Сердце некроманта

Глава 39

— Сиди. Стражники разберутся. Просто сегодня все не в себе, после того как пропала магия. Я с утра решила, что Фейнрит покарал меня за грехи. Хорошо, что Роналд объяснил.

Может быть, мама была права. Когда люди напуганы, они могут сцепиться по любому поводу. И те, в саду, униматься не собирались. Ссорящиеся были слишком далеко, чтобы разобрать слова. Даже голоса, искаженные расстоянием, были неузнаваемыми. Женский и несколько мужских. Вот разве что в одном мне померещились знакомые язвительные нотки. Наверное, потому что я не могла не думать о Дитрихе. Я не сдержала улыбку, хоть повода для нее и не было.

— Так вот, матушка Епифания очень поддержала меня, — вернулась мама к прерванной беседе. — Она обещала прийти сегодня, но задерживается.

— Возможно, ее тоже потрясла потеря магии, — предположила я, смирившись с тем, что этого разговора не избежать. — А может, утешает сестер в храме.

Впрочем, наверняка инквизиторы предупредили и обучили остальных хотя бы в главном храме. Едва ли Епифания впала в немилость после моего побега, как-никак там, на площади, она спасла жизнь Первому брату.

В саду на миг затихли. Потом снова раздались голоса — теперь уже только мужские, слов я по-прежнему не могла разобрать.

— Возможно, — согласилась мама. — Но я все же хочу ее увидеть. Думаю, ты тоже будешь рада ей.

Пришлось напомнить себе — она не может знать того, что произошло между мной и Епифанией. Я и Дитриху-то не жаловалась.

— Но неужели тебе все равно, что это Орден едва не лишил нас магии? — вырвалось у меня. — После этого принимать у себя далеко не последнего человека в нем?

— Ты восемь лет была в Ордене. Должна ли я обвинять тебя в том, что сегодня не смогла дотянуться до магии?

— Разве королеве не рассказали о том, что сейчас стоит между короной и Орденом?

— Это мужские дела, — отмахнулась мама. — Я в них не лезу и тебе не советую. Долг жены — сделать так, чтобы с ней муж мог забыть обо всех заботах. А потом пусть обсуждает их с другими мужчинами.

Я не нашлась, что ответить. Да наверное, и не стоило отвечать. В конце концов, что я знаю о супружеской жизни? Может быть, мама и права.

Но кажется, из меня не выйдет жена, с которой мужчина забудет о своих заботах. Слишком уж хорошо у меня получается их добавлять, пусть и против собственной воли.

— Дело светлой сестры — исцелять тела и души, — продолжала королева. — Сестра Епифания не может быть повинна в том, что творят мужчины.

Тревожный гул голосов, что по-прежнему доносился из сада, сменил вскрик.

— Целителя! Кто-нибудь еще, сбегайте за целителем!

Я подскочила, но мама удержала меня за руку.

— Ты принцесса. Принцессе не подобает бегать на любой шум. Отвыкай от повадок простонародья.

— Я целитель, ваше величество. — Я попыталась осторожно высвободить руку.

— У тебя столько же знаний и опыта, как у королевского целителя? Если нет — не мешайся. Сейчас его найдут, что бы там ни случилось.

Я помедлила. У меня действительно почти нет опыта, и дар мой еще развивать и развивать. Будет ли от меня помощь, или только стану путаться под ногами у настоящего целителя?

— Целителя! — повторился крик. А следом донесся еще один:

— Есть здесь хоть кто-то с магией?

Подхватившись, я побежала на голоса. Конечно, мне далеко в искусстве до королевского целителя, но что-то я умею. К тому же, магия сейчас есть не у всех.

Добежав до перекрестка аллей, замерла, прислушиваясь. Голоса затихли. Я огляделась, не зная, то ли все же нашелся целитель и занят работой, то ли помощь уже не нужна.

Заметила на одной из аллей знакомую фигуру. Побежала навстречу Дитриху, что стремительно шагал ко мне. И остановилась, точно споткнувшись, когда сумела разглядеть его лицо.

— Что там? — вскрикнула я.

Он обнял меня.

— Ничего. Уже ничего.

— Звали целителя… — пролепетала я.

Неужели из-за моей медлительности случилось непоправимое?

— Что там? — повторила я.

— Уже все. Ты ничем не поможешь. Только расстроишься.

— Да что там?! — я вывернулась из его объятий, готовая снова бежать.

— Светлая сестра умерла. Та, которая сопровождала тебя у костра и затянула рану Первого брата.

Я хватанула ртом воздух.

— У… умерла?

Епифания? Да, она была немолода и частенько жаловалась на старческую немощь, но на самом деле причин для скоропостижной смерти не было. Или мы не знали о них.

— Ее убили?

— Она умерла. Об убийстве речи нет — если, конечно, не называть убийством то, что королевский целитель лишился магии и с утра никто не удосужился рассказать ему, как вернуть ее. — Дитрих покачал головой. — Подумать только, страже рассказали, а королевскому целителю — нет!

— Думаешь, специально? — оторопела я.

— Вряд ли. Всего лишь природа человеческая. Король молод, принц тоже, а советники, те, что были вчера, больше заботились о своих семьях и приближенных. Да что далеко ходить, мы с тобой утром были заняты друг другом…

Я опустила голову. Дитрих снова обнял меня.

— Только не вздумай себя винить. Ты не можешь проконтролировать все.

Я кивнула. Хотя на самом деле вина кольнула грудь — пусть даже разум понимал, что я не могла помнить обо всех обитателях дворца и заботиться о них.

— А я, вернувшись, тоже даже не подумал, что королевскому целителю могли не сообщить.

— Потому что молод, — хмыкнула я.

— Именно, — кивнул он. — Вот так и вышло…

Дитрих взял меня под локоть, повлек по аллее.

— Как она умерла? — спросила я.

К стыду моему, растерянность и жалость — все же я очень долго знала Епифанию — в моей душе мешались с облегчением. Больше не надо объяснять маме, почему я не хочу видеть сестру, что меня вырастила. И рассказывать, что между нами произошло, выбирая слова, тоже не придется. А что до прощения — теперь судьба ее не в моих руках, и тот судия будет беспристрастней и справедливей меня. Как и с моим отцом, смерть списала все счета.

— Ты хорошо ее знала? — спросил Дитрих.

— Она вырастила меня.

Дитрих завел меня в беседку, обняв, усадил к себе на колени.

— Соболезную.

— Ничего. — Я обняла его в ответ, ткнулась лицом в шею. Наверное, королева, увидев нас, снова попеняла бы мне, что веду себя как крестьянка. Сама-то она всю жизнь при нас говорила отцу «вы» и позволяла себе разве что коснуться его руки.

Хорошо, что я не королева. Хорошо, что есть кому меня обнять, когда плохо, и мне есть кого обнять, когда хорошо.

— Мы… — Я замешкалась, подбирая слова. — Плохо простились.

— Так это не ты попросила ее проводить себя до костра, чтобы хоть кто-то близкий был рядом до конца?

Я покачала головой, по-прежнему пряча лицо на груди мужа.

— Она… Неважно. Теперь уже неважно.

— Мне всегда казалось, что божьи мельницы мелют медленно, но верно, — задумчиво проговорил Дитрих, баюкая меня. — Но иногда не так уж медленно.

— Как она умерла? — повторила я.

— Кажется, я приложил к этому руку… То есть язык.

Я подняла голову.

— Ты сказал…

— Мы встретились на тропинке. Она узнала меня. Кликнула стражу, крича, что я черный маг и меня нужно немедленно схватить и передать инквизиторам.

Я лишилась дара речи. Как бы я ни относилась к Епифании, дурой она не была никогда.

— Но… — только и смогла выдавить я.

— Откуда ей знать, что я здесь открыто? Все, что ей было известно, — я помог тебе сбежать с костра. Те, кто видел меня рядом с принцем, мертвы. — Дитрих верно истолковал мое замешательство.

А те, кто пытался арестовать нас в доме Марты? Впрочем, до того ли, чтобы разглядывать лица противников, когда погибшие соратники поднимаются и пытаются тебя убить? Меня передернуло — только сейчас я по-настоящему ощутила, почему, по словам Отто, все очень сильно перепугались.

И даже если кого-то узнали — станут ли инквизиторы делиться со светлыми сестрами подробностями неудачной для них битвы?

— Откуда ей знать, на каких условиях корона будет договариваться с Орденом? — продолжал Дитрих. — Переговоры еще не начались, а Генрих вряд ли будет рассказывать кому ни попадя о том, что главное решено.

— Ей, может, и рассказал бы. Может, она даже присутствовала бы там. Она же матушка в столичном храме. Все светлые сестры сейчас под ее началом.

— Судя по всему, этого не случилось. Словом, сестра…

— Матушка Епифания.

— Пресветлая матушка кликнула стражу. Я рассмеялся и сказал, что я здесь по праву, а вот ей совершенно нечего делать во дворце. Или она пришла повиниться в том, что Орден лишил всех магии, и научить, как это исправить? — Муж вздохнул. — Я был неучтив, признаю.

Так вот что это была за свара и почему интонации мужчины показались мне знакомыми. Но…

— Что такого она сказала тебе, чтобы ты повысил голос? — полюбопытствовала я.

— Слово за слово… Уже неважно. — Он пожал плечами. — Мертвые не извинятся. Когда стражники решили, что нужно вывести пресветлую матушку из дворца, потому что она тоже была неучтива, а я — личный гость короля и принца, она схватилась за сердце.

Дитрих надолго замолчал.

— Ты не поверил, — поняла я.

— Не сразу поверил. Только когда она начала оседать. Можно притвориться, что задыхаешься, но посиневшие губы так просто не подделать. Я помнил, где покои целителя, пошел туда через портал, но целитель без магии может немного. Он прихватил какие-то зелья… Бесполезно.

— А я не успела… — прошептала я.

Дитрих заставил меня поднять голову, заглянул в лицо.

— Не смей винить себя. Я не целитель, но мой учитель пережил два сердечных приступа на моих глазах. Чтобы смерть наступила так быстро, нужно, чтобы с самого начала повреждения были слишком… слишком необратимыми. Тебе, наверное, это понятнее.

Я кивнула. Память невольно начала перебирать все, что я когда-то читала или слышала о подобных вещах. Бывает, что погибает та часть сердца, без которой оно просто не может биться, даже если остальные ткани почти не повреждены. Бывает наоборот — слишком большой участок отмирает сразу. Так или иначе, случается, что никакой целитель не поможет.

— Божьи мельницы мелют медленно, но верно, — повторил Дитрих. — Мы с тобой оба знаем, что боги существуют и действуют. Если бы они хотели, чтобы пресветлая матушка…

— Епифания, — сказала я. — Ее звали Епифания.

— Если бы Фейнрит — или Алайрус, неважно — захотел, чтобы матушка Епифания осталась жива, то сделал бы так, чтобы рядом оказался кто-то, кто мог бы помочь. Поэтому не смей винить себя.

Я кивнула. Какое-то время позволила себе погреться в его объятьях. За какие заслуги боги послали мне такого мужа?

— Ты сможешь рассказать моей маме об этом? — спросила я наконец. — Ей нравилась Епифания, и сегодня она ждала ее.

— Так вот к кому она шла. — Дитрих встал вслед за мной, взял меня за руку. — Расскажу. Пойдем.