Васю учить - только портить (СИ)

Глава 29. Василиса

Человек, которому неизвестно понятие слова «комплексы».

Стоит себе босиком в трусах на берегу реки с удочкой, и всё у него прекрасно.

Стоит, правда, подальше от меня, чтобы я опять не попала в него крючком. Привязал для меня новый крючок, на который я насадила червя, а затем научил, как правильно закидывать, а чтобы я подсекала, он просто кричит:

— Подсекай!

В тот же момент я дёрнула удочку вверх и начала мелко подпрыгивать на месте, видя рыбину, барахтающуюся на моём крючке.

— Пётр! — взвизгнула я и направила рыбину в его сторону, чтобы та похлестала его хвостом по спине.

Пётр молча, уже зная, что я от него жду, зажал свою удочку между ног, снял с моего крючка рыбу и закинул её в пластиковый бидон, который стоял рядом с ним. Поправил червя на моём крючке и отпустил, чтобы я продолжила рыбалку.

Я бы и сама снимала рыбу с крючка, но Пётр сказал, что не готов слышать столько нытья во время тихой рыбалки. Поэтому всё делает сам.

А затем, глянув на часы и в бидон Пётр приготовил для нас рыбу горячего копчения. Почистил её, разделал, помыл здесь же в реке и засунул в какой-то металлический короб, из которого буквально минут через пять достал ароматнейшую горячую рыбу. Желудок от подобного запаха жалобно заныл, напоминая, что уже обед, а он ничего не ел с самого раннего утра.

Чтобы не быть совсем уж бесполезной, я нарезала к столу овощи, сыр и наломала хлеб (резать домашний хлеб, по уверениям Петра, было нельзя).

Пётр, пока коптилась рыба, вскипятил на костре воду и заварил чай.

Наш пикник был готов. Не помню, чтобы я ещё хоть что-то и хоть где-то ела с таким же аппетитом, как эту рыбу — за обе щеки, на грани чавканья.

— Очень вкусно! — восхищалась я кулинарными способностями мужчины.

— Кушай-кушай, — кивал Пётр, но сам почти ничего не ел. Только сидел от меня через костёр в раскладном кресле, пил горячий чай и серьёзным, чуть прищуренным взглядом, смотрел на реку.

— А вы не голодный?

— Похмелье, — бросил он коротко и опустил взгляд на кружку в своей руке.

Аппетит мой тоже стремительно упал, стоило вспомнить причину его похмелья. Будто это не вчера было, а очень давно, из-за того, что сегодняшний день оказался насыщенным на события.

— Простите меня ещё раз за вчерашнее, — произнесла я тихо, и Пётр на меня посмотрел с лёгкой улыбкой, лучиками собравшейся в уголках глаз.

— Тебе не за что извиняться. Но теперь будешь умнее и научишься фильтровать базар, прежде чем что-то ляпнуть. Взрослеть бывает больно.

— Это точно, — согласилась я безрадостно.

Повисло молчание, которое перебивало только шуршание костра между нами. Я смотрела на профиль Петра, снова смотрящего на реку, и очень хотела задать один единственный вопрос, заботивший меня со вчерашнего утра.

— Она живая, — сказал вдруг Пётр сам.

— Кто?

— Моя жена. Бывшая, — добавил он сразу. — Я чувствую, как ты прожигаешь мою щеку жалобным взглядом. Хватит, Васька. Погибла моя дочь. Жена жива, давно живёт в другом месте и у неё давно есть новая семья.

— А почему вы?..

— Садятся два человека за стол. Ужин. Смотрят на пустой стул рядом с ними, смотрят друг на друга и ненавидят друг друга за то, что стул пустой.

— Простите.

— А сейчас за что? — вскинул Пётр бровь и посмотрел на меня укоризненно.

— За бестактность. Опять лезу, куда не просят, — я стыдливо опустила взгляд на свои колени.

— Пойдём, — сказал вдруг Пётр и первым встал со своего стула.

— Куда?

— Покажу кое-что, — пошлёпал он босиком к доске на колёсах, которая была в реке. — Только ты кроссовки свои сними.

— Хорошо.

Торопливо я стянула с себя кроссовки и носки, оставив их у стула. Пошла следом за Петром, который по-джентльменски пропустил меня вперёд по доске, а сам пошёл следом.

— Плавать умеешь? — спросил он, когда мы подошли к краю.

— По собачьи и… а-а! — вскрикнула я, поняв, что Пётр толкнул меня в реку и сам прыгнул следом. — Вы! — рявкнула я угрожающе, когда он всплыл. — Вы с ума сошли?!

— Показал, как можно освежиться, — хохотнул Пётр, убирая со своего лица капли воды.

— Сейчас я покажу вам, как можно освежиться!

Подплыв к Петру, я быстро положила ему ладони на голову и опустила его голову под воду, почти по-злодейски рассмеявшись. Но почти сразу взвизгнула, когда Пётр прямо под водой схватил меня за талию, приподнял и бросил в сторону.

Смеясь, как дурочка и уворачиваясь от брызгов, которыми меня орошал Пётр, я снова подплыла к нему ближе, надеясь, что с близкого расстояния смогу забрызгать его сильнее, чем он меня.

— Так нечестно! — верещала я, пытаясь перекричать шум воды. — У вас руки больше!

— И удочка длиннее, — хохотнул Пётр, перестав в меня брызгать водой. — Кстати, ты знала, что в этом месте реки живёт щука-людоед?

— Что?! — взвизгнув, я бросилась к Петру, обхватила его шею руками, а ногами вцепилась в его торс под водой. — Где? Где она?

— Ещё немного, Вася, и ты своими пятками стянешь с меня трусы, и я поймаю ту щуку на своего червя, — произнес Пётр спокойно.

Его руки удерживали меня за задницу под водой. Голубые глаза с каплями воды на ресницах смотрели на меня с лёгким прищуром.

Невольно я опустила взгляд на его губы и поняла, что он сделал то же самое.

— Болит? — спросила я тихо. Чтобы не выдать себя и не дать ему понять, из-за чего посмотрела на его губы, я коснулась кончиком пальца его слегка припухшей с одной стороны верхней губы.

— Не болит, — столь же тихо ответил Пётр.

Очертив контур поврежденного участка его губы, я осознала, что позволяю себе слишком много лишнего, когда по моему телу и его плечам заметила мурашки.

Поэтому, поспешно отстранившись от Петра и высвободившись из его рук, я поплыла к берегу, сказав:

— Ловите свою щуку сами.

Я вышла на берег, выжала косу и посмотрела на реку, не увидев там Петра.

Сердце в это же мгновение ударилось о пятки, но почти сразу вернулось на место, когда Пётр показался чуть ниже по течению.