Васю учить - только портить (СИ)

Глава 37. Василиса

— Я щас сдохну.

— Ты всего час лежишь и ничего не делаешь. И ты обещал побыть сегодня моим натурщиком и ничего целый день не делать, как в настоящий выходной.

— Если суть выходного дня заключается в том, чтобы на весь день стать паралитиком, то я не устал.

— А я говорю, лежи и не двигайся, — пришлось грозно посмотреть на взрослого капризулю. — Я пишу твой портрет, невежда.

— Чумазая, — подразнил меня Петя в очередной раз напомнив, что я, как обычно, случайно замазала свои щеки и нос и краской.

— Молчи, говорю, — протянула я менторским тоном, нанося мазки на холст. — И смотри на меня.

— Бляяя… — вздохнул Петя и снова перевёл на меня взгляд.

— Нормально смотри. Как в спальне смотришь.

— Если я так посмотрю, то вместо кисточки тебе придётся держать кое-что другое.

— Петя, — прорычала я с угрозой, и он, слегка закатив глаза, сосредоточил на мне взгляд.

За окном барабанил дождь, Петя лежал на диване в гостиной, а я на полу с холстом и красками. В шпагате. Удобно мне так. Ничего не могу с этим поделать.

— Чумазик, — шепнул Петя, дразняще.

Подняв на него взгляд, увидела, как его глаза мне улыбались.

— А ты никогда не думал о том, чтобы сбрить бороду? — задалась я вдруг вопросом.

— Нет. Моя борода — это моё продолжение. Как у тебя сиськи. Да и без бороды я выгляжу как пиздюк какой-то. Ещё эти глазки голубые, манящие…

— Ну, красивый же, — распылалась я в улыбке, представляя его без бороды. — Даже ради меня не сбреешь?

— А ты мне оставишь место на двери, когда наш Титаник будет тонуть? — спросил вдруг Петя.

— Если мы с тобой заберемся на одну дверь, то мы гарантировано оба пойдём на дно. Ты же вон какой здоровый. А в «Титанике» Джек был мелким, как ты говоришь, пиздюком.

— Дай мне хоть карандаш какой-нибудь, — явно мучаясь от безделья, Петя вытянул чистый лист бумаги из стопки, что я положила рядом с ним на журнальный столик, и поймал карандаш, брошенный мной.

Угрюмо сведя брови, начал что-то выводить карандашом на листе. Иногда серьёзно и сосредоточенно поглядывал на меня, а затем снова сосредотачивался на своём листе.

— Всё. Готово, — сказал он через несколько минут. — Зацени. И всего за три минуты. Учись, студент.

Петя повернул ко мне листок своим рисунком, а я закатилась от смеха, увидев, насколько карикатурно он меня изобразил. Как ребенок рисует человечка, так и Петя нарисовал меня. Единственное отличие от палка-палка-огуречик — это огромные кружочки на месте груди и ноги в шпагате. Ну, и косичка, конечно, только вертикально стоящая, будто воткнута в мою голову извне.

— У тебя там что?

— У меня… — пришлось поднять картину и показать Пете. — «Стрижка только началась».

— Ёб твою мать, — вздохнул Петя сокрушенно, а затем резко сел. — Я больше не могу бездействовать и просто смотреть на целый час нетронутые мной сиськи, — сказал он и решительно встал с дивана, направляясь ко мне.

— Петя! — взвизгнула я, старательно делая вид, что совсем не рада тому, что он соскреб меня с пола, подхватил на руки и понёс в мою комнату.

— Знаешь, что я заметила? — спросила я тихо, когда мы обнаженные и уставшие лежали в моей постели и смотрели на сгущающуюся за окном ночь.

— Что я охуительный? Знаю, — расслабленно произнес Петя и потёрся носом за ухом.

— Это тоже, конечно. Но ещё я заметила, что рядом с тобой я чувствую себя увереннее. Даже взрослее, как-то. Будто всё могу и всё умею.

— Это ты, Вася, не со мной себя так чувствуешь, а без родаков, рядом с которыми не напрягалась в принятии решений. Там ты играла во взрослую, топая ножкой и истеря о том, что знаешь, чего хочешь. А здесь тебе опереться не на кого, вот ты и начала соображать, что ответственность за всё только на тебе. Поздравляю, ты встала взрослой. Всего-то месяц пиздов понадобился. И ты, конечно, нажаловалась мне тут на своего батю выше горы, но ты на него похожа: такая же упёртая и берущаяся за любую работу, как он в молодости.

— Кстати… — я развернулась в Петиных объятиях, вытянула руки из-под одеяла и обхватила его лицо ладонями. — …Я завтра уезжаю обратно к родителям, а мы ещё даже не обсудили, как наши отношения будут развиваться дальше. Ты ко мне будешь ездить или я к тебе? Или по очереди? По выходным или…

— Вася, — Петя обхватил мои запястья пальцами и стал неожиданно серьёзным. Отвёл от меня взгляд, и в груди моей собралась звенящая тревога. — Я хотел поговорить об этом завтра, но, видимо, придётся сегодня. В общем, Вася, тебе нужно учиться. Да, я, старый хрен, должен был об этом помнить до того, как залезть к тебе в трусы, но… Слушай, — теперь он посмотрел мне в глаза прямо и серьёзно. — Я думал об этом, но херня получится с этими командировками и поездками к тебе, ко мне. Меня уже отсюда не выкорчуешь, у меня здесь дом, хозяйство, работа. Я не смогу скакать козликом по городам. А ты, наверняка, начнёшь сбегать из города ко мне, забьёшь на учёбу и пустишь всё по пизде. И не факт, что в итоге у нас что-то с тобой получится.

— И что ты хочешь этим сказать? — одёрнула я руки от бородатого лица, вырвала запястья из его мягкого захвата и, отодвинувшись, спрятала грудь под одеялом. — Типа, это всё? Ты десять дней потрахался впрок, как кролик, и теперь тебе больше ничего не нужно? Я была удобной, пока была под рукой?

— Не выворачивай мои слова, — сухо бросил Петя и сел в постели. — Ты отучишься, а дальше, если захочешь, мы продолжим то, что начали.

— Но мне ещё два года учиться…

— Я никуда не тороплюсь. Ты и через два года найдёшь меня в этом доме в любой удобный для себя день. Двери для тебя всегда будут открыты.

Горло сдавило болезненным спазмом.

Он правда готов так легко меня отпустить, будто я ничего для него не значу? И он правда уверен, что через два года я захочу вернуться к подобному ко мне отношению.

— Мне пойти на хуй? — спросил Петя, похоже, поняв, что сама я слов не нахожу.

— Да, — бросила я нарочито безразлично и отвернулась к окну.

Дождалась, когда дверь в мою комнату за Петей закроется, и только после этого позволила себе расплакаться.

Утром, как и обещал, папа отправил за мной машину с водителем.

Петя, ходящий за мной тенью всё утро, но не услышавший от меня ни слова, помог водителю загрузить мои вещи в багажник. Рисунки и Беляша я взяла с собой в салон машины.

— Вася, — сдавленно позвал меня Петя и мягко поймал за локоть. Лбом уткнулся в мой висок и прикрыв глаза, глубоко вдохнул.

Хотелось наплевать на гордость, забыть всё, что он сказал мне ночью, и просто броситься ему на шею, чтобы крепко обнять.

Но я не позволила себе поддаться этой слабости.

Сжав челюсти, я вырвала локоть из его мягкого захвата и отстранилась. Запретив себе оборачиваться, чтобы посмотреть напоследок на Петю, я села в машину. Молча дождалась, когда водитель перекинется парой фраз с Петей и сядет за руль.

— Едем? — бросил мужчина, посмотрев на меня в зеркало заднего вида.

— Едем, — ответила я едва слышно.

Машина тронулась с места, мы доехали до поворота и, не выдержав, я, всё же, обернулась, увидев на дороге Петю, спрятавшего руки в карманы джинсов, и сидящую у его ноги Найду. Они смотрели вслед удаляющейся машине, а я почувствовала себя так, будто бросаю их здесь на произвол судьбы. Постепенно их силуэты скрылись за облаком пыли, а затем и вовсе исчезли, когда машины заехала за поворот.

Беляш тихо заскулил в моих руках. На секунду я решила, что это я скулю.

— Всё, Беляш. Кончились каникулы. Едем домой, — произнесла я тихо, спрятав слёзы в короткой шёрстке своего любимца.