Я нервно хихикнула. Казалось бы, простой вопрос. Вот только ответить на него так же просто не получалось. Мы в межреальности, мире, где души обитают прежде, чем окончательно уйти к престолу богов. Мире, который порождает демонов. Есть ли здесь место живым?
Все еще обнимая Дитриха, я подняла голову, провела пальцами по его бровям, коснулась щеки. Может ли быть, что бесплотная душа точно так же ощущает тепло чужого тела рядом, легкое покалывание щетины, едва заметный запах мужской кожи?
— Осторожней, птичка. — Дитрих взял мое запястье, отводя руку. — После боя кровь кипит, и я ощущаю себя чересчур живым.
Он коснулся губами кончиков моих пальцев, и словно искра пробежала по ним до самого сердца, а потом спустилась вниз, разливаясь теплом.
Зардевшись, я выпустила его талию, отступила на шаг. Прокашлялась.
— Похоже, мы все-таки здесь во плоти.
Но как это возможно? Гервин искал способ прорваться сюда несколько лет! Неужели секрет был так прост — захотеть убраться подальше, пусть даже к…
— Демоны!
Не сразу я поняла, что это не ругательство. Развернулась — еще одна стая заходила на нас. Да кончатся ли они когда-нибудь?
Глупая мысль. Это же межреальность, их вотчина.
Но если так, в этой битве невозможно победить.
— Обними меня, — приказал Дитрих, выпуская мое запястье.
И исчез.
Я заполошно огляделась. Мир опять изменился. Теперь я стояла на узкой тропинке, справа скала, слева пропасть, а сверху — от зеркала неба — на меня заходила стая демонов.
Захотелось завизжать, съежиться, закрывая руками голову, но казалось, одно неловкое движение — и я слечу в эту пропасть. Однако прежде чем достигну дна, демоны разорвут меня на части.
Я прислонилась спиной к скале. Лопатки сразу застыли от холода камня. Пусть у меня уже голова кругом идет от проделок межреальности, пусть в этой битве невозможно победить, но сдаваться я не собираюсь. Мне надо выжить самой, найти Дитриха и вернуться в настоящий мир. Туда, где остался мой брат со своим маленьким отрядом против инквизиторов.
Я достроила щит за миг до того, как первый демон впечатался в него. Удар я ощутила словно бы всем телом, но устояла. Швырнула поток чистого пламени. В стае появилась прореха, но затянулась мгновенно.
Нет, долго я так не продержусь.
Экзорцизм! Я выстроила заклинание раньше, чем успела додумать. Ближайшие демоны осыпались пеплом, и стая, казалось, поредела. Воодушевленная, я ударила снова, и снова, и еще раз, забыв, что надо беречь силы. Пока не обнаружила: больше не могу зачерпнуть ни капли.
Закружилась голова. Рухнул щит, я пошатнулась. Демоны — их осталось полдюжины, но без оружия и магии хватит и этого — ринулись на меня. Я отмахнулась от одного, словно от осы. Завизжала — я словно вляпалась в холодную слизь, и одновременно это прикосновение обожгло, как кислота. Дернулась, потеряла равновесие, но не упала. Прямо передо мной развернулся узенький мостик из деревянных планочек, прицепленных к веревке. Он качнулся под моей ногой, но испугаться по-настоящему я не успела. Потому что с другой стороны по этому узенькому мосточку ко мне шагал Дитрих.
Не понимаю, как я узнала его — на таком расстоянии не разглядеть лица, — но я была уверена, что это был он. Всей душой, всем сердцем устремилась к нему, забыв о шаткой опоре, понеслась не чуя ног. Он сжал меня в объятьях, закружил, а когда поставил, мы снова были в беседке дворцового парка, увитой густыми плетями винограда так плотно, что ничего, кроме тонких солнечных лучей, не могло проникнуть внутрь.
Руки Дитриха прошлись по моей спине, сжались на бедрах, притягивая меня. Я ойкнула, ощутив животом его желание, но прежде чем успела отстраниться, его ладонь скользнула мне на затылок, удерживая, губы накрыли мои, но не лаская, как раньше, а овладевая, напористо, жадно, будто утверждая его власть надо мной.
И, подчиняясь этой власти, я сдалась, растаяла словно воск в пламени его страсти. Слетел наземь камзол. Ладонь Дитриха легла мне на грудь, сжала ее сквозь тонкую ткань рубахи, и одновременно он спустился поцелуями вдоль шеи — отрывистыми, острыми. Я попыталась отстраниться, но вторая его рука держала крепко. Вскрикнула от очередного поцелуя, больше похожего на укус, и пришла в себя.
— Нет!
— Я же просил не играть со мной, — прорычал он, и его рука снова сжала мою грудь — сильно, до боли.
— Пусти!
— После боя как никогда хочется жить, птичка.
Затрещала ткань.
— Ты обещал! — Я вцепилась в обрывки рубахи, пытаясь свести их на груди. Дернулась, но отступать было некуда и бежать — тоже.
— Я передумал.
Я всхлипнула, заметалась, не зная, то ли отталкивать его, то ли пытаться прикрыться, а Дитрих потащил с меня штаны.
В отчаянии я рванулась к магии, каким-то чудом уцепилась за ее остатки. Дитрих тоже схватился за силу, но прежде чем он собрал блок, я сформировала щит, оттолкнув его.
Он отлетел к стене беседки, загремели, рушась, доски скамейки. Дитрих выпрямился, потирая ушибленное бедро.
Я вжалась в ограждение беседки, сводя на груди обрывки рубахи.
— Вот значит как, — процедил он.
— Уходи!
Неужели я так ошибалась в нем? Неужели правы были старшие сестры обители, говоря, что внутри любого мужчины дремлет безмозглый самец лишь с одним желанием?
Неужели все, что было до того, — лишь изощренное притворство?
— Подумай, птичка. Хорошенько подумай, прогоняя меня. Или ты полагаешь, будто годишься на что-то еще?
— Как ты можешь… — Мысли метались, и не хватало слов.
— Ты не выживешь одна. — Его голос стал мягким, вкрадчивым. — Разве мало я для тебя сделал? Разве не заслуживаю благодарности?
— Разве благодарность обязана… — Губы тряслись, и выговорить фразу не получалось. — … быть… такой?
Я замолчала, в отчаянии глядя на него. Дитрих шагнул ко мне. Я вскрикнула:
— Нет!
Он усмехнулся.
— Раз так, ты мне больше не нужна.
Он отвернулся, одним рывком разорвал плети лозы, открывая себе проход, и скрылся в саду.
Я свернулась в клубочек на лавке, бездумно глядя ему вслед. Хотелось плакать, но слезы не шли, лишь царапали горло. Кажется, никогда я не испытывала такого отчаяния. Даже когда меня везли на площадь Правосудия. Тогда я всей душой хотела жить. Сейчас — умереть.
— Ну так умри, — раздался совсем рядом голос Дитриха.
Я перевела на него взгляд. Следовало удивиться, что он ответил на мои мысли, не слова, но сил на это не было. Не было сил и задаваться вопросом, как он опять оказался в беседке. Я же ни на миг не отводила глаз от проделанного в густых листьях прохода. Его никто не заслонял, и среди крон деревьев до сих пор виднелось небо.
Уже не синее. Темное, грозовое. Тяжелое, готовое обрушиться на грешников громом и молниями.
Я села. В голове было пусто, как в пересохшем колодце. А Дитрих шагнул ближе, нависая надо мной.
— Или может, ты еще на что-то сгодишься?
Я кивнула, медленно, точно завороженная. Я не могу его отпустить! Не могу остаться одна в этом жутком месте!
— На колени и открой рот.
И столько власти было в его голосе, что я невольно подалась навстречу, в последний миг остановившись. Слишком уж несуразным был приказ.
— Зачем?
Дитрих ухмыльнулся, по-прежнему глядя на меня сверху вниз. Никогда я не видела у него такого взгляда и такой ухмылки — но долго ли я знала его? Рука тяжело легла мне на затылок, понукая, и чтобы не ткнуться лицом Дитриху в пах, я шарахнулась. Толкнула его в живот и лишь спустя секунду поняла, что делаю.
Блеснула молния, озаряя его лицо — незнакомое, жуткое. Загрохотал гром, серое небо, казалось, стало еще ниже.
Серое.
Не синее, как четверть часа — или бесконечность — назад.
Не сверкающее зеркало разрыва, что занимало весь небосвод.
До меня, наконец, дошло.
— Ты — не он!
Я выпрямилась ему навстречу, забыв о разорванной рубахе. Снова толкнула в грудь — изо всей силы, и он пошатнулся, отступая.
— Убирайся из моего разума!
Демон улыбнулся — теперь с жалостью.
— Птичка-птичка, какая тебе разница? Он или его точная копия… Это же лучше, чем остаться совсем одной! Сама-то ты ни на что не годна.
Ласковое прозвище, которое дал мне Дитрих, в устах самозванца взбесило меня настолько, что вторую часть фразы я пропустила мимо ушей.
— Не смей называть меня так! Я — Эвелина, дочь короля. Я — светлый маг.
Почему-то эти простые слова наполнили меня уверенностью. Сами собой расправились плечи, перестало перехватывать горло, и голос обрел силу.
— Я — та, кто смог сделать считавшееся невозможным, и сам Первый брат испугался моих способностей. Вон из моей головы! Тебе нечего мне предложить.
Демон сплюнул на пол и снова исчез в саду. Я стянула на груди порванную рубаху. Рассмеялась, опуская руки. Какая разница, прикрыта грудь или нет? Все равно здесь некому меня видеть. Шагнула в прореху среди листьев, оставленную демоном.
— Эвелина, доченька, что случилось?
С резной скамейки мне навстречу поднялась мама. Молодая, какой я помнила ее.
Или какой придумала, потому что за восемь лет память стирает даже самые любимые черты. Много лет я представляла перед сном лицо матери, чтобы не забыть.
Пока однажды не обнаружила, что оно расплывается, превращается в подобие призрака — бестелесного, все время меняющегося. Неизменными оставались только струящиеся золотые локоны и глаза. Огромные, синие, лучистые.
И сейчас эти лучистые глаза смотрели на меня с любовью и жалостью.
— Кто обидел тебя, золотце?
Я ткнулась лицом ей в юбку, ласковые руки погладили меня по голове, перебирая волосы.
— Пойдем скажем папе, и он велит отрубить голову тому, кто посмел коснуться тебя.
Я шмыгнула носом, слезы покатились сами собой, теряясь в складках ткани.
В складках юбки, к которой мне не пришлось нагибаться.
Я выпрямилась, заглянула снизу вверх в это прекрасное, полное любви лицо.
В тот год, когда уезжала из дома, я была по плечо маме и давно уже не прибегала к ней в слезах. Сейчас мы должны быть одного роста.
— Ты в самом деле не можешь дать мне ничего, чего у меня нет. — Я сглотнула горький ком, попятилась, уворачиваясь от ласки. — Не смей отравлять мне память о том светлом, что у меня было! Уходи!
— Эви, золотце, что с тобой?
Демон в облике моей матери потянулся ко мне, я увернулась.
— Ты — не моя мама, и я не сдамся тебе! Не позволю загубить и все то хорошее, что у меня непременно будет!
Снова сверкнула молния, ослепив, а когда я проморгалась, вокруг не было ни беседки, ни дворцового сада. Лишь бесконечная, ровная как стол степь, выжженная солнцем до желтизны. И стая демонов, заходящая со всех сторон.
Я потянулась к магии, отчетливо осознавая, что это конец. Даже если мне хватит силы, глаз на затылке у меня нет, и какая-нибудь тварь непременно достанет со спины.