— Васька, баня готова.
Вот иди и Алёну, мочалку свою, в ней полощи. Зря, что ли, ручищей своей за талию её обнимал напоследок?
— Я просто помоюсь в душе, — сказала я вслух, продолжая нарезать овощи для салата.
— Иди, пока там жарко не стало. Как раз твоя температура. Чем дольше выпендриваешься, тем горячее в бане. Чеши. Корки свои на спине пропаришь.
— Не корки, а коросты, — буркнула я. Отложила нож, дала Беляшу огуречные жопки, которых он так ждал, и отёрла руки кухонным полотенцем. — Там точно не так жарко, как в прошлый раз?
— Точно, — выдохнул Пётр устало и стянул с себя футболку, бросив её на спинку дивана. — Даже дети в бане погорячее моются. Станет хреново, сразу выходи.
— Ладно, — согласилась я, нехотя.
В своей комнате взяла всё необходимое для того, чтобы помыться, и, мысленно перекрестившись, вошла в баню.
Пётр не обманул: сегодня здесь не было жарко настолько, чтобы у меня сплавились волосы. Но сомневаюсь, что хоть один нормальный родитель пустил бы своего ребенка в подобное пекло.
Приятного мало.
Пришлось повозиться с мытьём волос. В душе, когда на тебя льётся вода, которую ты отрегулировала движениями пальцев, ты не замечаешь, сколько воды тратишь. А здесь, черпая воду ковшиком из баков в небольшой тазик, понимаешь, что ради того, чтобы помыть мои волосы нужно хорошенько потрудиться.
И самое ужасное, что и тут Пётр не обманул — тем дальше, тем в бане становилось жарче.
Закончив с мытьём волос, смыв с них ополаскиватель, я едва могла стоять на ногах.
Вылитый на голову ковшик холодной воды, нисколько не облегчил моё состояние. У меня всё ещё кружилась голова и уже начинало подташнивать.
И как только эта избушка не воспламеняется от таких температур? Тут же даже ковш из дерева!
Кое-как я смогла завернуть себя в полотенце и, даже не надев тапочки, обжегши пальцы о металлический крючок, вывалилась из бани, практически повиснув на дверной ручке.
— Господи, — вдыхала я жадно чистый воздух, чувствую слабость в ногах.
Еще перед тем, как зайти в баню, мне казалось, что на улице тоже жара, но сейчас, по сравнению с баней, на улице была просто райская прохлада.
— Тихо-тихо, — словно из ниоткуда возник Пётр и, похоже, поймал меня за плечи в тот момент, когда я поплыла по стеночке вниз.
Сейчас же я была уперта лбом в его обнаженное плечо, пока сильные руки легко удерживали меня в вертикальном положении.
— Вы убить меня хотите, да? — выдохнула я, прижавшись к его груди щекой.
Волосатенький.
— С чего ты взяла? — с улыбкой в голосе спросил Пётр, мягко убирая прилипшие пряди волос от моего лица.
— С того, что каждый день рядом с вами похож на полосу препятствий. Рядом с вами даже банальное мытьё превращается в квест на выживание. Тиран бородатый. Хорошо, что у вас хоть глаза красивые.
— Залупаться можешь, значит всё не так уж и плохо. Пошли в дом.
— Сейчас. Я тапочки… Ох!
Я успела только вздохнуть, вцепиться в полотенце на своей груди и замереть, когда Пётр с легкостью подхватил меня на руки и понёс в дом.
— А что не скажешь, что «я тяжелая! Поставьте меня!». Где все эти бабские истерики?
— Я тяжелая. Так вам и надо, — ворчала я.
Плечи Петра слегка дёрнулись от тихого смешка.
Я думала, он, максимум, донесет меня до дивана в гостиной, но он донёс меня до моей комнаты и уложил на кровать.
— Чувствую себя медузой.
— Почему?
— Я вся пульсирую. Правда, — чуть подняла я голову, чтобы посмотреть в глаза стоящему рядом со мной Петру, который открывал крем, принесенный Натальей. — Даже в кончиках каждого пальца есть пульс. Вот, потрогайте.
Я вытянула руку в сторону Петра, и он аккуратно подхватил мои пальцы, перебрав их своими.
— Тебе так только кажется, Вась. Давление скакануло. Сейчас отпустит, и закончится твой пульс везде.
— Везде?! — округлились мои глаза. — Так я и думала, что умру где-то в пределах этого дома, — выронила я плаксиво, снова откинувшись на подушку.
— Спину давай, — усмехнулся Пётр. — А-то я из-за тебя весь жар в бане пропущу.
— Могли бы просто уронить меня спиной в эту зеленую жижу. Хотя, после вашей бани там на спине, наверное, и кожи-то не осталось.
Я ворчала, пыхтела, вздыхала, но на живот, не сверкнув задницей, перевернуться смогла.
— А полотенце убрать не хочешь? — поинтересовался Пётр, сев рядом со мной на край постели.
— Да-да. Вот это — не хочу, — выронила я, закрыв глаза. — А вы делайте что хотите.
— Не вздумай ещё кому-нибудь такое сказать, — нарочито строго произнес Пётр.
— Вряд ли кто-то ещё, кроме вас, доведёт меня до подобного состояния.
— Сочту за комплимент, — хмыкнул мужчина и мягко потянул ткань полотенца вниз по спине.
Мне бы поднапрячься, что полотенце опустилось до самого копчика, но стало так хорошо, когда открывшейся кожи коснулась прохлада, а затем и мужские пальцы с холодным кремом, что я была готова мурлыкнуть пару раз.
— Не щиплет? — спросил Пётр, мягко касаясь моей спины.
— Нет, — только и смогла выдохнуть я.
— Я приду через двадцать минут и соберу с тебя остатки зеленой жижи.
— Угу, — не открывая глаз, я притянула руку к подбородку, как если бы собралась спать.
И, похоже, уснула.
Потому что мне показалось, что прошло всего мгновение после того, как Пётр обещал вернуться через двадцать минут, но он уже собирал с моей спины остатки крема салфетками.
— Уже всё? — чуть растерялась я, пытаясь приподнять голову.
— Всё, — шепнул Пётр. — Теперь можешь спать и ворочаться.
— Если вас не затруднит, — намекнула я на одеяло, снова закрыв глаза. Вздохнув, но Пётр накрыл меня им. — Если вас опять не затруднит, — пролепетала я сонно, высунув из-под одеяла руку с мокрым полотенцем.
— А ты не обнаглела?
— Ну, пожалуйста, — вытянула я губки и даже не поленилась открыть глаза и умоляюще посмотреть на Петра, который возмущался не по-настоящему.
Да и по голосу его было понятно, что он совсем не злится.
— Первый и последний раз я такой добрый, — буркнул он, забрав у меня полотенце.
— Мне кажется, ещё пару добростей в вашей бороде для меня найдётся. Нужно только в ней пальчиками хорошенько шулум-булум, — пошевелила я пальцами высунутой из-под одеяла руки.
— Такой шулум-булум, Васька, уместен на яйцах, а не в бороде.
— Фу!
— Вот и я думаю, что хрен ты что в моей бороде нашулум-булумишь.