— Мда…
Пётр недовольно поджал губы, стоило мне спуститься вниз в своей «рабочей» одежде. Ему явно не понравился мой прикид, состоящий из простой серой свободной футболки и кислотно зеленых велосипедок.
— Что на этот раз не так? — вздохнула я, тоже придирчиво себя оглядев. Даже две косы заплести не поленилась. — Проще одежды у меня с собой нет.
— Ты думаешь, телятник — это что-то типа человеческих яслей, а телята там не какают и в подгузниках?
— Ответ на первую часть вашего вопроса — да. Вторую — какают, но, надеюсь, не в таких объёмах как лошади в ваших конюшнях.
— Хрен с тобой, — махнул на меня мужчина рукой. — Выдам тебе халат и сапоги.
— Я не надену поношенное.
— Тебя никто не просит надевать поношенное. Новое наденешь. В моём кабинете всё есть, — бросил мне Пётр, уходя в сторону выхода из дома.
— У вас есть кабинет?
— Нет, — выронил он, выдавив улыбку, похожую на гримасу. — Я работаю между кучами навоза. Мы же, фермеры, все такие, — теперь уже ворчал Пётр. — Насмотритесь фильмов и сериалов с карикатурами на настоящую фермерскую жизнь, а потом думаете, что дохрена знаете.
Стиснув зубы, не стала вступать с мужчиной в спор. Пусть там как-нибудь сам с собой это переварит. Сомневаюсь, что два человека с разным видением этого мира сойдутся в одной компромиссной точке.
Выйдя на улицу, мы встали на крыльце, ожидая, когда к нам подъедет появившийся на горизонте Банзар на зеленом «уазике».
Парень достаточно шустро доехал до нас, припарковал машину у калитки и передал ключ встретившему его Петру.
— Все были? — задал он, похоже, стандартный вопрос.
— Завьяловой не было. Не смогли поднять.
— Бухая?
— В мясо, — кивнул Банзар.
— Ладно. Иди поешь. Сегодня за главного. Незнайку я забираю с собой, — кивнул Пётр в мою сторону, а я едва удержалась от того, чтобы показать ему средний палец. — И мясо мне к ужину достань. Сам приготовлю.
— Так я могу приготовить, — настоял Банзар.
— Иди вы оба, знаете куда, готовщики? Один может, другая умеет… Сказал, сам приготовлю, значит сам.
— Ладно, — Банзар пожал плечами. Было видно, что ему немного обидно, но спорить с Петром он не стал.
Сам Пётр ловко сел за руль и, посмотрев на меня через лобовое, стал ждать, когда я тоже займу своё место.
— Банзар, пожалуйста, Беляшу воду подливать не забывай, если слишком жарко будет. И Найде тоже, — сложила я умоляюще бровки, на что Банзар удовлетворительно кивнул.
Сев в машину к Петру, я едва не выпрыгнула из неё обратно.
— Почему здесь так воняет? — пришлось спрятать нос в ладонях, в которые, к счастью, несколько минут назад был втёрт ароматный крем.
— Потому что в этой машине доярок возят и рабочих, принцесса, — хмыкнул Пётр и завёл двигатель. Из опущенного стекла дверцы вытянул руку и сорвал ближайший цветок из своего палисадника. Сунул его мне прямо к спрятанному в ладонях носу. — Занюхай. Если в дороге захочешь включить кондёр — можешь тоже опустить стекло.
— Угу. Или выброситься на ходу из машины — тоже вариант. Боже! Ну, и вонища! — «кондёр» пришлось открыть сразу… сразу после того, как я разобралась, что для того, чтобы опустить стекло, нужно покрутить ручку на дверце.
До фермы мы доехали с моим сотрясением. Еще никогда меня не мотало по машине так, как в этом «уазике». Я, конечно, понимаю, что дороги, по которой мы ехали, почти нет из-за того, что ее испортили тяжелогрузы регулярно здесь проезжающие, но я не думала, что у машины могут быть настолько деревянные колеса и стойки.
Одному только Петру было плевать на то, что меня мотало по его машине. Сам он сидел за рулем так, будто был приклеен к своему сиденью.
— Боже, — вышла я из машины, когда Пётр припарковался у одноэтажного длинного здания, обшитого бежевым сайдингом. — Как ваши доярки после такой дороги еще работать умудряются?
— Опытные, — просто бросил Пётр и кивнул головой в сторону входа в здание. — Давай в мою контору. Выдам тебе робу, и пойдёшь в телятник. Там тебе всё объяснят.
Молча закатив глаза, двинулась за мужчиной в «его контору». С облегчением обнаружила, что внутри здания прохладно и на входе есть кондиционер, не пропускающий уличный зной. Едва входная дверь за нами закрылась, и мы пошли по узкому коридору, две двери открылись, и из своих, наверное, кабинетов, вышли женщины, тут же одарившие Петра широкими улыбками, а меня окатили с ног до головы нескрываемой неприязнью.
— Доброе утро, Пётр Петрович! — улыбались они ему, поправляя при этом свои лёгкие летние платьица.
— Доброе, — сухо бросил им Пётр, не удостоив дамочек своим вниманием.
Хоть бы посмотрел, сухарь, как красивые и накрашенные в восьмом часу утра!
— Здравствуйте, — с трудом, но я нашла в себе силы, чтобы улыбнуться им и поздороваться.
— Здрасьти, — выронили они, окинув меня оценивающим взглядом, явно придя к единогласному выводу, что я «фу».
— Приятный женский коллектив вас окружает, — я вошла следом за Петром в его кабинет. По крайней мере, на двери значилось его фамилия и имя. — Вам не тесно в их змеиных кольцах?
— Мне похер, — бросил Пётр. Не глядя на меня, открыл узкий шкаф, стоящий в углу, и начал в нем рыться и чем-то шуршать.
Я запрятала руки за спину и стала молча разглядывать его кабинет. На стенах было полно рамочек со всякими дипломами, сертификатами и грамотами. И еще было полно фотографий, где Пётр стоит с коллективами, похоже, своих рабочих. Самая яркая фотография здесь для меня оказалась та, на которой Пётр стоял среди пятнадцати женщин в цветных сапогах, белых халатах и косынках и широко улыбался в кадр, держа в руках како-то кубок. Счастливый такой, будто приз мечты выиграл.
На другой фотографии он был в компании одних мужчин в ярких оранжевых комбинезонах. Широко он там не улыбался, но явно был горд собой, сверкая наручными часами. Странно, что сейчас он ничего не носит на своих запястьях.
— Одевайся, — отвлек меня короткий приказ.
Повернув голову на звук мужского голоса, наткнулась на яркие розовые резиновые сапоги и белый халат в руках Петра.
— Это мне?
— Нет, мне, — едва не закатил он глаза. — Одевайся. С размером, вроде, угадал. И поживее, телят кормить пора.
Одежда выглядела новой. Я решила не выпендриваться, чтобы не тратить на это время, поэтому молча поменяла кеды на розовые сапоги, а сверху своей футболки накинула и застегнула халат.
— Ну, как? — покрутилась я перед Петром.
— Косынку повяжи и волосы спрячь так, чтобы в дерьмо ими как кистью не попасть.
В следующую секунду Пётр достал для меня квадрат белой ткани с верхней полки шкафа. Молча дождался, когда я повяжу его на своей голове и, только удовлетворившись увиденным, вновь приказал следовать за ним.
В этот раз мы вышли из здания, обошли его и пошли по деревянному тротуару в сторону, где было слышно мычание, блеянье и что-то схожее с рычанием медведей.
Мы подходили к длинному низкому зданию, построенному словно из белых больших камней. Идя за Петром, я до смерти испугалась пробежавших мимо нас коров, гонимых пастухом на лошади, и машинально схватила Петра за руку и прижалась к его боку, стараясь найти защиту.
— Не ссы, — хохотнул мужчина, но руку мою не выпустил, а лишь сжал увереннее. — Они по своим делам идут. Не за тобой.
— Всё равно страшно. И воняет.
— Это ферма. Тут всегда чем-то воняет. Но тебе сегодня достанется самая приятная часть: порезвишься с телятами.
— Прям порезвлюсь? А если они меня затопчут или забодают?
— Этим телятам месяц-два. Максимум, что они могут сделать — затереться об тебя до смерти в поисках ласки.
— Ну, да. Конечно, — хохотнула я иронично и продолжила прижиматься к Петру даже тогда, когда мы вошли в здание фермы и там не было ни одной коровы. Остались лишь пустые стойла, в которых рабочие наводили порядок и они явно боялись сурового Петра куда больше, чем я боялась коров.
В следующем после коровника крыле оказалось на порядок чище. Здесь помимо навозной вони чувствовался запах свежего дерева. Беглый взгляд на обстановку вокруг дал понять, что данное помещение построено совсем недавно: всё чисто, свежо и даже стены кажутся белыми, а освещение ярким.
— Здравствуйте, Пётр Петрович, — навстречу нам вышла миниатюрная женщина в белом халате и с косынкой на голове, как у меня.
— Здравствуй, — кивнул ей сдержано Пётр и кивнул в мою сторону. — Принимай, Алдаровна, помощницу. За Алёнку сегодня будет. Расскажешь, покажешь ей, что да как?
— Конечно, Пётр Петрович, — улыбнулась женщина, бодро кивнув. — Всё сделаю.
— Здравствуйте, — улыбнулась я ей в ответ и запрятала руки за спину, не зная, что делать и чего здесь можно касаться. — Я Василиса.
— Красивое имя, — отозвалась женщина. — А я Баярма Алдаровна, — я мгновенно подумала о том, чтобы переспросить и запомнить её имя и отчество до буквы, чтобы не ошибиться, когда буду к ней обращаться. Снова почувствовав моё легкое замешательство и панику, женщина тихо хохотнула. — Не бойся, Василиса, привыкнешь. Баярма Алдаровна.
— Баярма Алдаровна, — повторила я за ней практически по буквам и с облегчением выдохнула, когда женщина удовлетворительно кивнула.
— Тогда начинаем работать, Василиса? — обратилась она ко мне, начиная достаточно активно надевать синие, как у врачей, перчатки.
— Начинаем. Только… — растерялась я. Машинально сунула руки в карманы, но не обнаружила там перчаток для себя. Беспомощно посмотрела на Петра, который, как фокусник, достал пару перчаток из небольшого белого ящичка на стене. — Спасибо.
— В обед за тобой заеду. Постарайся до этого времени ни во что не вляпаться, — сухо выронил Пётр.
— Это невозможно, — хмыкнула я, намекая на дерьмо, что поджидало меня на каждом шагу.
— Ну, да, — дёрнул мужчина бровями, намекая явно не на дерьмо, а на всю меня целиком.
Баярма Алдаровна довольно понятно и чётко объясняла мне, что и как нужно делать. Сначала мы сходили, как она сказала, за бутылочками. Я не думала, что бутылочки будут такими большими, а вместо маленькой милой соски, которую я успела себе представить, там будут большие черные… сосища. Я даже не знаю, как еще их можно назвать.
Самое интересное и в то же время волнительное началось тогда, когда Баярма Алдаровна доверила мне кормление самых маленьких телят, которых по самым разным причинам отказались кормить их матери: у кого-то было покусано вымя, у кого-то потрескались соски, а какая-то корова оказалась просто дурой дурной, как объяснила мне женщина.
Глядя на то, как Баярма Алдаровна кормила телят побольше, я повторяла за ней с теми, что поменьше. Присасываясь к бутылкам с молозивом, телята вели себя, как настоящие дети. Они даже баловались, ожидая, когда у меня освободятся руки, и я смогу покормить и их тоже.
Я не знаю, почему, но я совершенно их не боялась. Страх, конечно, был, но это был страх сделать что-нибудь не так и навредить своими неумелыми действиями. Поэтому я повторяла всё в точности так, как делала Баярма Алдаровна.
Покормив, мы выпустили телят на улицу в их маленький загон, где часть из них развалилась на свежей зеленой траве, чтобы поспать, а другие начали просто дурить, и я мы вместе с ними.
Маленькие, чистые, ласковые, с длинными пушистыми ресничками и розово-белыми носиками. Никогда бы не подумала, что они тоже любят, когда их гладят и говорят добрые слова. Я сегодня, наверное, наобнималась на сто лет вперед. Вернусь к Беляшу, и он точно приревнует.
В какой-то момент я заметила, что телята обсасывают пальцы Баярмы Алдаровны, да так смачно, с причмокиванием, что я всерьёз испугалась, что она вынет из их ртов обглоданные до костей пальцы.
— Вы чего это, проголодались уже, что ли? — вынула она из их пасточек, к счастью, целые и невредимые пальцы в перчатках. — Вам еще рано до следующего перекуса.
— А зачем вы им… пальцы в рот? — поморщилась я.
— А ты думаешь, они тебя за пальцы поймать не пытаются? — хохотнула Баярма Алдаровна. — Ты руку-то им подставь, да посмотри как инстинкты работают.
— Что-то страшно. А если откусят?
— Так ты не зевай. Следи.
И снова я повторила за женщиной, подставив телятам руки, как она. И чуть не завизжала, когда самый ласковый теленок из всех, кого я сегодня тискала, присосался к моим пальцам. Хотелось одновременно и одёрнуть руку, чувствуя, как причмокивают моими пальцами, и вместе с тем хотелось припрыгивать на место от какого-то детского восторга.
Но долго я свои пальцы мусолить не дала. Страшно, всё-таки. Но зато продолжила наглаживать телят, а затем вовсе осталась с ними одна, когда Баярма Алдаровна ушла позаботиться о новой порции молока и молозива для телят.
— Я смотрю, ты втянулась, — насмешливый голос Петра отвлек меня от глажки телят.
— Они такие хорошенькие!
— Как и все дети, — Пётр подошёл к забору, через который к телятам перегибалась я, и тоже начал их гладить и ласково трепать. — Обедать-то собираешься? Или не голодная?
— Вообще-то, голодная, — прижала я ладонь к животу.
— Ну, тогда выбирай, кого не жалко. Шашлык сделаем по-быстрому, — в оцепенении я посмотрела на Петра, который с серьёзным выражением лица выбирал себе теленка на обед. — Смотри какой крепенький. Мяса много, наверное.
— Вы серьёзно? — к глазам подступили слёзы.
— Ты меня, дурака, за кого держишь? — хохотнул мужчина. — Никто их сегодня есть не будет. Пусть еще немного подрастут. Поехали в столовку. Жрать хочу.
— Ну, и шуточки у вас, — буркнула я, утирая в уголках глаз, всё-таки, выступившие слёзы.
— Пётр Петрович, — быстро шагала к нам Баярма Алдаровна, сжимая телефон в руке. — А почему мне зарплата опять вся пришла?
— А что не так? — чуть нахмурился Пётр. — Как и всем, кто хорошо работает, зарплата начисляется вся. Ты же хорошо работаешь, Алдаровна, или мне перепроверить?
— Хорошо, Пётр Петрович. Хорошо. Просто… — женщине слишком очевидно было некомфортно в моем присутствии говорить следующие слова. — Просто неудобно, Пётр Петрович. Вы и зарплату нам платите, и за учёбу Банзара. Удерживайте с меня, хотя бы, половину…
— Алдаровна, отвали! — нервно выронил Пётр и широкими шагами пошёл в сторону своей конторы, а я зашагала за ним, пытаясь поспеть. — Мне твой сыночек мозг каждый день сношает, ты еще пристала. Сказал же, что сочтёмся, значит, сочтёмся. И, вообще, это наши мужские дела. Не лезь.
— Но Пётр Пет…
— Отвали сказал! — отмахнулся он от женщины, как от назойливой мухи, а мне, почему-то, стало весело, глядя на попытки Петра отбиться от неё. Было видно, что он на нее совсем не злиться, но усиленно делает вид, что зол.
Я думала, что столовая, о которой говорил Пётр, находится где-то рядом со зданием фермы или конторы со злыми тётками, но оказалось, что нам пришлось ехать гораздо дальше от фермы в ещё один здоровый ангар. В этот раз это длинное здание с залежами досок, бруса и опилок оказалась пилорамой. Небольшой, но достаточно внушительной. И теперь мне стало ясно, откуда на фотографии с Петром взялись мужчины в оранжевых комбинезонах.
— И эта пилорама тоже ваша? — спросила я, чувствуя запах дерева, а не дерьма, вокруг себя.
— Моя.
— Вас точно Пётр Петрович зовут, а не Маркиз Карабас? — спросила я насмешливо.
В ответ мужчина лишь улыбнулся уголками губ и качнул головой. А затем резко поймал меня за локоть и прижал к своему боку.
— Что вы…?! — пришлось заткнуться. Оказывается, я не заметила, как в нашу сторону ехал погрузчик с брёвнами, которыми едва не снёс мне мою бестолковую голову. Водитель уважительно кивнул Петру в знак приветствия. — Спасибо.
— Угу, — выдохнул Пётр и отпустил меня, когда мы дошли до безопасной зоны, а до моего нюха донесся аромат выпечки.
— Только не говорите, что у вас здесь еще хлебзавод есть, — глянула я на мужчину через плечо.
— Пока только столовая. Но спасибо за идею. Я подумаю, — хмыкнул Пётр и скорректировал направление моего движения в сторону нужной двери, которую для меня открыл. — Пиздуй, — кивнул он, ускоряя меня.
— А я только собралась похвалить в вас джентльмена, — вздохнула я нарочито разочаровано.
Зашла внутрь и оказалась в достаточно цивилизованном местечке с двумя раковинами. Чисто и аккуратно. Плитка на стенах, сенсорные дозаторы для мыла, бумажные полотенца, ветродуйка. Даже не скажешь, что в глуши далеко не просто за городом, а за ближайшей деревней, есть оазис чистоты и порядка.
Пётр помыл руки, и я вместе с ним. Желудок уже завязался узлом от запахов, витающих вокруг.
И снова Пётр открыл для меня дверь, и в этот раз мы попали в основной зал со столами, стульями и еще более аппетитными ароматами.
И всё из дерева.
— Здравствуйте, Пётр Петрович, — появился за прилавком молодой парень. — Вы сегодня поздно.
— Здравствуй, — пожал Пётр руку парню. — Мне как обычно, а барышня сама выберет.
— Понял, — отозвался парень бодро и натянул на руки одноразовые перчатки. Быстро налил Петру тарелку еще горячей солянки, которая пахла так, что я чуть слюной не захлебнулась. Суп поставил на красный поднос, туда же поставил тарелку пюре, выложенного барханами, со шницелем. И на добивку — салат с огурцом, помидором и красным луком.
Ну, у него и аппетит, конечно!
Оставив поднос для Петра на столе, за котором Пётр уже с сидел, листая что-то в телефоне, парень вернулся ко мне и вопросительно заглянул в глаза.
— А мне, пожалуйста, солянку и… — я забегала глазами, не зная, чего еще хочу. — …А это что? — указала я на стаканы с цветными напитками в них.
— Лимонад, морс из смородины, компот из…
— Морс, — остановила я парня.
— Солянки и морс? И всё?
— И всё, — кивнула я. Приготовила телефон для оплаты. — Сколько с меня?
Парень явно растерялся, услышав мой вопрос.
— Пиздов с тебя три раза, — ответил за него Пётр. — Димка, ложка где?
— Блин, — выругался парень тихо себе под нос и унес поднос с моим супом и морсом на стол к Петру, не забыв прихватить и ложки.
Я села за стол и почувствовала себя неловко, не спеша приступать к обеду. Пётр же уже хлебал горячий суп за обе щеки.
— Уже не голодная? — посмотрел он на меня вопросительно.
— Я не заплатила. Мне неловко.
— Эта столовая для местных работяг. Здесь не нужно ни за что платить.
— Это местным работягам не нужно. А я же не местная работяга, — шептала я, воровато оглядевшись на парня, который смотрел в нашу с Петром сторону, делая вид, что увлечен протиранием стола.
— Жуй и не ной, — выронил Пётр нервно. — Обед не резиновый.
Молча и крайне возмущенно вздохнув, я, всё же, приступила к обеду и едва не растаяла блаженной лужицей, почувствовав вкус солянки, которую сто лет не ела.
— Ну, как? Голос совести захлебнулся вкусом солянки?
— Захлебнулся, — довольно кивнула я. — Очень вкусно.
Пётр тихо усмехнулся и продолжил свою трапезу. За всё время, за которое я успела съесть только суп, он съел все блюда, что были у него на подносе и даже стаканом лимонада запил.
Я ждала, что на его бороде повиснут остатки шницеля или колечко лука, но он ел очень аккуратно хоть и быстро. Аж бесит. Даже докопаться не до чего.
Закинув зубочистку в уголок рта, Пётр откинулся на спинку стула и начал ждать, когда я закончу со своим супом.
Почему здесь такие большие порции?
— А зачем вам так много всего? — спросила я, чтобы разгрузить тяжелое молчание.
— В смысле? — взгляд голубых глаз, сосредоточился на моем лице.
— Ну, я про конюшню, ферму, теперь еще и пилораму, — указала я вокруг себя.
— Просто, — пожал Пётр плечами. — Чтобы было.
— А с чего вы начали своё «чтобы было»?
— С этой пилорамы. Лес даёт хорошо заработать. Конюшня — для души, а ферму я перекупил недавно, и пока с ней больше затрат, чем прибыли. Еще что-то интересует, мисс налоговая? — строго посмотрел на меня мужчина.
— Больше ничего. Пока что.
— Тогда дохлёбывай и поехали. Ты еще коров сегодня доить будешь.
— Не буду, — потрясла я отрицательно головой.
— А кто тебя спрашивает? Сказал будешь, значит будешь.
— Попахивает рабством.
— Это плохо… — протянул Пётр. — Плохо, что ты начала чуять другие запахи. Пора возвращаться на ферму, сбивать тебя с толка.