Нашим с Петей отношениям уже пять дней. Уже можно говорить, что у нас первый юбилей?
Сегодня утром мы устроили пенную вечеринку коням. Не знала, что кони будут так рады керхеру. Едва Петя включил мойку, как всё стадо коней подтянулось поближе к забору, чтобы не пропустить свою очередь или, ещё лучше, пролезть пораньше вне очереди.
А после помывки коней Петя подвёз меня домой, шлёпнул по заднице, дал потискать свою бороду и уехал на пилораму.
Сейчас уже почти девять вечера, он вернулся и традиционно принимает уличный душ, пока я готовлю ему ужин.
Праздничный ужин.
На самом деле, этот ужин не такой уж и простой. Просто мне стало любопытно, что ко мне испытывает Пётр. Можно ли его чувства назвать влюбленностью, как мои? И насколько сильно он в меня влюблён? Сможет ли он из чувства влюбленности, чтобы меня не обидеть, съесть то, что я сейчас готовлю?
Боковым зрением уловила, что Петя вошёл в дом в одном полотенце на бедрах.
Мельком глянув на его торс, сама себе в очередной раз позавидовала. Бельведерский торс, не иначе.
— Что за зелье готовишь, ведьмочка? — хрипло спросил Петя, а я с наслаждением прикрыла глаза, чувствуя, как она наматывает мою косу на кулак, и затем тянет вниз, вынуждая открыть шею его поцелуям.
— Приворотное, — выдохнула я, запустив пальцы в его влажные после душа волосы.
— Так я уже. Зря только продукты переводишь, — хмыкнул Петя, нашёл мои губы своими и, запустив ладонь под майку, сжал грудь, снова делая меня в своих руках податливой глиной.
— Могу же я хоть иногда покормить своего мужчину?
— Ну, давай, твой мужчина попробует, что ты там накухарила.
Петя сел за стол, взял вилку и приготовился ждать, когда я поставлю перед ним тарелку тушеных овощей.
— Базилика ты сюда, похоже, всю грядку ёбнула, — протянул Петя, понюхав пар, исходящий от тарелки.
— Мне для тебя ничего не жалко, — улыбнулась я ему милейшим образом и села напротив, подперев кулачком подбородок, чтобы видеть, как Петя станет выкручиваться и врать на грани отравления. Потому что приготовила я редкостную гадость, которая не только на запах отвратительна.
Сделав глубокий вдох, как перед погружением в воду, Петя наколол на вилку немного овощей и, глядя мне в глаза, медленно отправил всё это в рот. Раз прожевал, два…
— Фу, блядь! — ругнулся он тихо, выплюнув всё содержимое рта в салфетку и выпив залпом стакан молока. — Вась, мы же с тобой в самом начале договорились, что я готовлю, а ты красивая. Ну!
Стало обидно. Не любит он меня совсем, раз не хочет немного потерпеть и сделать вид. Что ему вкусно, чтобы сделать мне приятно.
— Можно было просто отодвинуть тарелку и сказать, что ты не голоден. А не плеваться практически в лицо мне, — вспылила я и забрала тарелку, вывернув её в мусорное ведро.
— Ёпвашумать, — выдохнул Петя тихо за моей спиной, пока я нервно, бросив тарелку в раковину, начала её мыть. По полу проскрипели ножки отодвигаемого стула, и я спиной почувствовала, как Петя подошёл ко мне, но не вплотную. Через несколько секунд после очередного тяжелого вздоха, Петя уткнулся лбом в мою макушку и тихо спросил. — Хочешь, чтобы я пиздел тебе во имя любви?
— Немного приукрасил, — буркнула я, похоже, пытаясь протереть губкой дыру в тарелке.
— Ну, вот такой я человек. Не умею я врать и не буду. Тем более тебе.
— Не врать, а приукрасить.
— Хочешь жить с пиздоболом? — спросил Петя и запустил кончики пальцев под мою майку. Нежно погладил кожу живота и спустился поцелуями от макушки к плечу.
— Я уже ничего не хочу, — дёрнула я нервно плечами. Но не сильно. Сложно продолжать злиться, когда от его ласк начинаешь испытывать совсем другие чувства и эмоции.
Конечно, он прав. Кто захочет жить со лжецом? А правда — это такая стерва, которая в подружки никому не набивается. И где-то в глубине души мне приятно, что Петю отлично знаком с этой стервой.
— Обиделась?
— Не трогай меня… здесь. Тут трогай, — улыбнулась я, сместив его ладонь на грудь и, выключив воду, позволила себе растаять в его руках.
— Не занимайся готовкой, Вась. Твоё дело — красиво рисовать в шпагате, а пожрать нам я и сам могу приготовить. Договорились? — потёрся он бородой о моё плечо.
— Ладно, — согласилась я и повернулась к Пете. Ну, как можно не согласиться с таким грозным лесорубом, который так мило смотрит из-под рыжеватых ресниц? — Тогда готовь. Потому что я голодная.
— Сейчас… Через полчаса. Может, час, — сказал Петя и, наклонившись, закинул меня на своё плечо. Покусывая задницу, поднялся со мной наверх и занёс в мою комнату.
Поставил на ноги у постели и, обхватив ладонями моё лицо, прильнул к губам своими. Опустил руки и стянул с меня майку, швырнув её куда-то в сторону. Я помогла ему снять с меня шорты и трусы и, вышагнув из них, пнула в сторону майки.
Петя повернул меня к себе спиной и распустил косу, рассыпав волосы по моим плечам. Сгрёб несколько прядей, намотал на кулак и, потянув назад, заставил меня впечататься спиной в его горячий торс.
— Тебе нравятся мои волосы? — шепнула я.
— Они охуительны, — выдохнул Петя, а затем шумно вдохнул запах моих волос.
Я услышала, как на пол упало его полотенце, почувствовала широкую ладонь на своём животе и испустила тихий стон, когда Петя зубами впился в шею и языком собрал свою грубость, повторяя это снова и снова, пока его руки блуждали по моему телу, словно запоминая его наощупь, как делала с Петей я.
Петя мягко подтолкнул меня к постели. Не сразу, но я поняла, что он хочет, чтобы я ждала его на четвереньках, оттопырив для него задницу.
Тяжело дыша в предвкушении, я слышала, как он разорвал упаковку презерватива и на несколько секунд стало тихо. Опустившись грудью на постель, я с нетерпением ждала, когда он уже подойдёт и окажется во мне, но ощутила, как его язык прошёлся между половыми губами.
— О, Боже! — вцепилась я в одеяло, едва не кончив от абсолютно новых для себя ощущений: мне было одновременно стыдно и очень хорошо.
Я была близка к кульминации, но Петя отстранился, медленно намотал мои волосы на кулак, вынудив снова встать на четвереньки и прогнуться в спине, чтобы с наслаждением ощутить, как он плавно заполнил меня собой до упора.
Поели мы только ближе к ночи. И это было очень вкусно, хоть и совершенно неполезно.
А сейчас, когда на часах было уже почти пять утра и к окну моей комнаты тихо подкрадывался рассвет, Петя спал, крепко обняв меня во сне. Мне же казалось, что за три часа сна я выспалась.
Поэтому, аккуратно выбравшись из Петиных объятий, я завернулась в плед и на цыпочках вышла на балкон.
Звёзд уже не было видно, да и луна уже светила не так ярко, как ночью, потому что на пятки ей уже наступало солнце, подглядывающее из-за горизонта на пробуждающуюся ото сна природу.
Прикрыв глаза, я вдохнула полной грудью аромат чистой почти дикой природы и вздрогнула, ощутив на себе кольцо сильных руках.
— Я храпел? — спросил Петя тихо, покачиваясь вместе со мной.
— Нет. Просто я выспалась.
— Сегодня снег пойдёт — Вася в пять утра выспалась.
— А ты иди ещё поспи, чтобы точно снег в конце июля выпал.
— Если я ещё посплю, то у нас всю область снегом занесет. Слышишь?
— Что?
— Дойка загудела, — произнес Петя. — Мои бабоньки уже в работе, а я до сих пор с голой писькой на балконе стою.
Прислушавшись, я и правда услышала гул с той стороны, где находится ферма.
— Пора тоже собираться, — чмокнул он меня в макушку, а я высунула руку из-под пледа, завела её за спину и вцепилась пальцами в голую Петину ягодицу.
— Ты когда-нибудь отдыхаешь так, чтобы ничего не делать вообще? — спросила я, не собираясь его отпускать.
— Нет. Движение — жизнь, — поцеловал он меня снова в волосы и пошёл обратно в комнату.
Я за ним.
Внезапно, проходя мимо моего стола, на котором лежали листы с рисунками, Петя застопорился. Неуверенно вытянул один лист и повернул его к окну, чтобы лучше увидеть.
Сердце сжалось в груди. Случившееся с его дочкой глубоко меня ранило, и я, как обычно, не зная и не умея по-другому выплескивать свои эмоции, нарисовала портрет его дочери, видя, фактически, сквозь пелену слёз, как острие карандаша скользило по листу.
— Прости, — выронила я тихо. — Я не имела права…
— Я возьму себе? — спросил он.
— Конечно.
Петя ещё несколько секунд разглядывал рисунок, а затем подошёл ко мне, положил ладонь на мой затылок и, притянув меня к себе, нежно поцеловал в губы.
— Спускайся, я пока поставлю чайник, — произнёс он хрипло.