Глава 35

— Мы проводим вас в ваши покои. — Выручила меня одна из девушек. — Поможем с омовением и подготовим одежду на завтра.

— Вот уж помыться я сама смогу, — проворчала я.

— Что вы, ваше высочество! — ужаснулась она. Или уже другая?

Девушки не были тройняшками, но выглядели настолько непримечательно, что, даже когда все три выстроились в ряд, казались почти неотличимыми друг от друга. Одинаковые холщовые платья, вываренные в корне конского щавеля с куском железа до коричневого цвета. Одинаковые белые покрывала, под которыми не видно было ни волос, ни шеи, а лица становились одинаково круглыми. Одинаковые выражения лиц с опущенными взглядами.

— Пойдемте, ваше высочество.

Я вдруг поняла, что не знаю, куда идти. Вряд ли за мной оставили мою детскую спальню. И куда поселят Дитриха? Может, нужно было остаться на совете и уйти вместе с ним и Роналдом? Но я так устала… Добраться бы до кровати, да демоны с ней, с кроватью — сейчас я готова была уснуть и на полу. Короткой дремы на диванчике явно не хватило, чтобы отдохнуть после дня, проведенного в пути, не говоря уж о межреальности. Страх заставил на время забыть обо всем, но после того как опасность перестала подгонять, сил не осталось даже ноги переставлять. Куда уж там слушать беседы придворных!

Я позволила увлечь себя по коридорам, уже даже не пытаясь понять, куда меня ведут. Наконец мы оказались в просторной комнате. Но вместо кровати там стояла ванна, уже наполненная водой. Я-то вполне бы обошлась кувшином и тазом, как обычно, но слушать меня никто не стал, а сил не было даже стесняться, не то что возражать. Но и после ванны меня не отпустили сразу. Обмазали каким-то ароматным маслом с головы до ног, облачили во что-то скользко-шелковое, просушили волосы гребнем-артефактом и только тогда провели в дверь, сообщив, что это мои покои. Единственное, что я успела разглядеть в комнате, залитой лунным светом, — огромную кровать, куда я и рухнула.

Не знаю, что разбудило меня. Может, солнечный зайчик в комнате, а может, стук сердца под ухом. Я улыбнулась, не открывая глаз, согреваясь в объятьях.

— Доброе утро, сердце мое.

Ни на миг я не задумалась о том, что Дитрих делает в моей постели. Он рядом, и значит, все так, как и должно быть.

— Доброе. — Все так же, не открывая глаз, я потянулась к нему. Коснулась губами груди. От него пахло мылом и свежестью, а под этими ароматами чувствовался запах его тела.

— Эви…

Руки Дитриха скользнули у меня по спине, притянули, закидывая мою ногу на его бедро, и сквозь тонкий шелк я ощутила прикосновение — там, где нечему было меня касаться, кроме…

— Да, — шепнула я, отвечая не на слова, но на его желание. Не удержавшись, лизнула ключицу — хотелось попробовать на вкус не только его губы, но и кожу, изучить его и позволить познать себя целиком. Не знаю, откуда взялось во мне столько бесстрашия или бесстыдства, но сейчас я доверяла Дитриху свое тело, как совсем недавно доверяла свою жизнь — безоглядно, без капли сомнений.

— Хорошая моя, — выдохнул он, запуская пальцы в волосы на моем затылке. Потянул, заставляя меня запрокинуть голову, накрыл мои губы своими, выпивая дыхание.

Сердце понеслось вскачь, отчаянно не хватало воздуха, но даже если бы рука Дитриха не лежала на моем затылке, даже если бы мне было куда отстраниться, я не сделала бы этого, не стала бы разрывать поцелуй, пока наши языки ласкали друг друга, пока кровь пульсировала в висках, а в животе разливалось тепло.

Когда Дитрих оторвался от меня, приподнявшись на локте, я едва не застонала от разочарования.

— Я могу убрать боль полностью. — Голос Дитриха был непривычно хриплым, а зрачки так расширились, что глаза казались черными. — Но вместе с ней пропадет и чувствительность. Будет… никак.

Я замотала головой.

— Нет. Пусть все случится по-настоящему.

Он улыбнулся — темно, жарко, так, что от одной этой улыбки мое сердце словно переместилось в низ живота, пульсируя теплом. Я сжала бедра, но стало еще хуже.

Дитрих потянул кверху подол моей сорочки, я изогнулась, помогая ему и совсем не думая, как это выглядит со стороны, и только когда между мной и ним не осталось никакой преграды, когда темный взгляд заскользил по моей коже словно осязаемый, пробуждая мурашки, я зарделась. Дернулась, чтобы прикрыться, но Дитрих перехватил мои запястья.

— Тш-ш, — выпустив мою руки, он провел большим пальцем по моей нижней губе, и от этого прикосновения ее словно закололо иголочками, и почему-то заныла грудь. — Подожди. Дай полюбоваться тобой.

Я и сама любовалась им — резкими, но такими правильными чертами лица, чувственным изгибом губ, тем, как перекатывались мышцы под кожей, когда он снова потянулся ко мне. Коснулся моей груди совсем невесомо, но и этого хватило, чтобы у меня сбилось дыхание. Склонился, глуша поцелуем стон, пока его пальцы кружили по коже, словно специально не касаясь напряженной вершинки. Прошелся вдоль мышцы на шее — лаская, целуя, прикусывая, и прильнул к моей груди губами.

Меня затрясло. То озноб, то жар волнами пробегали по телу, заставляя изгибаться навстречу ласкам, что-то лепетать, судорожно вцепившись в его плечи, бесстыдно раскинув ноги, потому что только он мог унять ту ноющую тяжесть, что налилась между ними.

Я всхлипнула, когда Дитрих, оставив в покое грудь, неторопливо спустился поцелуями по животу. Прошелся, то прикусывая, то зализывая, по нежной коже бедер — и сладкая судорога пробивала тело от каждого такого прикосновения. А он вдруг прильнул губами к самому сокровенному месту. Я наконец поняла, что имел в виду тогда демон, — но эта мысль не смутила меня, промелькнув и растворившись. Ни одной мысли сейчас не могло удержаться в голове, когда язык Дитриха нашел какое-то чувствительное местечко, и все, что я могла, — метаться, комкая в кулаках простыню, и умолять, сама не зная о чем.

Я едва не разрыдалась, когда — казалось за миг до того, как сжатая до упора невидимая пружина внутри распрямится, — Дитрих отстранился. Но в следующий миг он навис надо мной и медленно, явно осторожничая, двинулся внутрь. Я ахнула, но, когда он замер, заполнив меня целиком, качнулась навстречу, вжимаясь в него, — потому что сейчас все было удивительно правильно. Как надо, словно мы в самом деле стали одним, между нами не осталось никаких преград.

Дитрих снова начал двигаться, мешая боль с удовольствием. И я двинулась ему навстречу, подчиняясь ритму, ощущая как с каждым толчком невидимая пружина наслаждения внутри сжимается все сильнее, пока, наконец распрямившись, не выгнула меня в сладком спазме, пока не рванулась из тела протяжным криком.

Движения Дитриха стали неровными, рваными, он замер, запульсировав внутри меня. Прислонился лбом к моему лбу, тяжело дыша.

— Моя Эви.

— Твоя, — согласилась я. — А ты — мой.

— Твой, — прошептал он. — Весь твой.

Какое-то время мы нежились в объятьях друг друга. Потом Дитрих рывком сел.

— Приводи себя в порядок и пойдем.

— Куда?

— В храм. — Он усмехнулся. — Грех прикрыть. Пока твои родичи поверили нам на слово, и среди всего, что сейчас творится, им не до нас. Но когда заварушка закончится, кто-нибудь из придворных непременно захочет меня закопать. Случится это не сегодня и не завтра, да и храм, где мы поженимся, они найдут не сразу, так что день расхождения не заметят. Но тянуть время нельзя. Может так получиться, что потом у нас долго не найдется свободной минуты.

Я зажмурилась, отгоняя внезапные слезы. Почему мы не можем просто быть вместе, не оглядываясь на других? Почему мы все время оказываемся в центре каких-то чудовищных событий?

— Не плачь, сердце мое. — Дитрих притянул меня к себе на колени, обнял, баюкая. — Скоро все это закончится.

— И ты заберешь меня из дворца?

— Ты правда этого хочешь? Я сам предпочел бы держаться подальше от трона. Но ты-то здесь по праву.

— Мне здесь не нравится. Но если твои планы…

— Планы? Вытребовать амнистию себе и таким, как я, получить в качестве благодарности за помощь поместье где-нибудь в провинции, растить детишек и котят и забыть о власть имущих.

— Отличный план, — улыбнулась я.

— Тогда собирайся. Помочь тебе помыться?

Я поцеловала его в ямочку между ключиц.

— Звучит соблазнительно…

Дитрих рассмеялся.

— Это было очень опрометчивое предложение с моей стороны. Я повторю его вечером, иначе мы очень долго не выберемся из ванны. — Он ссадил меня с колен и легонько шлепнул. — Беги.

К моему облегчению, служанки не появились. Интересно, во сколько просыпается дворец? В моих покоях было тихо, но потому ли, что все еще спали, или какой-нибудь артефакт накрыл их, защищая спальню от посторонних звуков? И сколько времени сейчас? Солнечный зайчик, что разбудил меня, был ярким, но в разгар лета солнце встает рано…

Так ничего и не надумав, я решила, что не хочу знать, спят ли еще служанки, или переполох, вызванный потерей магии, коснулся и их. Вообще не хочу знать, что происходит во дворце. Не сейчас, когда утро началось так чудесно. Наверное, это было малодушием — но я не хотела портить себе настроение перед свадьбой. Жаль, маму не позвать, и братьев… Но мы с Дитрихом уже во всеуслышание назвались мужем и женой, и ни братья, ни мама просто не поймут… Я тихонько вздохнула. Как все просто было, когда мы вместе убегали от Ордена или сражались с демонами в межреальности. Как сложно теперь, когда любое неосторожное слово или действие могут стать тем камешком, что начинает лавину!

Я так и не увидела, что происходит во дворце: Дитрих открыл портал прямо из спальни.

Выйдя из портала, я удивленно огляделась. Я ожидала, что Дитрих приведет меня к какому-то храму в городе, но мы оказались на выселках. Все те же деревянные дома, все та же утоптанная до состояния камня земля. Но Дитрих держал меня за руку, и мне было все равно, насколько богат или беден окажется храм, в котором жрец засвидетельствует перед богами то, что они и так несомненно знают. И потому, не задавая вопросов, я последовала за ним в узкий проулок.

Стоило отойти чуть в сторону от наезженной дороги, и все изменилось. Нет, улицы не стали шире, а дома — богаче, но голую землю сменила трава, и появились палисаднички, засаженные цветами.

А Дитрих вел меня дальше, к околице. Когда он наконец остановился, я не сразу узнала храм. Такой же деревянный, как и все строения здесь, и если бы не священный символ на челе3дома, он бы ничем не отличался от остальных.

Дитрих постучался в дверь клети, пристроенной к стене храма.

— Отче, — позвал он.

Дверь распахнулась, появился старик в белой рясе жреца. Вгляделся, подслеповато щурясь, всплеснул руками.

— Дитрих! Давно старика не проведывал.

— Прости, отче. — Дитрих склонил голову, принимая благословение. Я напряглась, но священное знамение ничуть не повредило некроманту. Выпрямившись, он лукаво улыбнулся мне. Жрец осенил благословением и меня.

— Вижу, почему тебе не до меня стало. Оно и к лучшему. Только друг другу и остается радоваться, когда такая беда…

Беда? Неужели инквизиторы не предупредили своих? Не научили их, оставив магию лишь для себя? С другой стороны, только в столице две с лишним сотни храмов, служителей в них в разы больше, и за такой короткий срок вряд ли можно оповестить всех. К тому же, можно использовать исчезновение магии как повод без лишнего шума отстранить от служения неугодных. Хоть в самих таинствах важна не магия, а вера, не способному творить заклинания жрецом не стать.

— Большая беда, — кивнул Дитрих. — Но и с ней, даст бог, справимся.

Жрец покачал головой.

— На все воля Его, и если Он попустил, чтобы магия исчезла, так тому и быть. Может быть, из столичного храма пришлют весточку, подскажут, что делать.

— Может быть, — согласился некромант, и я поняла, что он, хоть и искренне рад видеть старика, не собирается рассказывать ему всего.

— Проведать пришел или за утешением? — спросил жрец. — Матиас затемно прибежал, бедняга, рыдал как ребенок. Я даже испугался, что он, грешным делом, руки на себя наложит.

Дитрих на миг нахмурился.

— Я загляну к нему чуть позже. А в утешении не нуждаюсь — на все воля божия, как вы и сказали. Я принес ожерелья.

— Да неужто нашлась такая, что захомутала тебя! — Жрец рассмеялся мелким старческим смехом. — Вот девчонки-то наши узнают, неделю плакать будут.

Дитрих, тоже рассмеявшись, прижал меня к себе.

— Не захомутала. Это я ее поймал. И больше не отпущу.

Загрузка...