Тело матушки Епифании отдали Ордену меньше чем через час, чтобы сестры и братья успели проститься с ней до того, как загорится погребальный костер. Я подошла к ней во дворце, и глядя на останки женщины, которая меня вырастила и которая от меня отреклась, осознала, что только сейчас смогла по-настоящему оставить в прошлом случившееся между нами. Видимо, в чем-то она оказалась права — не было в моем сердце истинного смирения, и только смерть могла пробудить во мне прощение.
Но как бы то ни было, ни душа матушки Епифании, ни Первого брата не пришли ко мне.
Я опасалась, что Дитриха обвинят в смерти пресветлой матушки, но стражники, которые при этом присутствовали, оказались единодушны. Да, некромант повздорил с Епифанией. Кому понравится, что его обзывают убийцей и преступником прилюдно? Светлую сестру ведь не вызовешь на поединок, так что пришлось защищать свою честь языком. Но он вел себя достойно, даже не проклял ее в ответ, услышав проклятья, а только посмеялся. Когда пресветлой матушке стало плохо, некромант помчался порталом за целителем, привел его через несколько минут. Кто же виноват, что Орден лишил столицу магии? Уж точно не гости короля.
Не повлияла эта смерть и на ход переговоров с Орденом — по крайней мере, так говорили Дитрих и Роналд. Сама я на них не присутствовала, ничего не понимая в высокой политике.
Судя по тому, что до меня доносилось, все происходило примерно так, как предрекал Дитрих, рассказывая о дальнейших планах короля.
Высочайший визит к царственному родичу Александру потряс того до глубины души. Мы недооценили проворство покойного Первого брата: столицы на всем континенте остались без магии пусть и не в ту же ночь, что и мы, но на следующее утро. Губерт явился в разгар паники. Как с его слов потом сказал Роналд, Александр «был очень недоволен подобным отношением со стороны Ордена» и «участь светлых теперь достойна лишь сочувствия».
В других странах, насколько я поняла, реакция оказалась похожей, так что вместо ожидаемой неограниченной власти светлые столкнулись с «крайне неприязненным» отношением со стороны монархов, вернувших себе и своим подданным магию.
Но насколько мне стало известно, до крайностей все же не дошло — Ордену обещали безопасность в обмен на уступки. Везде, кроме владений Александра. Тот просто велел Ордену убраться из страны в течение месяца, грозя карами всем, кто не успеет этого сделать.
Услышав это, я ужаснулась — в конце концов, светлых сестер, странствующих, чтобы исцелять тела и души, защищали лишь магия и пиетет перед их саном. Что с ними станет? Что будет с теми, кто вовремя не получит весть из столицы? Отыскать их, рассеявшихся по глухим деревням, просто невозможно! Набравшись смелости, я попросила брата организовать мне аудиенцию у его величества Александра. Не знаю, насколько убедительной я смогла быть. Все же потом мне передали, что его величество смягчился и пообещал помилование светлым сестрам, которые не успеют в срок покинуть страну. Не знаю, исполнил ли он обещание — да и как бы я могла об этом узнать? Даже о том, что происходило в нашем дворце, я узнавала лишь из слухов.
Переговоры тянулись день за днем. Когда я спросила Дитриха, почему так долго, если всем известно, чем они закончатся, тот рассмеялся.
— Каждый хочет урвать кусок пожирнее и не желает делиться тем, что уже счел своим, — ответил он, и я порадовалась, что не участвую в этом.
— Пусть так и идет, — добавил муж. — Чем дольше это тянется, тем больше слухов расходится.
— Слухов? — не поняла я.
— Слухов, которые будут помогать нам. Не думаешь же ты, что можно просто вытащить на свет божий всех темных и велеть любить их и жаловать? После того, как два века подряд нас называли едва ли не исчадиями преисподней?
Я и сама задумывалась над этим, и каждый раз волновалась, когда Дитрих отправлялся в город без меня. Открыто признать себя темным магом — все равно, что нарисовать на груди мишень.
— Слухи все равно пойдут, поэтому нужно сделать так, чтобы они оказались нам выгодны. Губерт об этом знает, и прошлый король тоже знал и пользовался слухами, запуская нужные ему. Так что пусть люди короля работают.
Я представила себе, как это может быть. Сплетни в богатых гостиных — кто-то из высшего общества под видом светской беседы подкидывает остальным кость, которую можно разнести по другим гостиным. Болтовня в тавернах и на рынках. Неужели у короны действительно есть множество людей, чья задача — сплетничать?
— Тем более что и новый Первый брат понимает: если Орден просто скажет, что некроманты больше не враги, найдутся те, кто обвинит его руководство в ереси, — продолжал Дитрих. — Раскол ему не нужен, поэтому во всех храмах сейчас читают проповеди о том, как нужна тень, чтобы подчеркнуть величие света. Что некромант может упокоить душу, беспокоящую родных, — светлые так и не научились с этим справляться. Или тело, в которое вселился демон.
— Но демонов больше нет… — растерялась я.
— А об этом пока людям знать незачем, — усмехнулся Дитрих.
Я не стала расспрашивать дальше, поняв, что разнообразные высшие соображения по-прежнему мне недоступны.
Несколько раз мы с Дитрихом выходили в город. Когда просто прогуляться — благо, теперь мне незачем было прятаться. Когда — познакомить меня с его приятелями. Я никого не расспрашивала, какой дар им достался, и, судя по всему, не все знакомые мужа были темными.
Разговоры получались разными. Кто-то, как Матиас, сразу пытался припомнить мне грехи Ордена. Кто-то осторожничал, сохраняя формальную вежливость. Кто-то искренне изумлялся, раскрываясь в ответ.
Но большую часть времени мне приходилось проводить во дворце. Проскучав очередной день, я решила: жизнь слишком коротка, чтобы проводить ее в праздности.
Королевский целитель поначалу принял меня настороженно и в ответ на предложение помощи предложил прополоть грядки, где росли травы для зелий. Похоже, он ожидал, что меня оскорбит работа садовника, и я оставлю его в покое. Откуда ж ему было знать, что послушницы в обителях занимаются в том числе и такой, неблагодарной и грязной работой. Надо было видеть лицо целителя, когда через пару часов он обнаружил меня в дальней части сада, где разбил делянки под свои растения, и почти полностью прополотые грядки.
В качестве благодарности он разрешил мне воспользоваться его библиотекой. Похоже, королевский целитель собирал ее долгие годы, если не всю жизнь. Многие названия были мне незнакомы, даром что в обители, где я росла, хватало книг. Еще через пару дней целитель попросил разрешения заглянуть в записи, что я делала. Вот когда я пожалела, что все мои заметки сгинули в Ордене. Мы проговорили довольно долго, и в конце концов он попросил меня помочь с изготовлением зелий.
Целитель с учеником работали не покладая рук с того самого утра, когда исчезла магия. Хоть для многих во дворце она вернулась довольно скоро, все же потрясение оказалось слишком велико. Кто-то стал бояться засыпать, опасаясь, что пока спит, магия снова исчезнет. Кто-то, наоборот, не мог заставить себя подняться с постели. Кто-то ни с того ни с сего начинал задыхаться от ужаса. Другие не переставая плакали. Словом, зелья, помогающие успокоиться или избавиться от тревоги и снотворные, приходилось варить едва ли не котлами, и моя помощь была очень кстати. А я только радовалась — не приходилось, как в первые несколько дней, изнывать от скуки и гнать из головы тревожные мысли. Матушка Епифания любила повторять, что в праздную голову Алайрус насылает искушения. И хоть я больше не считала темного бога врагом рода человеческого, да и в искушения его перестала верить — человеческий разум умеет создавать их лучше любого бога, — в чем-то она была права. По крайней мере, помогая целителю, я не чувствовала себя бесполезной, его книги добавили мне новых знаний, а не просто помогали скоротать дни в ожидании мужа.
Ночи же наши неизменно наполняла любовь.
Но как бы медленно ни тянулось время, все же настал вечер, когда король позвал меня на совет. «Только для избранных», как он сказал. Избранными оказались мы с Дитрихом, Роналд, те сановники, что были с королем в ночь, когда мы появились во дворце, — за исключением бывшего королевского прокурора — и Отто. Я была рада его видеть, хоть знать и косилась на телохранителя, что сидел за столом на равных с ними.
Оказалось, это был не совет, а королевский прием по поводу завершившихся наконец-то переговоров. Мне было неловко стать единственной женщиной среди приглашенных, тем более что я не понимала, за какие заслуги там оказалась. И еще неудобней стало, когда сам король — пусть и мой брат — поднял тост за «девушку с мужским сердцем, без которой мы не смогли бы поставить на место Орден». Я ведь ничего не сделала. Фраза Роналда, что он гордится таким родством, смутила меня окончательно. Захотелось сбежать, но Дитрих сиял как новенький золотой и смотрел на меня с такой смесью любви и гордости, что я решила не подавать виду. Но все же муж слишком хорошо меня знал.
— Хочешь, уйдем отсюда? — шепнул он, как раз когда я начала думать, что торжественный прием начинает превращаться в обычную попойку.
— А король не обидится? — также прошептала я.
— Нет, он только рад будет, что лишних не останется.
Значит, он, как и я, чувствовал себя лишним.
Дитрих поднялся из-за стола.
— Ваше величество, позвольте нам с супругой удалиться.
— В самом деле, у тебя был долгий день, а моя сестра привыкла к тишине и покою обители. Можете идти.
— Ты действительно устала? — спросил муж, когда некому стало нас слышать. — Я хотел показать тебе кое-что, пока не стемнело окончательно.
— Ничуть не устала, — ответила я и поняла, что совсем не кривлю душой. На пиру меня утомило внимание чужих людей, но сейчас-то мы были вдвоем.
Дитрих широко улыбнулся. Взял меня за руку и потянул в портал.
Когда сияние рассеялось, я огляделась.
Мы стояли посреди сада. На ветках зеленели яблоки. Солнце уже укатилось за горизонт, и сумерки скрадывали сорняки на клумбах с цветами и чересчур разросшиеся розы. Зато ветки яблонь клонились под тяжестью плодов, пусть еще и не налившихся.
— Где мы? — полюбопытствовала я.
Дитрих улыбнулся и, не отвечая, повлек меня по тропинке. Зажег светлячок, высветив дверь дома — тяжелую, потемневшую от времени, но все еще добротную. На лестнице, ведущей к двери, светлыми полосами выделялись свежие доски, окна, глядевшие в сад, блестели стеклами в частых переплетах.
Дитрих коснулся двери, снимая заклинание. Светлячок озарил просторную прихожую. Чистую, словно здесь жили, но как я ни вслушивалась, не могла уловить ни голосов, ни шагов.
— Где мы? — снова спросила я.
Дитрих сжал мою руку.
— Мы дома, Эви. Теперь мы дома.