Щит Спэрроу

Четыре

Тишина в тронном зале была такой же густой, как клубы дыма, она высасывала воздух из моих легких. Пол начал вращаться и наклоняться, я потеряла равновесие.

Рука Марго обхватила мое предплечье, и на мгновение я была благодарна за ее успокаивающее прикосновение. Но затем ее ногти впились в ткань моего платья с такой силой, что чуть не поранили кожу.

И все же, даже когда боль пронзила все запястье до локтя, я не пошевелилась. Не могла пошевелиться.

На ней.

Принц Завьер хотел жениться на мне?

Нет. Точно нет. Это происходит не на самом деле. У меня галлюцинации. Океанская вода ударила мне в голову. Либо это, либо Фериус разыгрывал один из своих трюков. Похоже, Богу Озорства это понравилось бы. Возможно, это был Востер. Тот жнец, который еще не успел коснуться пола, поселил этот кошмар в моей голове.

Это было нереально. Этого не могло происходить на самом деле.

Я была помолвлена с Бэннером. Мэй выходила замуж за туранского принца. Мэй. Не я. Мэй.

Марго сжала меня крепче, впиваясь кончиками пальцев в мою кожу. К счастью, на мне было платье. В противном случае к утру на моем теле осталось бы пять кругов.

Но я не пыталась сбросить ее руку. Я была слишком занята, слушая слова Стража, которые вопили в моем сознании.

На ней.

На ней. На ней. На ней.

На мне.

Тишина становилась все напряженнее и напряженнее. В два раза. В три раза. Срыв был неизбежен. И когда тишина, наконец, нарушилась, в комнате все разом взорвалось.

— Это, должно быть, какая-то ошибка. — Марго говорила сквозь стиснутые зубы. Каждый слог подчеркивался тем, что ее ногти все глубже впивались в мою руку.

— Нет, — прогремел голос отца, сотрясая стены.

Из горла Мэй вырвалось рычание, грубое и хищное.

Затем Бэннер объявил очевидное.

— Она моя невеста.

И раздался смех. Хриплый. Низкий. Сухо и без чувства юмора.

Я моргнула, пытаясь сфокусировать зрение и уловить этот смех.

Страж. Он смеялся. Его серебристые глаза сверкнули белизной, как молния, а губы растянулись в ухмылке.

Болван.

Марго ахнула.

Отец стиснул зубы.

Черт. Наверное, я сказала это вслух. Ну, он был болваном, раз смеялся.

Я открыла рот, но не для того, чтобы извиниться, а, чтобы сказать это снова, на этот раз более внятно, но удар отцовской руки по воздуху вернул сокрушительную тишину.

Каждый мужчина в тронном зале, казалось, стал выше ростом. Один из воинов слегка приподнял руку, словно готовясь взяться за меч, висевший у него за спиной.

— Принц Завьер, — сказал отец. — Мэй — моя дочь, предназначенная вам в невесты. Если вы хотите отказаться от запланированных торжеств по случаю равноденствия, то мы организуем ваш союз сегодня вечером.

Мой взгляд метался по комнате, перескакивая с туранцев на Востера, с отца на Бэннера и обратно.

Принц все еще выглядел скучающим. Востер, казалось, был в коматозном состоянии. Бэннер выглядел смертельно опасным. Выражение лица отца было слишком настороженным, чтобы что-то разглядеть. Мэй и Марго были в ярости. Из-за. Меня.

А Страж все еще ухмылялся.

Я мгновенно возненавидела его. Возможно, мне следовало пожелать, чтобы Бэннер перерезал ему горло.

Тени (прим. ред.: здесь и далее Одесса использует это слово, как ругательство вроде «черт») мне нужно было выбраться из этого тронного зала. Немедленно.

Отец этого не допустит, верно? Он точно скажет принцу, что он думает о призовой невесте, что бы это, черт возьми, ни значило.

Но отец молчал. Его губы сжались в тонкую линию, и он не сводил пристального взгляда с туранцев, ожидая их ответа.

Волновало ли его хотя бы то, что они просили использовать меня в качестве оплаты долга? Что они хотели обменять его дочь, как тот сундук с монетами? Или гнев, кипящий в его карамельных глазах, был вызван просто тем, что его приказы подвергались сомнению?

Мне не нужен был ответ.

Когда я оторвала взгляд от отца, взгляд Стража был выжидающим.

Он уже не был таким серебристым, как минуту назад. Его глаза потемнели, серебро сменилось серым, коричневым и зеленым.

Его смех пропал. Его юмор уступил место холодной, жестокой злобе.

Мое сердце билось так быстро, что было больно. Стук пульса отдавался у меня в ушах. Но я не отвела взгляда от его меняющихся радужек. От этого взгляда. Я не стану увядать под взглядом этого убийцы.

Отец давным-давно научил меня, что только глупцы трусят.

Может, я и не была его любимой дочерью, но я старалась не быть дурой. Поэтому я выдержала взгляд Стража, моя воля была несгибаема, как железо Озарта. Мы с Мэй разделяли это упрямство.

Уголок рта Стража приподнялся.

Да, все такой же болван. Рада, что сегодня смогла стать источником его веселья. Я скривила губы и переключила свое внимание, на этот раз на принца Завьера.

Он был непроницаем. Ни намека на эмоции. Ни признака интереса или безразличия. Это был самый пугающий взгляд, который я когда-либо видела в своей жизни, даже более пугающий, чем у отца.

У меня по спине пробежали мурашки.

Если взгляд Стража был испытанием, то взгляд принца был обещанием. Я стану его женой.

Пол под моими тапочками снова качнулся.

— Она не принадлежит вам. — Ярость исходила от Бэннера, его тело практически вибрировало. — Она моя.

Это могло бы быть романтично. Вот только Бэннер злился не из-за того, что другой мужчина украл женщину, которую он любил. Нет, Бэннер был в ярости из-за того, что терял связь с королевской семьей.

Может, я и не самая любимая принцесса, но я принцесса. Подарок за его службу. Символ его статуса.

Страж ответил на насмешку Бэннера своей собственной.

— Она была вашей. Теперь она принадлежит принцу. Она удовлетворит и договор о призовой невесте, и условия «Щита Спэрроу». Она будет нашей королевой.

Королева.

Это смешно. Я терпеть не могла носить туфли и платья и сидеть взаперти в помещении. Я терпеть не могла монотонность уроков и лекций. Я не была создана для того, чтобы править или руководить. Политика была скучной, а королевские вечеринки переоценивались. Я не была королевой.

Под короной появился зуд.

— Я этого не потерплю, — объявил Бэннер. — Вы женитесь на Мэй.

Принц Завьер вздернул подбородок и бесстрастно посмотрел на моего жениха. Это вызов королевской власти. Это вызов старейшему из известных договоров Каландры.

Бэннер сглотнул.

Завьер, моргнув, отпустил его и повернулся к отцу.

— Принц получит ту, кого пожелает. — Это прозвучало так, как если бы Страж был в сознании Завьера, произнося слова, которые принц не мог произнести. — И он желает ее.

Ее. Снова прозвучало это слово.

О, боги. Меня чуть не стошнило.

— Согласно договору «Щит Спэрроу», дочь должна быть выбрана королем. Поскольку я единственный король в этом зале, выбор за мной. — Отец указал на Мэй. — Вы женитесь на Мэй. Она Спэрроу. И вы получите золото, которое мы обещали за вашу помощь с мерроуилами.

Эти люди торговались за нас, как за урожай.

Мэй прихорашивалась, явно польщенная тем, что привлекла внимание. Она выпрямилась, расправила плечи, и на ее губах заиграла самодовольная улыбка.

Я сжала зубы так, что они чуть не треснули, но сумела сохранить спокойствие. Из моего протеста ничего не вышло. Никому в этой комнате не было дела до моего мнения. Моя судьба не принадлежала мне, мое будущее определяли эти люди.

Завьер вздохнул, как будто этот спор мешал ему вздремнуть после обеда.

Я ненавидела его. Всех их.

— Король Кросс прав. — Эмиссар отца говорил таким же ровным голосом, как и другой жрец. — Дочь, которая будет принесена в жертву «Щиту Спэрроу», выбирается королем.

Воздух вырвался из моих легких. Кто бы мог подумать, что Востер станет моим спасением?

— Соглашение требует только, чтобы каждое поколение — дочь — передавалась другому королевству. Ее отец имеет право выбирать, какая из дочерей это будет, — продолжил жрец. — Хотя все еще остается вопрос о призовой невесте за убийство мерроуилов.

Отец покачал головой.

— Никакой призовой невесты. Мы заплатим золотом.

— Он не хочет золота, — сказал Страж.

Верно. Ее. Он хочет меня. Почему? Я не была особенной.

Другой жрец Востер, все еще парящий над полом, поднял руку, и, прежде чем он заговорил, я уже знала, что каждое его слово вызовет у меня отвращение.

— Принц убил семь существ женского пола от вашего имени, по вашей просьбе, Король Кросс. Если он требует награду, она должна быть выплачена. И для этого он выбирает невесту сам.

— Шесть, — поправил отец. — Мерроуилов было всего шесть.

Шесть или семь. Кого волнует какое-то случайное количество монстров? Ну и что, что Завьер хорошо владел мечом, арбалетом или чем-то еще, что он использовал, чтобы убивать этих тварей? Не могли бы мы, пожалуйста, вернуться к вопросу о призовой невесте? Потому что я действительно хотела знать, выйду ли замуж до рассвета.

— Ваши информаторы ошиблись, ваше величество. — Жестокая улыбка Стража стала еще шире. — Семь мерроуилов женского пола были убиты в Крисент Кроссинге. И все это по приказу самого принца. Согласно «Цепи Семерок», принц может потребовать призовую невесту.

Цепи чего? Я взглянула на Марго, и у меня внутри все сжалось, когда краска отхлынула от ее лица.

— «Цепь Семерок» — не более чем детская легенда. — Бэннер усмехнулась. — Она не имеет юридической силы. Так что забирайте свое золото и уходите. Возвращайтесь, когда будете готовы жениться на Мэй и подписать «Щит Спэрроу».

— «Цепь Семерок» — это не легенда, — сказал Бэннеру Страж. — Ваша просьба отправить мерроуилов на тот свет должна была быть более конкретной.

Конкретной?

— О чем вы говорите? — Все, казалось, были удивлены тем, что у меня есть голос. — «Цепь Семерок»? Что это такое?

— Семь жизней в одной цепи. — Жрец отца говорил мягко, словно отбивал удар. — Давным-давно, еще до образования пяти королевств, земли и моря были наводнены чудовищами. Чтобы восстановить контроль, правящие лорды издали указ. Любой воин, рискнувший своей жизнью в схватке с чудовищами, получит приз по своему выбору, если вернется с головами семи убитых самок того вида. Как и все остальные договора, «Цепь Семерок» был скреплен нашей магией.

Это означало смерть для любого, кто нарушит его условия. Если отец будет в долгу перед принцем и откажется платить, магия Востеров лишит его жизни.

Не для этого ли туранцы привели с собой другого жреца? Чтобы обеспечить выполнение указа? Что ж, если у него была власть скрепить соглашение, разве он не мог отменить и его?

— Почему семь? — мой голос дрогнул. — Почему это число так важно? И почему самки?

— Чтобы изменить цепь жизни, — сказал парящий жрец. — Убийство семи особей женского пола разорвет цепь. Разорвите ее в достаточном количестве мест, и она перестанет быть прочной.

Было нелегко убить столько монстров и выжить. Значит, древние правители награждали их за такие подвиги? Те, кто победит, получат приз.

Даже невесту.

Бэннер был прав. Это звучало как история из детской книжки.

— «Цепь Семерок» ненастоящий договор. Это всего лишь легенда. — Отец вздернул подбородок. — Единственная невеста, которую отдадут принцу Завьеру, — это Мэй, которая соответствует «Щиту Спэрроу». Я не отправлю Одессу вместо Мэй из-за такого архаичного мифа, как «Цепь Семерок».

Парящий Востер смерил отца пристальным взглядом.

— То, что ты называешь архаичным мифом, на самом деле древняя магия. А древняя магия — это все еще магия, мальчик. Это вполне реально. — После последних слов жреца по тронному залу пронесся ледяной ветер. Подол моего платья взметнулся вокруг лодыжек, а прядь волос Марго упала мне на лицо.

Затем ветер стих, словно его и не было. Подол моего платья со свистом опустился на мои тапочки.

Марго выпрямилась, наконец ослабив хватку на моей руке.

Облегчение было недолгим. Востер опустился на ноги, и его стопы, наконец, коснулись пола. Должно быть, это укрепило его магию, каким-то образом усилило ее. По мере того, как его магия наполняла комнату, покалывание по моей коже становилось все сильнее.

Ветер стих, но холод оставался, опускаясь все ниже и ниже. На окнах образовались кристаллы. Пол покрылся инеем. Мое поверхностное дыхание превратилось в белые облачка. Мои зубы стучали.

Время медленно ползло, минуты проходили в безмолвной агонии, а температура все не повышалась. Если он будет держать нас здесь, если он запрет нас в этой комнате, мы все замерзнем насмерть.

Как будто Востер недостаточно ясно выразил угрозу, температура снова упала, став такой холодной, что я почувствовала металлический привкус крови на языке. Вкус замороженных легких. Мои ноздри горели при каждом вдохе.

Марго, стоявшая рядом со мной, начала дрожать. Мэй, на этот раз, выглядела испуганной. Даже отец побледнел.

Туранцы стояли неподвижно, как статуи, и, казалось, их это не трогало. На мгновение я подумала, что Востер избавил их от своей демонстрации, но корона принца покрылась инеем. Завьер и Страж обменялись взглядами, в которых было не беспокойство, а предостережение.

Отец зашел слишком далеко, подвергнув сомнению магию Востера.

— Я запечатал «Цепь Семерок» своей собственной магией и кровью древних королей, — голос Востера был таким же смертоносным, как осколки льда, образующиеся на потолке. — Помни о том, что ты называешь архаичным мифом.

Отец склонил голову. Впервые в жизни я видела, как он кланялся кому-то другому. Он не сделал этого даже для своего собственного жреца Востеров. Конечно, этот жрец собирался убить нас всех, так что сейчас самое время проявить немного смирения.

— Простите, Верховный жрец, — пробормотал отец.

Верховный жрец? Верховный жрец? На сегодня я уже почти закончила с сюрпризами.

В моей голове не хватало места, чтобы запомнить всю эту новообретенную информацию. Предполагалось, что эта встреча будет всего лишь формальностью. Если бы я знала, что здесь будет присутствовать Верховный жрец Востеров, я бы продолжала плавать.

Согласно одной книге о братстве, жрецы жили долго, но не были бессмертны. Поскольку Верховного жреца не видели и о нем ничего не было слышно десятилетиями, большинство считало, что он умер.

Нет, он просто скрывался у туранцев. Он был эмиссаром принца Завьера? Жил в Туре?

— Она ваша дочь, да? — спросил Верховный жрец.

— Да. — Отец кивнул.

— Тогда она станет невестой принца и для «Щита Спэрроу», и для «Цепи Семерок».

Она.

Я.