Щит Спэрроу

Сорок четыре

— Одесса, подожди. Пожалуйста. — Ботинки Завьера стучали по ступенькам позади меня, когда он поднимался за мной на второй этаж.

Я проигнорировала его, перепрыгивая через две ступеньки за раз, пока не добралась до прохода. Затем я направилась к своей двери, более чем готовая скрыться внутри и отгородиться от мира.

Вот только мне не суждено было исполнить это желание. Пока нет.

Путь мне преградил хмурый Страж.

Рэнсом оттолкнулся от стены, к которой прислонялся.

— Что не так?

— Ничего. Ты стоишь у меня на пути.

Он пошевелился? Нет. Он загородил проход своей массивной фигурой, заставив меня остановиться. Его карие глаза метнулись поверх моей головы к Завьеру. А затем карие глаза сменились расплавленным серебром.

Был ли этот гнев направлен на меня? Узнал ли он по приметам человека, который только что трахнул камеристку моей госпожи, — помятая одежда, раскрасневшиеся щеки и взлохмаченные волосы?

Сегодня на Завьере не было короны. Возможно, он забыл ее на прикроватном столике Джоселин.

— Прости, Рэнси, — сказал Завьер.

Почему он извинялся перед Рэнсомом? Как насчет того, чтобы извиниться передо мной, его женой?

В тот момент я даже слышать об этом не хотела. Я протиснулась мимо Рэнсома, ударившись плечом о его руку, и прижала Фэйза к груди. И добравшись до своих покоев, я распахнула дверь и захлопнула ее за собой, бросившись на пол, когда мои руки погрузились в волосы, дергая и оттягивая косу, которая уже начала расплетаться.

— Черт возьми.

В моих глазах стояли слезы.

Почему? Почему я плакала из-за этого?

Как я могла злиться на Завьера? Между нами не было ни капли влечения. Он ни разу не проявил романтического интереса, и я даже не могла считать нас друзьями.

Меня даже не смутило, что у Бэннера, моего жениха, была любовница в Росло. И все же это довело меня до слез? Интрижки при дворе моего отца были обычным делом. Конечно, были интрижки и у членов королевской семьи Туры.

Но почему он выбрал именно Джоселин? Почему из всех женщин Туры он выбрал себе в любовницы камеристку моей госпожи?

Я даже не могла его винить.

Джоселин была красивой и умной. Остроумной и сильной. Большинство мужчин бросали на нее второй взгляд.

Единственное, что заставляло обратить внимание на меня, — это корона, которую какой-то туранский солдат украл из моего домика на дереве в Трео.

Дело было не в том, что он выбрал Джоселин.

Дело было в том, что он выбрал не меня.

Почему я никогда не была на первом месте? Почему я всегда была утешительным призом? С отцом. С Марго. С моими наставниками. А теперь и с Завьером.

Что со мной было не так? Почему меня было недостаточно?

Горячие слезы потекли по моим щекам, и я смахнула их, дыша сквозь жжение в носу.

Это был не первый раз, когда на меня не обращали внимания. И не последний. Так, когда же это перестанет причинять боль? Когда я перестану ожидать чего-то другого?

— Черт возьми. — Я вытерла очередную порцию слез, затем распустила последние пряди своей косы, позволяя локонам рассыпаться по плечам.

Что теперь? Я должна буду притвориться, что ничего не произошло? Они ожидали, что я закрою на это глаза?

Если Завьер думал, что я приглашу его в свою постель после этого, то только в его мечтах.

Дверь за моей спиной открылась. Это был один из двух мужчин, и в данный момент я не хотела видеть ни одного из них.

— Уходи.

— Нет. — Рэнсом со щелчком захлопнул дверь.

Конечно, это был он.

Это всегда был он.

Может, в этом и была настоящая проблема. Может, именно поэтому я не могла сдержать слез. Потому что все это время чувствовала себя виноватой, и за что? Верность принцу, мужу, который никогда не был бы верен мне?

— Ты знал? — спросила я. Это был глупый вопрос, но в тот момент я просто хотела понять, насколько глубоко ранило меня это предательство.

— Нет. Завьер только что сказал мне.

Что ж, это было что-то.

— Ты посмотришь на меня?

Я не обернулась.

— Пожалуйста, Рэнсом. Просто уходи. Я хочу побыть одна.

— Ты действительно так расстроена.

— Да. Нет. — Я покачала головой, запустив руки в волосы. — Не знаю. Это неправильно. Все это неправильно. Я не должна чувствовать…

Атмосфера изменилась, когда он подошел ближе. Тепло и ароматы, которые были спасением, с таким же успехом могли быть сильными руками, обнимающими меня за плечи. Мох и кедр. Ветер и дождь. Это был рай и ад одновременно.

— Что чувствовать? — его голос был тихим бормотанием.

— Облегчение.

Это было облегчение.

Эти слезы начались из-за Завьера, Джоселин и моей уязвленной гордости. Но продолжали литься от облегчения.

Я не хотела, чтобы Завьер хотел меня. И если он нашел связь с кем-то другим, это означало, что я могла перестать чувствовать себя виноватой. Я могла перестать ненавидеть себя за то, что попалась на удочку Рэнсома.

Я потратила много недель, скрывая правду. Заглушая чувство вины. И теперь мне больше не нужно было этого делать. Потому что Завьер облажался первым.

Тени, что за бардак.

— Жена не должна испытывать облегчение от того, что ее муж спит с ее камеристкой.

Он коснулся кончика локона, и у меня по спине пробежали мурашки.

— Так вот почему ты не смотришь на меня? Потому что испытываешь облегчение?

— Нет. — Если бы я посмотрела на него, все, что я держала в себе, вырвалось бы наружу. И как только я это скажу, уже ничего нельзя будет изменить.

— Посмотри на меня, Одесса.

Никто и никогда не произносил мое имя так, как Рэнсом. Эти чувства, которые я испытывала целую вечность, не прекращались, как бы я ни старалась забыть. И, в конце концов, не имело значения, что Завьер был с Джоселин. Не имело значения, сколько любовниц было у него в постели.

Он был наследным принцем. Королем.

А я была глупой принцессой, от которой ожидали, что она подарит ему наследников и будет стоять на его стороне.

Для женщин правила были другими. Я сомневалась, что Завьер позволил бы мне нарушить свои клятвы, даже ради Стража.

Рэнсом был не моим. Он не был моим.

— Я должна отпустить.

— Что?

— Тебя, — прошептала я. — Ты не мой, чтобы тебя удерживать.

Он выдохнул, придвигаясь так близко, что его грудь коснулась моей спины.

— Что, если бы я был твоим?

— Как? Я подписалась своей кровью, помнишь?

Его выдох был таким глубоким, что, казалось, прошел от кончиков пальцев ног. Словно он задерживал дыхание несколько месяцев.

— Я видел тебя в Росло. На утесе.

Мое сердце перестало биться. У меня перехватило дыхание. Было ли это тем, что он пытался мне сказать все это время? Был ли это еще один секрет, от которого мне придется страдать?

Он видел меня в тот день, в день моей свадьбы, несколько месяцев назад. И он говорит мне об этом только сейчас. Почему?

— Ты вошла в воду с каштановыми волосами, а вышла с рыжими. И когда ты, мокрая до нитки, поспешила в замок, я не мог оторвать от тебя глаз. Потом ты была там, в тронном зале, с снова перекрашенными волосами. И я увидел в тебе то, что вижу в себе.

Мои руки задрожали. Мой пульс участился так быстро, что у меня закружилась голова. Надежда и страх начали бороться в моей груди. Надежда на то, что он может сказать. Страх за то же самое. Если у него ушли месяцы на то, чтобы рассказать мне эту правду, я не была уверена, что хочу это слышать.

— Я кое-что знаю о притворстве, — сказал он. — О том, как вести двойную жизнь и маскироваться.

— Рэнсом, — мой голос дрогнул. — Не говори мне ничего, что заставит меня возненавидеть тебя.

— Ты и так меня ненавидишь, помнишь? — Его руки, теплые и сильные, легли мне на плечи. — Я приехала в Куэнтис, чтобы узнать о Золотом Короле. Понять, зачем он нанял моих рейнджеров убить горстку мерроуилов, когда я чертовски уверен, что его собственные солдаты могли бы справиться с этой работой. Я приехал, чтобы взглянуть на дочь, которая станет королевой Туры. Но потом я увидел тебя, и все изменилось.

— Что ты сделал?

— Я решил освободить тебя.

Я развернулась, и его руки упали с моих плеч, когда я уставилась на него.

— Освободить? Ты думаешь, я свободна? Замужем за Завьером? Ты думаешь, что то, что я стала его невестой, спасло меня? На мне в два раза больше оков, чем было раньше. Ты не освободил меня. Ты приковал меня к двум королевствам вместо одного. К мужчине, который больше интересуется камеристкой своей жены, чем… Своей. Женой.

Он сжал челюсти.

— Ты не прикована к Завьеру.

— Где-то на этом континенте есть соглашение, которое доказывает обратное.

Рэнсом зарычал.

— С кем ты обменялась клятвами, Одесса?

— С Завьером. — Он стоял рядом со мной. Он подписал свое имя кровью. Он поклялся.

Только он не произнес ни слова. Ни разу.

Страж, Рэнсом, вызвался говорить за своего принца.

О, боги. Кровь отхлынула от моего лица.

Завьер не произнес ни слова, пока мы не оказались на борту «Резака». В святилище звучал не его голос, а голос Рэнсома.

— Кровь. Пузырек. — Завьер держал его зажатым в ладони, так что края были видны. Если бы он поднес его к свету, он бы не светился красным.

Она была бы темно-зеленого цвета.

— Но он подписал соглашение, — сказала я, качая головой.

Он взял меня за руку и раскрыл ладонь.

Шрам от отцовского ножа был не более чем бледно-розовой линией на моей коже. В темноте его даже не было видно.

Он растопырил мои пальцы, затем протянул свою руку, чтобы показать давно заживший порез. Осталась лишь едва заметная белая полоска.

Два шрама.

Шрам Спэрроу.

И ее короля.

— Моей кровью, — сказал он. — Моей клятвой.

Мои колени задрожали и ослабли. Я вырвала свою руку из его хватки.

— Ты обманул нас. Это была ложь. Все это было ложью. А как же Востер?

— Верховный жрец знал, что у меня были на то причины.

Таким образом, он позволил Рэнсому обмануть нас. Всех нас.

— И что же это за причины? Этот договор действует уже несколько поколений. Он связывает страны королевскими браками. Ты не пр…

Принц.

— Это ты. — Я покачнулась, потеряв равновесие, когда правда обрушилась на меня, разбивая все, что я знала месяцами, на осколки зазубренного стекла. — Ты наследный принц. Все это было уловкой.

— Не все. — Его глаза потемнели, приобретая темно-зеленый оттенок, когда он взял меня за руки, удерживая на ногах. Притянул меня ближе и прижал к своей груди. — Ты всегда была моей королевой.

Моя королева. Сколько раз он называл меня так? Сколько раз он называл меня Воробушком? Бесчисленное количество.

Он был наследным принцем. Сыном Рэмзи. Была причина, по которой Тиллия не склонялась перед Завьером. Не называла его по титулу.

Завьер не мог претендовать на это.

И я тоже.

— Почему? — мой голос дрогнул.

— Я же говорил тебе.

— Чтобы освободить меня? — Я вырвалась из его объятий. — Ты вынудил меня выйти замуж. Это не освобождает меня.

Мягкость в выражении его лица заставила мое сердце сжаться.

— Я ненадолго в этом мире, Одесса. И когда я умру, ты будешь свободна. Твоя связь со мной будет разорвана. Ты сможешь выбрать свою жизнь.

Он собирался освободить меня своей смертью.

Мое сердце раскололось, в центре появилась трещина, которую невозможно было залатать. Слезы наполнили мои глаза, и его красивое лицо расплылось. Мой подбородок задрожал.

— Ты солгал мне.

— Да.

— Я ненавижу тебя. — Ложь сорвалась у меня с языка, и на этот раз она прозвучала убедительно.

— Именно. — Рэнсом заправил локон мне за ухо. Затем оставил меня в покое.