Токсичные желания

1

ЭБИГЕЙЛ

Там, где заканчиваются слова, начинается музыка.

— Генрих Гейне

Медсестра приходит проверить мой вес, кажется, уже в десятый раз за сегодняшний день.

— Ты съела всю свою еду?

Я смотрю на свою тарелку с едой, к которой почти не притронулась, а затем на медсестру с приподнятой бровью.

— Если вы, ребята, хотите, чтобы я набрала вес, не могли бы вы принести мне пиццу или что-нибудь стоящее? — Спрашиваю я.

— Твоя мама еще не навестила тебя? Ты можешь поесть что-нибудь другое. Мы не можем заказать это или принести тебе лично.

Я перевожу взгляд на белый цементный пол.

— Она сказала, что вернется через час. — Это было три часа назад.

— Ладно, пошли — говорит медсестра.

Я сбрасываю с себя тяжелые белые одеяла. Я здесь уже неделю, и я готова отправиться домой, но им пришлось стабилизировать мое сердце и привести в норму вес моего тела, прежде чем отпустить меня.

Медсестра заставляет меня встать на весы и измеряет мой вес.

Восемьдесят один фунт. (≈36.73 кг)

— Хорошо, теперь ты можешь воспользоваться ванной.

— Большое вам спасибо, Ваше Величество — говорю я высокомерно-саркастическим тоном. Мгновенно чувствую себя виноватой за грубость, но я устала от того, что со мной обращаются как с каким-то психически больным пациентом, за которым нужно наблюдать каждый час. Я даже не могу принимать горячий душ, потому что от него худеешь, что на мой взгляд бессмысленно, но таково предписание врачей. Медсестры и психологи заставляли меня участвовать в проекте вмешательства. Я ничем не отличаюсь от людей, которым прописали наркотики, и они стали зависимыми. Я не планировала идти таким путем; я просто хотела похудеть, поэтому отказалась от мясных продуктов, хлеба, белого риса, сахара и всего, что продается в упаковке или банке. Мой рацион состоял из творога и яблочного пюре на завтрак, винограда и салата на обед, а на ужин, как правило, хот-дог с брокколи или какой-нибудь белок с овощами, и попкорн был единственным перекусом, который я могла съесть перед сном. И я повторяла так снова.

Прошло полгода, прежде чем моя мама заметила, что я похожа на скелет, не то чтобы я пыталась стать им; я даже не замечала, что выгляжу такой худой. До тех пор, пока школьный друг не упомянул при мне об этом, а один из учителей не сказал об этом с беспокойством. Мои мама и папа ни словом не обмолвились о моем весе, по крайней мере, до сих пор, конечно. Я бы и не думала о похудении, если бы не мой отец.

Несколько месяцев назад, когда я разрезала банан и положила на него ложку мороженого, он спросил, стоит ли мне его есть. Тебе лучше начать следить за тем, что ты ешь на ночь, иначе у тебя появится еще больше комплексов по поводу своей внешности, чем у тебя уже есть. Его слова звенели у меня в ушах, как вибрирующий барабан. Я рассказала об этом маме, но она сказала, что я слишком остро реагирую.

Ее ответ не удивил меня, ведь я была невидимкой для своих родителей, так что похудение ничего не изменило бы. С таким же успехом меня можно было считать мертвой.

Я плюхнулась обратно на кровать, радуясь, что мне больше не вставляют капельницу в нос. Как только я приехала, им пришлось накормить меня «Ensure» — питательным белковым напитком. Я была так истощена, что меня пришлось кормить медленно, без остановки, в течение четырех дней, на протяжении двадцати четырех часов.

Пять дней назад, когда моя мама привезла меня сюда, она обманула меня. Не стану лгать — я сопротивлялась, когда она попыталась затащить меня в больницу. Я была так напугана, когда поняла, что происходит. На самом деле я была в ужасе, я не хотела так сильно худеть, но просто привыкла к рутине, и мне это нравилось. Мне нравился контроль, который я имею над своей жизнью, поскольку у меня его никогда не было. Я сказала врачам, что зашла слишком далеко и готова набрать вес, но, по правде говоря, я просто хотела выбраться отсюда, и готова сказать или сделать что угодно, если это вытащит меня из этой прославленной тюрьмы.

— Я принесла шоколадный маффин — говорит мама, открывая дверь как раз в тот момент, когда медсестра собирается уходить.

— О, мэм, ей нужно больше питательных веществ.

— Разве не за это я вам плачу, ребята? Я думала, вы даете ей тот протеиновый напиток. — Она машет рукой в воздухе и протягивает маффин — Это просто для набора веса. Я имею в виду, кто не любит шоколадные кексы? — с улыбкой говорит мама.

— Да, но она не ест еду, которую мы ей приносим — объясняет медсестра.

Мама переводит взгляд на меня.

— Правда, Эбигейл? Мы с твоим отцом платим целое состояние за то, чтобы ты была здесь. Ты должна есть все, что тебе дают. Очевидно, тебя не волнует вкус, потому что я знаю, что творог и яблочное пюре были не такими уж чертовски вкусными.

Ее тон холодный и резкий. Пронзающий мою кожу, как кинжалы. Я ничего не говорю. Я молча сижу и позволяю своему желудку пожирать свои внутренности — к этому чувству я давно привыкла.

— Она упомянула, что пицца показалась бы вкусной — бодрым тоном сказала медсестра.

— Да, как будто это полезнее. — усмехнувшись ответила мама.

— Мэм, — медсестра подходит ближе, — еда — это очень деликатный вопрос. Я бы посоветовала вам с большим пониманием относиться к ее привычкам в еде. Это серьезно, а не просто призыв к вниманию. Это расстройство.

Медсестра говорит шепотом, но я все равно ее слышу. Мама кивает в знак согласия, а затем смотрит на меня.

Вздохнув, она спрашивает:

— Какую пиццу ты хочешь, Эбигейл?

— Филадельфия чизстейк, — быстро отвечаю я. Если я собираюсь набрать вес, мне стоит съесть что-нибудь калорийное.

— Ну, а пока можешь съесть это на десерт. — Мама кладет маффин на мой стол. — Я сейчас позвоню в пиццерию, чтобы они приготовили ее. — Мама набирает номер, прикладывает телефон к уху и выходит за дверь.

— Я вернусь позже, чтобы проведать тебя, милая, — медсестра говорит с теплой улыбкой. К сожалению, я получаю больше сочувствия от незнакомки, чем от своей матери.

Я снова остаюсь наедине со своими мыслями и телевизором. Я беру телефон и надеваю наушники, чтобы послушать музыку, пролистывая социальные сети.

Примерно через десять минут прокрутки дверь снова открывается, и я в шоке от того, что мама вернулась так быстро, но когда я поднимаю глаза, это не моя мама, это мужчина-медбрат, он катит мальчика на больничной койке, который выглядит моим ровестником. И довольно знакомый. Чем дольше я смотрю на него, до меня доходит. Это длинноволосый парень, похожий на рок-звезду, с моего урока английского. На английском он часто прогуливал, поэтому я знала, что чтение — не его сильная сторона.

— Хорошо, Блейк. Это будет твоим домом на следующие несколько дней или пока твои родители не приедут и не заберут тебя.

Он издает смешок.

— Давай посмотрим, мама умерла, и к тому времени, как ты свяжешься с моим отцом, я уверен, мой брат уже узнает, что я здесь, и приедет за мной. К тому времени моя задница будет желать смерти.

— Пока твой брат не убьет тебя, по крайней мере, у тебя будет кто-то, кто составит тебе компанию. Блейк, познакомься с Эбигейл, Эбигейл, познакомься с Блейком.

Проходя мимо меня, санитар бормочет:

— Удачи. — Я не могу удержаться от смеха.

— Эй, это не ты та худенькая девчонка, которая ходит в мою школу?

Я быстро моргаю, удивленная тем, что кто-то вообще знает меня, не говоря уже о том, чтобы узнать.

— Да, определенно это ты. Все только о тебе и говорят. Спорят, что ты либо сидишь на кокаине, либо анорексичка. Я предположил, что у тебя анорексия; ты не похожа на человека, который вдыхает что-то носом или вводит иглы в вены. К тому же, твои зубы не испорчены, и ты, кажется, в полном порядке на уроках, а наркоманы слишком расслаблены, чтобы заботиться о том, чтобы вовремя сдать домашнее задание. И ты всегда на взводе; посмотри на себя прямо сейчас.

Мои плечи опускаются, и я заставляю себя расслабиться, но в то же время, кем, черт возьми, он себя возомнил?

— Прости, но еще раз, откуда ты меня знаешь?

— Кто-нибудь знает кого-нибудь в старших классах?

Я не была уверена, что должна отвечать на этот вопрос. К счастью, мне и не пришлось, потому что он продолжил.

— Я видел тебя везде, и, как уже сказал, люди думают, что ты сильно похудела, потому что наркоманка, но это чушь. Я прав? Или нет?

Он смотрит на меня с широкой довольной улыбкой. Я отворачиваюсь, не говоря ни слова.

— Ты можешь сказать мне. Я не осуждаю, алло.

Я оглядываюсь на него, а он машет рукой в воздухе.

— Я, блядь, не в том положении, чтобы судить.

Я прикусываю губу, чтобы не рассмеяться. Не хочу доставить ему удовольствие после его грубого комментария.

— Послушай, мне жаль. Я не пытался быть грубым. Просто думал, ты знаешь, что люди болтают. Я имею в виду, как ты можешь этого не знать?

Я опускаю подбородок, прищурившись, смотрю на него.

— И что это значит?

— Э-э, ты очень быстро похудела. И если я бы был полупсихом, то подумал, что ты похудела не от наркотиков. К тому же, это старшая школа. Единственное место, где все так или иначе знамениты, даже если ты никогда об этом не просила. Так что поздравляю.

Я издаю смешок.

— Дай угадаю, ты Близнецы? Нет, — я постукиваю пальцем по подбородку. — Лев. Нет, подожди, ты не настолько хорош собой. — Я солгала. Блейк был очень хорош собой, в некотором роде рок-звезда. Я слышу, как он бормочет себе под нос «какого хрена», но игнорирую его комментарий.

— Сегодня мой день рождения, так что под какой бы гребаный знак зодиака я ни попадал, я такой какой есть.

— У тебя сегодня день рождения? — Спрашиваю я, приподняв бровь.

— Да, с гребаным днем рождения меня, — горько усмехается он.

— У меня тоже сегодня день рождения.

— Ни хрена себе?

— Ага, одиннадцать, одиннадцать. Время загадывать желания.

— Это время исполнения желаний? — Спрашивает он, морща нос.

— Да, 11: 11 означает время, когда ангел находится рядом с тобой и пытается общаться. Некоторые нумерологи считают, что 11 ноября — самый счастливый день в году, потому что в этот день исполняются все желания.

— Это полная чушь, потому что мы оба в больнице, подключенные к аппаратам.

Я игнорирую его скептицизм.

— Могло быть еще хуже. Вместо этого мы могли умереть. — Говорю я.

— Смерть не пугает меня, как большинство. Это кажется легкотней по сравнению с этой дерьмовой жизнью. — Он говорит так, будто упоминание смерти для него обыденное дело.

— В любом случае, я должна была догадаться, что ты Скорпион. Мы чувствительные души, но не настолько, как Рыбы.

— Почему ты думаешь, что я такой чувствительный? Кто ты? Эксперт по знакам зодиака?

Я пожимаю плечами и слегка склоняю голову набок.

— Вроде того. И с такими волосами, таким поведением и таким телосложением, — я двигаю рукой вверх-вниз, — Ты просто сгусток эмоций.

Он с отвращением морщит лицо.

— Что бы ты ни говорила, если я такой эмоциональный, значит, у меня хорошая интуиция, а значит, я прав. Ты здесь, потому что у тебя расстройство пищевого поведения. — Говорит он, меняя тему.

Я глубоко вздыхаю.

— Да, ты прав, теперь ты счастлив? — Быстро говорю я.

— Я знаю наркоманов. — Говорит он, откидывая голову на подушку и кладет руки за голову.

— Скорпионы довольно интуитивны, но ты мне таковым не кажешься. Ты больше похож на ребенка куспида, на Близнецов-Рыб.

— Ребенок кого? — Он слегка приподнимает голову, чтобы посмотреть на меня, приподнимая левую бровь.

Я не могу удержаться от смеха.

— Ребенком куспида называют того, кто родился на стыке знаков зодиака, как правило в период с девятнадцатого по двадцать четвертое число любого месяца.

— Откуда ты так много знаешь об этом дерьме? Ты ведьма или что-то в этом роде?

Я качаю головой.

— Это изучение астрологии, тупица.

Его губы сжимаются в тонкую линию.

— Я просто шучу. Если только твои яйца не онемели. — Говорю я с легкой усмешкой.

— Милая, когда ты принимаешь столько наркотиков, сколько принимаю я, это довольно часто случается, потому что мой член не работает, когда я этого хочу.

Его комментарий разрывает меня почти пополам.

— Слишком много информации — говорю я, отводя взгляд, но затем снова смотрю на него. — Ты здесь из-за наркотиков? — Мой голос смягчается.

— Да, мне прописывали обезболивающие, когда я перенес операцию на челюсти, и не один раз, а дважды. Чертовски больно. — Как только он это говорит, я замечаю, какая у него квадратная челюсть, и вспоминаю, какими идеальными выглядели его зубы даже отсюда. — Не знаю, как будто раньше мне чего-то не хватало до наркотиков. Это помогло облегчить боль несколькими способами, и я просто стал зависимым. Зависимым от этого чувства, от этого порыва. От кайфа. Гоняться за этим снова и снова.

— Ну, это не помогает, когда ты очарован формами бегства, которые делают тебя восприимчивым к пагубным привычкам.

— Откуда ты знаешь? — Защищается он.

— Нужно хорошо знать другого, а ты Скорпион, скрывающийся в безопасном убежище, что нормально, поскольку нам не нравится иметь дело с аспектами повседневной жизни.

— Похоже на большинство людей в целом, — бормочет он.

Я опускаю на него взгляд, и он замолкает, чтобы я могла закончить.

— Телевидение, кино, музыка и книги — здоровые привычки для нас, но зависимость от наркотиков, алкоголя, секса или насилия тоже всегда реальна. Но если смешать это со скрытностью и контролем, то получится клубок депрессивных, тревожных эскапизмов.

— Я думаю, тебе нужно перестать читать это дерьмо. Тебе это не помогает — говорит Блейк со стоическим выражением лица.

— У нас тоже есть сильные стороны, — продолжаю я. — Мы непоколебимы и серьезны, когда это необходимо. И сексуальны, что не всегда плохо, потому что это делает нас соблазнительными и ласковыми, что также делает нас отличными любовниками. И я поняла, что для всех знаков зодиака важно найти баланс между хорошим и плохим, независимо от того, к какому знаку принадлежишь.

— Соблазнительными, да? — Он ухмыляется, приподнимая брови.

Я качаю головой и закатываю глаза.

— Это все, что ты извлек из моих слов.

— Нет, в этом есть смысл. Моей последней девушкой была Скорпион.

— Что? Ты встречался? — Мой голос повышается на октаву, когда слова вырываются изо рта.

— Да, мне шестнадцать.

— И все же, как ты уговорил своих родителей согласиться на это?

— Им насрать, а у моего брата только что появилась новая подружка, у которой самые большие сиськи, которые я когда-либо видел, так что у него дел по горло. — Он двигает бедрами вверх-вниз, имитируя сексуальные движения, и мои глаза расширяются от этого зрелища. — И он учится в колледже, собирается стать профессионалом, так что дома у меня нет особого присмотра, что меня вполне устраивает.

Я смотрю на него, все еще пытаясь осознать решение его родителей разрешить ему встречаться. Когда слово «профессионал» переводит мои мысли в другое русло, я спрашиваю:

— Профессионал чего? Придурок.

Блейк улыбается, едва заметно, но я замечаю это.

— В футболе. Ты не слышала о Кольте Киллиане?

— Я ненавижу футбол. Это не мое. Так что нет, никогда не слышала об этом парне.

— Здесь все боготворят футбол, особенно в этом штате. Как ты выжила в старших классах, не посещая ни одного футбольного матча?

— Держась подальше от людей.

Он смеется, на этот раз по-настоящему.

— Возможно, это не такая уж плохая идея. — Он на мгновение уставился в пространство, прежде чем сказать: — В любом случае, он в значительной степени икона нашего штата.

— Рада за него — говорю я, подсчитывая в уме количество съеденных за день калорий.

— Вернемся к девушке, с которой я встречался, которая была Скорпионом. Она была монстром в постели. Я имею в виду, дикой, и она однажды сказала мне, что сила Скорпионов — это их киска или что-то в этом роде. Она увлекалась йогой и астрологией, но совсем не так, как ты.

Я стараюсь не показывать своего шока от того, что мы одного возраста и ходим в одну школу, но у него уже был секс. А я даже не целовалась с мальчиком.

— Все Скорпионы так сексуальны?

Он подмигивает мне, а затем окидывает беглым взглядом.

— Конечно, это все, что ты помнишь о своей бывшей девушке — говорю я, возвращая свое внимание к телевизору на стене и бездумно смотря на него.

— Эй, воспоминания есть воспоминания. — Говорит он.

— Конечно, — бормочу я.

— О, у меня есть идея. Если, конечно, мы когда-нибудь выберемся из этого места.

— Что? — Я перевела взгляд на него.

— В следующем году, если мы оба будем живы, мы должны загадать желание в 11:11.

— Зачем?

— Я не знаю. После того, как ты сказала мне, что это лучшее время для загадывания желания, я, возможно, увеличу свои шансы обзавестись новой семьей — может быть, и совершенно новой жизнью, если повезет.

Дверь открывается, и на этот раз врывается моя мама.

— Я принесла тебе пиццу среднего размера. В первый раз они ошиблись. — Она кладет пиццу на стол напротив меня, бормоча: — Идиоты. — Затем кладет свою сумочку на стул рядом с ним. — Так что мне пришлось ждать лишние десять минут. — Она оборачивается и замолкает на полуслове, когда замечает Блейка.

— О, я и не знала, что у тебя сейчас гости в палате, Эбигейл. Лучше бы они снизили цену вдвое за это.

Блейк смотрит на меня, и я знаю, о чем он думает. Это твоя мама? Если да, то как она может говорить о деньгах в такое время?

Это моя мама, все в порядке, и она может говорить так, потому что любит свою драгоценную зеленую бумажку. На самом деле нет, она любила ни черта не делать и лениться, живя за счет мужа, который изменяет ей направо и налево. Я до смерти люблю свою маму, но я терпеть не могла, что все женщины в нашей семье были такими ленивыми и предпочитали довольствоваться мужчиной, который заботился о них материально и жертвовал своим душевным здоровьем и свободой, чтобы им не приходилось ходить на работу.

Она прочищает горло, заметив кислое выражение на лице Блейка.

— Я бы принесла еще, но...

— Не беспокойтесь, мэм, мне только что промыли желудок. В нем было полно лекарств. Еда — последнее, о чем я думаю.

Моя мама моргнула, глядя на Блейка, и я крепко зажмурилась, прежде чем открыть их снова.

— Хорошо. Эбигейл, позволь мне взять тебе кусочек. — Она подходит к коробке с пиццей, берет кусочек и кладет его на бумажное полотенце. Я беру пиццу и смотрю на нее. Впервые мне не так страшно есть.