Васю учить - только портить (СИ)

Глава 14. Василиса

Уже на подъезде к конюшням от нервов и напряжения я была готова задницей сжевать сиденье «уазика». Мне было настолько страшно перед предстоящей чисткой лошадей, что я не замечала даже вони внутри машины, полностью сосредоточившись на том, что у меня вспотели ладони и начало крутить живот.

Ещё и месячные со дня на день начнутся. Всё против меня.

Одному только Петру всё было по барабану. Сидит, блин, король Бруталии, и никаких у него волнений и переживаний нет.

— Выгружайся, — бросил он строго, когда машина остановилась перед конюшнями, а я не шевельнулась. — В темпе, Вась.

— А хотите я извинюсь перед вашей Натахой и больше никогда не буду ей грубить? Только отвезите меня лучше на ферму. Или домой. Обещаю, что готовить не буду.

— Моей Натахой? — фыркнул Пётр, вскинув брови. — Сплюнь. И выходи. Торг не прокатит. Сказал, что будешь чистить коней, значит будешь чистить коней. Давай, — мотнул он головой в направлении, в котором я несмело вышла из машины.

Войдя в конюшню, кивком головы поздоровалась с мужчинами, которые отвлеклись от тачек с конским дерьмом, чтобы поздороваться со своим начальником.

Пётр задал им рабочие вопросы, в которых я ничего не смыслила и, получив ответы, повёл меня в сторону поля, где паслись лошади. Вывел меня почти на середину зеленого пространства, где укрыться-то было негде и щедро сказал:

— Выбирай, кого чистить будешь.

— Никого. Они чистые, — ответила я торопливо и спряталась за спину Петра, когда он коротко свистнул, и все лошади, как под гипнозом, пошли к нему. — Зачем вы их позвали?

— Чтоб тебе лучше видно было, что нифига они не чистые.

— Мамочки! — сердце упало в сапоги, за которым мы с Петром предварительно заехали на ферму. Чем ближе был топот копыт и фырканье, тем меньше я помнила о личных границах каждого человека, просто вцепившись двумя кулаками в ткань футболки на спине Петра.

— Не смеши, — хохотнул мужчина. — Ты вчера корову за сиськи дёргала, а сегодня боишься по коню щёткой пройтись?

— Коровы не такие резкие и бодрые, как ваши кони. И, к тому же, корова, которую я доила, была привязана. А эти ваши кони носятся тут, как щенки. Их слишком много и они большие.

— Лексус, иди сюда, пиздюк! — громко подозвал Пётр к себе коня, а я еще сильнее вцепилась в его футболку и прижалась лбом между лопатками.

— Я сейчас описаюсь. Серьёзно, — пищала я тихо.

— Не ссы. Ошпаришь ещё, — тихо бросил мне Пётр и по движение мышц на его спине я поняла, что он поднял руки. — Здорово, малой! Как сам? Соскучился, жучара? Соскучился!

Пётр слегка пошатнулся, и я вместе с ним. Несмело подняв голову и посмотрев над широким плечом, я поняла, что Пётр обнимает коня за голову и похлопывает по его шее ладонью. Но самое ужасное и в то же время прекрасное для меня — это то, что я увидела своё отражение в глазу коня. В голубом глазу! Разве у коней они бывают голубыми? Да еще такими яркими, как небо?

Это что-то невероятное! Я как завороженная смотрела на этого коня, кажется, совершенно забыв о своём страхе. Черный, с белым пятном вдоль морды ото лба до носа. Длинная грива почти перекрывала ему глаз, и этот кадр, кажется, навсегда останется в моей памяти, как одно из самых ярких воспоминаний о месяце, проведенном в деревне.

— Погладь, — предложил Пётр, продолжая сам наглаживать своего коня.

— Нет. Боюсь, — ответила я честно, но поймала себя на мысли, что хочу прикоснуться к этому коню хотя бы пальцем, просто чтобы убрать челку от его глаза.

— Пошли, Лексус. Тебя ждут спа, сра и тому подобное.

Пётр спокойно развернулся и пошёл в сторону конюшен. Я ни на секунду не выпустила из рук его футболку, чувствуя и слыша, как за нами пошёл весь табун во главе с Лексусом.

— Ну, присосалась, — недовольно буркнул Пётр и с некоторым усилием отодрал меня от своей футболки, оставив стоять в углу у больших ворот конюшни. — Сейчас я почищу Лексусу копыта, заведу его на развязки, и потом ты будешь его чистить.

— Нет.

— Засыхи ответ.

Перед тем, как завести коня в конюшню, Пётр взял небольшую щетку, с одной стороны которой была небольшая черная щетина, а с другой — металлический крюк. Что-то наговаривая коню, подошёл к его ноге и погладил от колена вниз, на что конь отреагировал поднятием и сгибом конечности.

Он серьёзно сам подставляет копыта для чистки и даже не сопротивляется? Или всё дело в том, что в ласковый мат Петра запрятано какое-то гипнотическое заклинание?

Закончив со всеми четырьмя копытами, Пётр подвел коня ближе к центру коридора и, продолжая что-то ему наговаривать, надел на его голову ремешки, что-то вставив в его пасть, на что конь фыркнул, топнул, но более не сопротивлялся.

— Это узда, — сказал, похоже, обращаясь ко мне, Пётр. После того, как с, как выяснилось, уздой, а не просто ремешками, было покончено, Пётр привязал коня двумя другими ремешками, как он это назвал, — на развязки. — Иди сюда, — кивнул он головой в сторону Лексуса.

— Господи! — выдохнула я тихо, с опаской подходя к коню и Петру.

— Сначала задобри его. Намекни на добрые намерения, — Пётр положил на мою ладонь яблоко и мягко подтолкнул к Лексусу.

— Я не поднесу свою руку к его пасти. А если он мне что-нибудь откусит? Видите, какие у него зубы?

А Лексус тем временем будто специально мне их демонстрировал, поднимая верхнюю губу.

— Это я тебе что-нибудь откушу, если ты продолжишь задерживать процесс. Дай Лексусу яблоко. Чем дольше он ждёт, тем больше начинает нервничать.

— Я боюсь, — стояла я упорно на своём.

— Твою мать, — устало выдохнул Пётр. — Иди сюда, — махнул он рукой, подозвав меня поближе к себе. И Лексусу. По полшажочка и подходила к ним, с опаской глядя на коня, качающего головой. — Встань так, — Пётр, будто так и надо и ему можно, обхватил мою талию рукой, развернул меня лицом к коню и прижал меня к своему торсу спиной. — Давай. Клади руку с яблоком на мою ладонью, ссыкунья, — я покорно и молча сделала, как он сказал, пропустив мимо ушей оскорбление. — Вот так. А теперь раскрой ладонь и покажи Лексусу яблоко. Только пальцы подальше отогни, чтобы он и их не сожрал.

Едва я раскрыла ладонь, как Лексус тут же опустил морду и несколько неуклюже уткнулся мне сначала в кисть шершавой губой и носом, а затем нащупал яблоко, выпустив при этом язык.

Сдерживая писк, рвущий меня изнутри, я зажмурила глаза и резко развернулась к Петру, снова вцепившись в его футболку, в этот раз спереди. Стискивая зубы и футболку, я ждала, когда конь заберет уже яблоко и перестанет утыкаться мне в руку.

Утыкаясь в плечо Петра лбом, чувствуя его руку на своей талии, я понимала, что он тихо надо мной посмеивается. Но мне было плевать. Я вдыхала запах его геля для душа «Свежесть севера» — с недавних пор я точно знаю этот запах — и понимала, что меня это успокаивает, хотя внутренняя истеричка так не считала. И где-то внутри я всё ещё билась в конвульсиях страха и ужаса, в то время как внешне просто напоминала заставшую статую.

— Слышишь хруст? — спросил Пётр тихо, шевеля губами возле моего уха.

— Угу.

— Твои пальцы дожевывает.

К счастью, мои пальцы остались при мне. И с помощью них я даже держала щётку. Две щётки — жесткую и мягкую.

Вообще, за Лексусом, оказывается, ухаживают лучше, чем я могла себе представить. Я думала, их просто обмахивают от пыли и мелкого мусора, но оказалось, что у него есть даже свой кондиционер для гривы, чёлки и хвоста.

— Почеши ему шею. Просит же, — указал мне Пётр на Лексуса, который покачивал головой в мою сторону.

— У меня он ничего не просил, — произнесла я тихо, но теперь уже сама без помощи Петра подошла к коню и начала чесать его вдоль шеи, как учил Пётр.

Лексус, кажется, был счастлив, что его прихоти исполняются. Да и сама я, хоть и боялась до ужаса, боясь рядом с ним даже моргать, но, всё же, была в восторге от того, насколько близко нахожусь к настоящему живому коню и даже позволяю себе иногда его гладить.

— Хороший мальчик. Красивый, умный, — наговаривала я ему, натирая его мордашку мягкой щеткой.

— Вокруг глаз аккуратно. Уши лучше вообще не трогай, — строго бросал стоящий рядом Пётр. — А теперь возьми голубую тряпку, намочи её в ведре и протри Лексусу морду. Вокруг глаз и ушей особо тщательно.

— А вы что будете делать?

— Смотреть, можно ли тебе доверить остальных коней. Лексус у нас работает с детьми. Он один из самых спокойных и уравновешенных, если ты его выведешь, то я буду знать, что в конюшне тебя можно подпускать только к дерьму, а не к лошадям.

— С детьми? — нахмурилась я. — В смысле?

— В смысле, он и несколько других лошадей обучены работать с детьми с ограниченными возможностями. Иппотерапия. Слышала что-нибудь об этом? — молча киваю. — Не смотри так. Не я их обучил. Для этого есть специалисты, которые здесь регулярно ошиваются. Я лишь предоставляю коней, конюшню, территорию и обслуживающий персонал. Большинство коней обучены всему с рождения.

— Вау, — выдохнула я и пошла мочить в ведре тряпку, как было велено. — А по вам и не скажешь, что вы добряк.

— Я и не добряк. Я бизнесмен.

— Вы берете деньги с больных детей?

Градус «вау» стремительно начал понижаться.

— Я беру деньги только с богатых долбоёбов, которые приезжают сюда, чтобы отбить копчик и пофоткаться на фоне лошадиной морды.

Ладно. Градус «вау» вернулся на начальную позицию и даже чуть выше.

— А вы… молодец.

— Ну, не тужься. Похвала у тебя выходит хреново, — поморщился Пётр с лёгкой улыбкой в уголках глаз.

— А оскорбления?

— А за оскорбления я и пиздов могу тебе дать.

— Я их, пожалуй, не возьму, — улыбнулась я и подошла к Лексусу. Предварительно показала ему тряпку и получив молчаливое согласие в виде жеста головы, похожего на кивок, начала натирать его мордочку, уделяя особое внимание озвученным Петром зонам. — Молодец, мальчик. Красавчик мой! — наговаривал я ему вполголоса.

Лексус сначала стоял и терпеливо ждал, когда я закончу процедуру, а потом ткнулся мордой мне в плечо, а затем, закинул мордашку за плечо. Я испугалась и застыла.

— Да не ссы ты. Обниматься он так просит. Обними за шею и похлопай.

— Да ты ж мой любвеобильный, — хохотнула я тихо и обняла коня за шею, чувствую тепло его кожи и твердость слегка напрягающихся мышц под ней. — Всё. Я в тебе влюбилась, Лексус. Заберу тебя с собой в город. Хочешь?

— А пердушонка своего куда? Я его в тайгу выгоню, если что. Учти.

— Тоже заберу. И Найду вашу. Вас, всё равно, дома целыми днями не бывает, а ей скучно. Дефицит внимания, опять же… жалко собачку, — вытянула я нижнюю губу, состроив жалобную рожицу.

— Заберёт она, — фыркнул Пётр, слегка закатив глаза. — Теперь жёлтую тряпку бери и мочи.

Я сделала, как было велено и вернулась к коню.

— А ею что протирать?

— Гениталии и жопу.

Мои глаза расширились. Паника и отвращение подкатили к горлу.

— Не-а, — мотнула я отрицательно головой.

— Да, — кивнул Пётр. — И сзади не заходи коню. Зашибёт. А мне тебя ещё папеньке надо будет вернуть. Желательно целую и живую.

— Господи, — выдохнула я сокрушенно. — Лексус, прости, если что-то будет не так. Я в первый раз…

— Только ты ласково ему стручок натирай. Следи за реакцией: чтобы не дёргался, не топтался на месте. Давай-давай. Нам с тобой ещё целый табун почистить надо. Днём люди приедут.

— Мать моя… — шумно выдохнув, я начала… «натирать стручок». Краснела, бледнела, но терла всю генитальную область коня.

— Что? — хохотнул Пётр. — Передумала забирать его с собой?

— Знаете, что-то как-то перехотелось, — морщилась я, поглядывая в голубой глаз коня, который следил за моими действиями очень внимательно.

— Ну, ты сильно-то не увлекайся. А-то Лексусу на тебе жениться придётся. Теперь натри ему жопу, а потом почеши гриву с челкой и хвостом. Кондёр, поди, уже подействовал.

— А как чесать?

— Как себя чешешь, так и его чеши. У тебя, как раз, опыт в этом деле большой, — глянул Пётр на мою косу на плече.

— Ну, хоть в какой-то сфере у меня имеется опыт, — гордо запрокинула я голову и пафосно смахнула косу с плеча.