрроу» своим союзом с Завьером Вульфом, принцем и будущим королем Туры?

Что бы сделал отец, если бы я отказалась? Я достаточно натерпелась от него за свою жизнь, чтобы не захотеть узнать об этом.

Я перевела взгляд на отца. Он даже не моргнул в ответ, но невысказанный приказ в его взгляде был очевиден.

Поклянись. Сейчас же.

Паника клокотала у меня в груди, дыхание стало коротким и неглубоким. Забудьте о рвоте, я могла потерять сознание.

Было слишком трудно выдержать пристальный взгляд отца, поэтому я оглядела алтарь, посмотрев сначала на Завьера, затем на жрецов Востеров. Мой взгляд упал на Стража. В его серебристых глазах читался вызов.

Собиралась я говорить или нет?

— Я, Одесса Кросс, даю эту клятву. — Это вырвалось у меня в спешке. Шепотом.

— Завьер Вульф, — продолжил Верховный жрец. — Клянешься ли ты защищать «Щит Спэрроу», заключив союз с Одессой Кросс, принцессой Куэнтиса и будущей королевой Туры?

Завьер махнул рукой Стражу.

— Ты будешь говорить от его имени? — спросил Верховный жрец.

— Да. Я говорю от имени принца. — Тембр баритона Стража наполнил святилище. Он был более глубоким, чем в тронном зале. Он был острее любого из клинков Мэй. — Завьер Вульф дает эту клятву.

Верховный жрец полез в карман своей рясы и достал простое перо. Он протянул его мне длинными, узловатыми пальцами с загнутыми ногтями.

Отец взял его из его рук и вытащил из кармана пузырек с моей кровью. Он нажал большим пальцем на пробку, и она выскочила. Он протянул мне и то, и другое.

Клятва — это одно. Устное обещание, которое можно нарушить. Это был реальный выбор. Поставить свою подпись. Как только это будет сделано, пути назад не будет.

Я колебалась, глядя на имена, находящиеся передо мной. Сколько из этих невест были выданы замуж против своей воли? Они пожертвовали собой ради своих королевств. Ради блага Каландры. Ради мира.

Если они смогли это сделать, то и я смогу.

Расправив плечи, я обмакнула перо в свою кровь и прижала его к бумаге, моя рука была тверже, чем следовало, когда я писала свое имя.

Одесса Кросс

Одиннадцать букв. И моя жизнь уже никогда не будет прежней.

Я отдала перо Завьеру, не в силах встретиться с ним взглядом, когда он взял его у меня из рук.

Он достал из кармана пузырек со своей кровью и так крепко сжал его в кулаке, что я испугалась, как бы стекло не треснуло. Это был тот же самый кулак, обернутый тканью, как и мой.

После этого у нас останутся одинаковые шрамы.

Без промедления он обмакнул перо и легким движением руки написал свое имя.

Воздух вырвался из моих легких, волна головокружения заставила меня пошатнуться.

Верховный жрец взял перо и спрятал его в тот же карман своей рясы. Затем он закрыл свои жуткие глаза и положил обе руки на указ. Магия вспыхнула невидимыми искрами, бомбардируя меня со всех сторон, прожигая мое платье, впитываясь в кожу.

Я закрыла глаза и стиснула зубы, чтобы не закричать, от захлестнувшей волны боли, пока она не утихла.

— Свершилось.

Мои глаза распахнулись от заявления брата Дайма.

Верховный жрец уже сворачивал указ, пряча его в черный кожаный чехол. Не говоря больше ни слова, они с братом Даймом спустились с алтаря и покинули святилище.

И это все? Мы закончили? Все закончилось, и я вышла замуж?

Не было никаких фанфар. Никакой церемонии. Никакого поцелуя.

Завьер снова уставился в стену, стиснув зубы, как будто десятиминутная свадьба была слишком долгой.

Мой муж.

Я была его женой.

А он не мог смотреть на меня.

Мои конечности онемели. По коже пробежал холодок.

— Мы отпразднуем ваш брак пиршеством. — Отец протянул руку к дверям святилища, жестом приглашая нас идти первыми.

Обычно он покидал комнату последним, за исключением своей охраны, чтобы никто не смог нанести ему удар в спину.

Завьер оторвал взгляд от стены и перевел его на отца. Быстро покачав головой, он отказался от угощения.

Я не против. У меня скрутило желудок, и я не могла есть. Хотя идея вина, большого количества вина, показалась мне не такой уж плохой.

Завьер уставился на меня сверху вниз, придвигаясь ближе. Мое сердце забилось где-то в горле, когда он взял меня за подбородок указательным и большим пальцами, приподнимая его.

В его зеленых глазах промелькнуло какое-то выражение. Наконец-то он проявил какие-то эмоции. Жаль, что я не смогла определить, какие именно. Грусть, может быть? Жалость? И то, и другое?

Он провел губами по моей щеке. Затем он ушел, опустив руку и оглянувшись через плечо на Стража. Как и в тронном зале, двое мужчин вели безмолвный разговор. Затем Завьер коротко кивнул и сошел с алтаря.

Его рейнджеры последовали за ним, направляясь к дверям.

Должна ли я была пойти с ними? Теперь, когда все закончилось, кому я принадлежу? К куэнтинам? Или к туранцам?

Руки отца сжались в кулаки. Его ноздри раздулись, когда Завьер скрылся из виду.

Мой отец был могущественным королем и не привык, чтобы им пренебрегали. С тех пор как Завьер появился на свет, он отказывал отцу на каждом шаге.

Я не завидовала человеку, которому предстояло испытать на себе его ужасное настроение. Я очень, очень надеялась, что это буду не я.

Шагнув вперед, я уже собиралась последовать за туранцами из святилища — определенно не для того, чтобы последовать за Завьером в его крыло. Нет, мой план состоял в том, чтобы снять это платье и улизнуть из замка. Но прежде чем я успела спуститься с алтаря, тихий смешок заставил меня остановиться.

Этот чертов смех становился слишком знакомым.

Я резко обернулась.

— Да?

Страж остался стоять у стола, скрестив руки на широкой груди, с фирменной ухмылкой на губах.

— Не терпится проводить Завьера до его комнаты, моя королева?

Вздох Марго наполнил святилище, когда мои щеки вспыхнули.

Теперь настала моя очередь сжать руки в кулаки. Стиснуть зубы так сильно, что заболели челюсти.

Яд был слишком хорош для Стража. Слишком прост. Я собиралась убить этого человека собственными руками. Может быть, нож перережет горло, пока он спит. Или стрела пронзит его сердце, когда он будет наслаждаться полуденной трапезой.

Какую бы ярость он ни увидел в моих глазах, его высокомерная ухмылка стала только шире.

Он встал из-за стола, не удостоив моего отца даже взглядом, когда проходил мимо меня к лестнице.

— Наслаждай своей последней ночью в Куэнтисе, Воробушек. Мы отплываем на рассвете.