Васю учить - только портить (СИ)

Глава 35. Василиса

— Когда я говорила про отдых, я не это имела в виду.

— А ты как хотела в деревне летом? Тут, если ты не работаешь на работе, то значит работаешь в поле. Так что держи тяпку крепче, и погнали. Картошка сама себя не окучит.

Петя снял с себя футболку, закинул её на забор и, надев рабочие перчатки, перехватил тяпку поудобнее, начав работать.

Зачаровано посмотрев на игру его мышц под загорелой кожей, покрывающейся бисеринками пота, я испустила обреченный вздох и тоже надела перчатки. До этого дня с тяпкой у меня не было никаких отношений. О том, как она выглядит я знала только из учебников окружающего мира в начальной школе. И сейчас, глядя на это, без сомнения, гениальное изобретение человечества, я не знала, что с ней делать.

Петя орудовал тяпкой легко и непринужденно, подглядывая за ним, я пыталась делать так же, но уже на четвертом кустике картошки мои руки готовы были отвалиться и казались мне тяжелее самой тяпки.

— И много надо окучить? — спросила я на последнем издыхании, повиснув руками на тяпке.

— Видишь, сколько картошки? — кивнул Петя в сторону картофельного поля, края которого лично я не видела.

— Это всё? За сегодня?

— Ну, да. Ты бодрее иди. Бодрее, — хмыкнул Петя и продолжил орудовать тяпкой, будто она была не тяжелее пёрышка.

Хныкнув, я продолжила вгрызаться в землю. Крутила в голове песни, прокручивала события прошедшей ночи и краснела, вспоминая, как, с виду грубые руки в выпуклых венах, на самом деле нежны и ласковы. И насколько сам Петя, кажущийся грубияном, мужланом и неотесанным лесорубом, на самом деле заботлив и нежен. Даже его немного возмущенное ругательство «Васька, блядь!», когда он выпутывался из моих волос, нисколько не оскорбляло, а даже ласкало слух.

Наверное, я поехала крышей на свежем воздухе, если хамоватый фермер для меня стал лучшим мужчиной на свете.

Продолжая работать тяпкой, я подняла робкий взгляд на усердно работающего Петю и снова почувствовала, как зачесались ладони от желание прикоснуться к его спине и огладить его мышцы.

Словно почувствовав мой взгляд, Петя поймал меня с поличным. В густой бороде притаилась хитрая ухмылка.

— Ты кротов добываешь или просто так мне картошку решила расхуярить?

— Ой! — одернула я тяпку, поняв, что, пока засматривалась на Петю, срубила куст картошки и взрыхлила землю между кустами. — А не проще ли купить картошку? Или, если ты не убил спину и руки на картофельном поле, то картошка не считается съедобной и вкусной?

— Вот благодаря таким городским лентяям, как ты, моя картошка хорошо продаётся.

— И ты сам занимаешься всем этим? — мои глаза полезли на лоб. — Я, конечно, понимаю, бизнес и всё такое, но на этом поле же жизнь можно оставить, если всё его окучить.

— Я дурак, что ли, вручную ебошить всё поле? — хохотнул Петя, тоже оперевшись на тяпку, как и я. — У меня для этого трактор есть и не один. И работники.

— А зачем мы тогда…? — обвела я всё, что мы успели сделать за это время.

— Просто, — дёрнул Петя плечами. — Хотел посмотреть, как у тебя сиськи трясутся, пока ты тяпкой орудуешь.

— Что?! — выпучила я глаза и выронила тяпку. — Я тебе сейчас так потрясу… — рыкнула я, снимая перчатки, пока Петя, бросив тяпку, побежал по полю к забору и ловко через него перепрыгнул. Я за ним. — Стой! Больно не будет!

— А приятно будет? — остановился Петя на секунду, чтобы посмотреть на меня.

— Размечтался!

За картофельным полем был лес, в который Петя убежал так быстро, будто ему было семнадцать, а не тридцать семь. Я — двадцатилетняя старуха — за ним не успевала. И, забежав в лес, потеряла его. Ничего, кроме кустов и деревьев вокруг.

— Петя, — позвала я его тихо, боясь, что на мой зов может отреагировать какой-нибудь медведь.

Запах, мха, хвои и приятной лесной прохлады заполнил лёгкие, когда на моей талии сомкнулись руки.

— Попалась, которая залупалась? — прорычал Петя в сгиб моей шеи и спрятал там же лицо, обняв меня крепче.

От недавней пробежки у нас у обоих барабанили сердца, дыхание всё ещё было частым и поверхностным, но становилось более глубоким и размеренным по мере того, как мы обнимались.

Развернувшись в Петиных руках, я положила ладони на его на плечи, с наслаждением ощутив горячую кожу и твердые мышцы под ней.

По-хозяйски сжав мои ягодицы своими ручищами, Петя ласково мне улыбался и поглядывал на губы, давая понять, что сексуальной энергии в нем столько, что он готов заниматься сексом где угодно и сколько угодно.

— Морда бородатая! Ррр! — вцепилась я в его бороду пальцами и притянула к себе, от души поцеловав.

— Может, это… — поиграл Петя бровями.

— Нет. В лесу мы сексом заниматься не будем.

— Ну, дай, — заканючил он притворно. — У тебя много. Я же вижу.

— Это у тебя много, — хохотнула я и блаженно повисла на его шее, чтобы, едва не мурлыча, потереться о его бороду подбородком. — А здесь кому-нибудь из нас в задницу может заползти муравей.

— Я тебе и задницу могу заткнуть, если хочешь, — чмокнул он меня в губы.

— А тебе кто задницу заткнёт? Медведь шишкой?

— Нет. На такой паровозик я не согласен. Ладно. Поехали тогда к озеру. Ягоду пособираем.

— Какую?

— Пёструю.

— Какую?

— Ползуниху.

— Какую?! — нахмурила я брови, так и не поняв, о какой ягоде речь.

— Клубнику лесную — по-вашему, по-городскому.

— Это, как я понимаю, тоже для тебя отдых? — потёрлась я носом о Петин нос.

— Не потопаешь — не полопаешь.

— Ладно, — согласилась я, вздохнув, и запрыгнула на Петю, обхватив его торс ногами. — Неси меня к машине тогда. У меня ножки устали. Я за одним сексуальным маньяком по лесу бегала…

— Василиса Пиздодельная, — хохотнул Петя, но за задницу меня держал охотно.

— И целуй, — деловито выронила я, прильнув к его губ.

— Уебёмся, Вась, — произнёс Петя хрипло, поймав мою нижнюю губу своими губами.

— А-то ты будешь не рад оказаться сверху.