— Значит, Ордену придется оставить нам магию, — заключила я.
— Нам никто не поверит, птичка. — Он приобнял меня, по-прежнему глядя в небо. — Я сам-то себе не слишком верю. Все это чересчур похоже на иллюстрацию к книге хоралов. Престол Господень посреди ночной тьмы, залитой светом звезд.
— Тьмы? — опешила я.
— Да. А что видишь ты?
— Свет небесный над высокой горой.
На лице Дитриха появилось то же недоумение, которое наверняка только что читалось на моем. Потом он рассмеялся.
— Ну конечно! Межреальность. Мир чистой магии. То, что разум не может воспринять, он упрощает под себя. Наверняка на самом деле и гора — не гора, и тьма не совсем тьма, и зеркало никогда не было зеркалом.
— Хотела бы я знать, какая же она в действительности.
Дитрих пожал плечами.
— Когда-нибудь определенно узнаем. Только рассказать не получится.
— Нет, — ойкнула я, поняв, на что он намекает.
— Не сейчас, сердце мое. — Он снова обнял меня. — И я сделаю все, чтобы это случилось нескоро. Можешь изнывать от любопытства всю свою долгую и счастливую жизнь.
Я хихикнула — до чего же он самоуверен!
— Хорошо. А что мы будем делать сейчас?
— Вернемся. На странноприимный двор.
— Но…
Он же сам говорил в дворцовом саду, точнее, в его копии здесь, что мы лишь без толку сложим головы, если попытаемся помочь Роналду.
— Пока мы разбирались с демонами, я успел кое-что обдумать. Было бы полезно заиметь в должниках принца. Особенно теперь, когда король — прости, птичка — горяч до безрассудства. Еще полезней будет, если у него появится разумный соправитель, который придумает, как укротить Орден. Разумный и знающий, что такое честь. Мы исчезли, нас не принимают в расчет, внезапность — наш козырь.
— Спасибо, — прошептала я.
— Пока не за что. Но тебя я закину в ту нору, где мы ночевали.
Я покачала головой.
— Тебе нужна моя сила.
— Там, как и на площади, будет достаточно смерти, чтобы устроить инквизиторам веселье.
— При таком соотношении сил моя лишней не будет. И я не брошу ни тебя, ни брата.
Вцеплюсь в Дитриха, повисну руками и ногами, пусть попробует оторвать! Неужели он не понимает, что я не капризная девочка, рвущаяся к приключениям?
Он надолго замолчал, и было видно, как он сомневается.
— Я согласилась стать твоей женой не для того, чтобы овдоветь еще до свадьбы, — настаивала я. — К тому же, если с тобой что-то случится, я тоже долго не протяну одна, не зная мира.
— Не прибедняйся, птичка, — рассмеялся он. — Ты куда сильнее, чем кажешься и сама думаешь. И выживешь, и устроишься как надо, если только научишься думать прежде, чем пороть горячку. — Дитрих посерьезнел. — Но ты права, наши силы не складываются, а перемножаются, и это может оказаться очень неприятным сюрпризом для светлых братьев. Лишь бы не было поздно.
Я содрогнулась при этой мысли. Кто знает, как тут течет время? Сколько мы провели здесь? Час? День? Несколько мгновений? Несколько тысячелетий?
— Тогда незачем тянуть, — сказала я. Внутри все тряслось, словно ледяное желе. Кто знает, сможем ли мы вернуться обратно? Тем двоим, что первыми оказались здесь во плоти, это не удалось. Кто знает, что ждет нас в нашем мире?
— Поцелуй меня на удачу, — попросил Дитрих, и я потянулась к нему. Коснулась губами губ, легонько втянула нижнюю, провела по ней языком. Позволила Дитриху высвободиться, перехватывая инициативу, и тихонько застонала, когда знакомый уже жар разлился по телу, превращая его в податливый воск под мужскими руками. Жар накалил воздух, сплавляя два дыхания в одно.
— Удачи, — прошептала я, когда все же пришлось отстраниться и вздохнуть. — Нам обоим.
Дитрих начал выплетать заклинание, а я торопливо зашептала молитву. Здесь, у самого престола богов — как бы он ни выглядел — они должны услышать нас.
Засияло зеркало портала, я позволила Дитриху увлечь меня туда. Уже привычное головокружение — и в этот раз я не пошатнулась.
Мы стояли внутри полуразрушенного странноприимного двора. Снесенная крыша не скрывала небо и разрыв. Только сейчас он был не зеркальным, а ярко-голубым, как полуденное небо, и эта яркая голубизна на фоне вечернего небосвода пугала.
Интересно, Дитрих сейчас видит голубую или черную прореху? Ведь и здесь межреальность отражается искаженной, потому что человеческие органы чувств несовершенны.
Но размышлять об этом было некогда. Там, в межреальности, мне казалось, что миновала вечность. Здесь счет шел на минуты.
Постояльцы, невольно оказавшиеся между молотом и наковальней, жались к стенам. В одной половине опустевшего зала стояли с мечами наизготовку шестеро. Каждого окружал кокон щита, и я на мгновенье обрадовалась, что они сумели дотянуться до магии по нашему с Дитрихом примеру. Но тут же сообразила, что тогда они оставили бы мечи в ножнах, чтобы руки были свободны для жестового компонента заклинаний. Значит, щиты — это артефакты, и надолго их не хватит.
Напротив них растянулась цепью дюжина братьев, каждого тоже окружал купол щита. Но у этих в руках были посохи. Те посохи, которые чернь считает неотъемлемой принадлежностью настоящего мага. И которые были лишь накопителями. Ну, еще опорой в пути.
И снова я обрадовалась — Первый брат все же не нашел способ добраться до магии сквозь блоки. И снова поняла, что радость может быть преждевременной. Вполне возможно, что он обдумал мои объяснения — опять захотелось провалиться сквозь землю от воспоминания, какой же дурой я была! — проверил их и обучил остальных. Но братья — светлые, и если они пробьются сквозь артефакты, светлая сила разрушит их, как в тюрьме моя обратила в изъеденный ржой металл мои оковы. И это уравняет шансы.
Может, мы с Дитрихом зря опасались, что Орден получит неограниченную власть, сохранив магию? С другой стороны, разрушенные артефакты всегда можно заменить и…
И снова размышлять об этом было некогда. Потому что Роналд увидел нас с Дитрихом. Глаза его изумленно расширились, но в следующий миг мой брат справился с собой.
Но нас заметил не только он.
Люди, что жались вдоль стен, зашевелились, загудели. Роналд вскинул голову и воскликнул:
— Кто ты такой, что смеешь приказывать принцу?
И столько ледяного презрения, столько силы было в его голосе, что внимание всех снова обратилось на него.
— Даже принц становится бесправным отступником, если якшается с некромантом, — сказал один из братьев, и меня передернуло от ненавистного голоса. — Ты нанял любовника своей сестры, презревшей обеты, чтобы…
Я дернулась было открыть рот, но промолчала. Чем упорней я буду твердить, что между мной и Дитрихом ничего не было, тем громче будет гудеть молва, дескать, дыма без огня не бывает.
Так может, пусть хоть по делу полощут, а не просто так?
— Дай руку и пробивай блок, — шепнул мне Дитрих.
— …Избавить ее от справедливой…
— Ты не ответил, — перебил его Роналд. — Кто ты такой, что смеешь говорить за весь Орден?
Я подчинилась приказу Дитриха. Он мог бы пробиться к магии сам, но его сила укрепила бы артефакты, блокирующие магию. Моя же разрушит их, и брат с его людьми тоже смогут колдовать. Я сжала в кармане кольцо — одну из полудюжины дешевых побрякушек, что мы зачаровывали во время каждого привала специально на подобный случай.
— Первый брат дал мне это право. Я — брат Михаэль, лица которого коснулась длань самого Фейнрита…
Это было слишком.
— Длань Фейнрита?!
Роналда перекосило, инквизиторы обернулись в нашу сторону. Но я не замолчала.
— Я оставила тебе этот шрам! Девчонка, над которой ты пытался надругаться!
Но прежде чем я успела договорить, а инквизиторы — опомниться, Дитрих сотворил заклинание. Стена силы — такая же, что совсем недавно расплющила демонов, — понеслась на инквизиторов, смела щиты и бросила братьев прямо на клинки Роналда и его людей. Те не стали терять времени, трое инквизиторов рухнули разом, остальные схватились за посохи. Роналд первый сообразил, что сила повинуется ему. Не выпуская из рук меча, начал собирать заклинание. Инквизиторы попытались выстроиться кольцом, чтобы защититься и от мечей, и от магии, но люди брата оказались быстрее.
Я хотела зажмуриться, но не получилось. Крики, запах металла и паленого, алые пятна крови на полу, искаженные яростью и предсмертной агонией лица смешались в безумный хаос, а я стояла и смотрела, распахнув глаза, лишь вливала и вливала магию в Дитриха.
Роланд резким ударом сверху вниз проткнул горло корчившегося на полу Михаэля.
— «Длань Фейнрита», — передразнил он. — Паскудник. — Он возвысил голос, оглядывая жмущихся к стенам людей. — Так будет с каждым богохульником. С каждым, кто посмеет покуситься на жизнь особы королевской крови! А теперь — все вон отсюда!
Через несколько мгновений зал опустел — чудом в дверях не возникла давка. Роналд обернулся ко мне:
— Тебе в Ордене совсем мозги высушили?! Зачем ты дала им знать о себе? Я их специально отвлек, а ты… Еще и всем разболтала, что девчонка! Табличку бы себе на лоб повесила: «Беглая отступница!»
Дитрих молча задвинул меня за спину, заслонив от разъяренного брата. Тот не унялся:
— А ты чего ждал? Когда они опомнятся и голову тебе снесут?
— Так я не особа королевской крови, мне в спину бить зазорно.
— Нашел время играть в благородство!
— Хорошо, — пожал плечами некромант. — Не буду играть в благородство. Пойдем, Эвелина, нам здесь больше нечего делать.
— Постой! — возмутился Роналд, но Дитрих взял меня за руку и поволок к двери.
На миг я испугалась, что оскорбленный брат — поворачиваться спиной к принцу было немыслимой грубостью! — велит своим людям напасть на нас. Однако вместо приказа вслед донеслось:
— Дитрих. Не знаю, как ты это сделал, но — спасибо.
— Сестру благодари, — ответил тот, замедлив шаг, но не остановившись. — Ты дорог ей, не мне. И к магии пробилась она, не я.
— Остановитесь… пожалуйста.
Дитрих обернулся, а следом и я.
— Эви, спасибо и тебе. — Роланд поклонился нам обоим, и я охнула, а его охранники не смогли сдержать изумления. — Я слишком… — Он покачал головой. — У меня нет слов. Как вы дотянулись до магии?
— Это долгая история. — сказал Дитрих. Встретился взглядом с охранником с седыми висками, едва заметно кивнул. — Твой человек хочет что-то сказать.
— Ваше высочество, — поклонился тот. — Нам надо бы во дворец, чтобы его величеству первым доложились вы, а не Орден.
Роналд потер лоб.
— А кто донесет Ордену, что случилось, если никто из братьев не вернется? Если мы уничтожим тела?
— Останутся свидетели, — терпеливо, словно разговаривая с ребенком, произнес воин. — Нельзя же вырезать всю деревню? Разговоры пойдут.
Роналд хмыкнул, и я облегченно выдохнула, поняв, что это предложение было лишь неловкой шуткой.
— Да. — Брат снова обернулся к нам. — Вы должны отправится с нами во дворец. И научить нас, как добраться до магии сквозь блокирующие артефакты. Ни за что бы не поверил, если бы сам не увидел.
Дитрих покачал головой.
— Ваше высочество, я не самоубийца и отвечаю за жизнь вашей сестры, а потому во дворце нам делать нечего. Мы с Эвелиной откроем портал и уберемся подальше и от вас, и от Ордена.
— Эвелину я тебе не…
— Воля мужа превыше воли брата, — перебила я.
«Мужа». Ни по закону, ни по-настоящему Дитрих не был моим мужем, но в каком-то ином, самом правильном смысле, он стал им. И слово это легло на язык так легко и привычно, как будто другого и не было.
Дитрих легко пожал мою ладонь.
— Почему ты сразу не сказала, что грех вы прикрыли! — возмутился брат.
— Потому что ты не спрашивал. Мне нечего делать во дворце, Роналд.