Этот папа, блин…
Думает, что я не пойму, что он специально что-то повредил мне в кране в ванной. До его прихода он не капал. Но, стоило папе побывать в ванной за закрытой дверью, как у меня что-то случилось с краном.
Наверное, папе обидно, что я, действительно, не прошу у него никакой помощи: ни гвоздь забить, ни розетку прикрутить. Вот и решил хоть так выкрутиться. Даже сам помощь предложил с хитрой улыбочкой, будто я не пойму его замысел.
Ну, уж нет. За неделю я не сломаюсь. Я нацелилась на три месяца и даже больше. К тому же, я еще продолжаю его готовить к тому, что скоро сообщу ещё одну неприятную для него новость о том, что я перевожусь с бухгалтера на психолога. Я уже обсудила это с приемной комиссией и руководством вуза, которые согласны принять меня сразу на второй курс, если я сдам несколько экзаменов.
А после получения диплома психолога я очень сильно хочу поступить на курсы по иппо- и арт-терапии.
Подержать папу за руку и обнять его будет недостаточно для того, чтобы он принял новую для себя информацию. Тут нужно придумать что-то гораздо сложнее и серьёзнее. А ещё нужно найти какую-то работу помимо рисунков, потому что за учёбу мне наверняка придётся платить самой, и это значит, что заочное обучение для меня самое оптимальное.
Но для начала нужно разобрать оставшиеся вещи, а точнее — рисунки, которые я откладывала, делая вид, что в съёмной однушке им места нет.
В тубусе были собраны рисунки, на которых был изображен только Петя. По частям. То плечо, то спина, то лицо, то руки. Очень много рисунков с его руками. Кажется, его руки — мой фетиш. Я знаю расположение всех светлых полосок-шрамов на его пальцах. Знаю, как выглядит паутина вен, оплетающих его руки. Знаю, что грубые с виду руки могут подарить очень много нежности и чувственности.
От воспоминаний по телу бегут мурашки, а я вновь понимаю, что тоскую по этому неотесанному мужлану и матершиннику. Даже Беляш, лежащий в своей лежанке, кажется, тоскует по нему, периодически тяжело вздыхая.
— Тебе тоже не хватает пиздов, да? — почесала я Беляша за ухом и вытянула из тубуса Петин портрет. Я нарисовала его ночью, подсвечивая себе фонариком телефона. Мне просто жизненно необходимо было изобразить Петины глаза, щурящиеся от яркого солнца, пока он смотрел вдаль со своего балкона и о чем-то думал.
Разве законно быть таким грубым и чутким одновременно?
Словно глядя ему в глаза, я зависла и пришла к неожиданному для себя выводу: а по какому праву Петя за нас двоих решил, как наши отношения будут складываться дальше? И кто, вообще, ему разрешил решать за меня?
Я сама решаю, с кем и как мне быть. А уж он пусть думает, что ему с этим делать.
Нашёлся, блин, решала…
— Беляш, собирайся, мы едем в деревню, — бросила я решительно и вынула из шкафа чемодан, в который скинула немного своих вещей. На полмесяца, до сентября, должно хватить.
Но сначала нужно вызвать сантехника, который починит мне кран, чтобы я не затопила соседей, пока меня не будет.
Открыв ноутбук, я начала лазить по сайтам с интригующими обещания рукастого мужа на час.
Эх, наивные. Любой мужчина не будет даже вполовину таким рукастым как Петя. Уж я-то знаю, о чём говорю.
По отзывам нашла сантехника, у которого не воняли ноги, не торчала «копилка» и чинил он краны, что надо. Набрала его номер и вздрогнула, услышав звонок в дверь.
Так быстро? У этого сантехника еще и с телепатией всё отлично?
Оправив короткий топ, я подошла к двери и, открыв её, застыла, уронив челюсть на пол.
— Ты, чё, блядь, наделала, Васька?! — взбешенно смотрел на меня Петя, сжимая в руке букет.
Он явно не ожидал увидеть у меня каре вместо косы, а я ровно так же не ожидала увидеть его девственно чистое лицо без единого намёка на бороду.
Он побрился? Ради меня? И рубашку надел? Вау!
— А что, Педро Залупин… — спросила я, посмотрев на запястье с несуществующими часами, и незаметно ногой отталкивала чемодан подальше. — …два года смогли уместиться в две недели? Надо же! Чудеса какие!
— Волосы где, я спрашиваю? — Петя беспардонно вошёл в мою съемную квартиру, бегло огляделся и, положив букет на ближайший комод, вновь требовательно посмотрел на меня. Поднял руку и коснулся кончиков коротких волос. — И что я теперь на кулак наматывать буду?
— Не знаю. Сопли? — спросила я, не в силах не улыбаться. Он приехал. Сам! — И что тебе нужно? А что у тебя с глазом? С кем-то подрался?
— Твой батя мне твой новый адрес набил.
— Тебя ударил мой папа?! — по спине прокатилась холодная волна. — Что ты ему сказал?
— Он сам всё прекрасно понял, — бросил Петя и подошёл ко мне ближе. — А вот нахуя ты волосы отрезала — вот это я не понимаю.
— Назло тебе, — призналась я честно, стараясь не смотреть на его губы и не обращать внимание на аромат его парфюма, которым заполнило всю квартиру. — Знала, что тебе не понравится.
Криво ухмыльнувшись, Петя подошёл ко мне вплотную, обнял за талию и прижал к себе.
Я его обнимать не спешила, но мелко дрожала каждой клеточкой тела, наслаждаясь его согревающей близостью.
Петя подался ко мне. Не встретив большого сопротивления, прижался носом к шее и шумно вдохнул мой запах, проложив дорожку из лёгких прикосновений губ до уха.
— И что делать будем, Васька? М? — посмотрел он будто опьяненно в мои глаза.
— Что ты обычно в таких случаях делаешь? — спросила я, обхватив руками его шею. — Пиздов мне даёшь, кажется?
— Ты ж не берёшь.
— Ну, может, разочек возьму. В виде исключения, — произнесла я кокетливо и прикусила нижнюю губу, чтобы скрыть широту улыбки, расползающейся по моему лицу от взгляда на очень счастливого Петю.
— Испортил я тебя, Васька. Ох, испортил, — качнул Петя головой и впечатался в мои губы, подняв над землей во всех смыслах.