Васю учить - только портить (СИ)

Глава 15. Василиса

«Дорогой дневник, мне не подобрать слов, чтобы описать боль и унижение, которые я испытала сегодня»… намыв шесть «стручков».

Очень хотелось забиться в угол конюшни, обнять свои колени и просидеть там пару часов, бессмысленно покачиваясь из стороны в сторону.

Мы вдвоём с Петром почистили всех лошадей. Он их заводил, привязывал, и мы чистили. Причём помог он мне только с Лексусом, а вот остальных чистила я сама. К счастью, сам Пётр далеко не ушёл и привязывал своих лошадей рядом с моими, благодаря чему я могла подглядывать за ним, чтобы не забыть всю последовательность чистки лошадей, коней и их, прости Господи, стручков.

Мимо нас сновали и другие работники, но они занимались только тем, что убирали дерьмо, мыли стойла и стелили лошадям новые соломенные подстилки. В общем, делали всё то, чему я научилась в первый день пребывания в этой деревне. И, наверное, могу даже похвастаться этим. Правда, не знаю, в каких кругах я смогу этим похвастаться так, чтобы на лицах людей не проявилось отвращение ко всей моей натуре.

После чистки Пётр разделил лошадей, уведя Лексуса, Ладу и Сеню в отдельный ангар, которым, как выяснилось, был специально построенный манеж для лечебной верховой езда. Банзар меня в него не водил. Наверное, потому что там могли находиться только профессионалы, вроде тех, что сейчас готовили лошадей, надевая на них сбруи и накидывая что-то на их спины. Возможно, конечно, это седла, но больше похоже на одеяла.

Люди в одинаковых одеждах водили коней вокруг себя, придерживая за веревки. В своих жилетках и шлемах они выглядели очень забавно, но куда интереснее было наблюдать за тем, как она четко и коротко отдавали команды лошадям, чередуя их с ласковыми словами, на которые животные тоже реагировали.

Я немного приревновала Лексуса. Он обнимался со всеми. Я думала, это я особенная, но оказалось, что это он просто очень тактильный.

Ну, и ладно. Буду любить теперь только его папу — Сеню. Рыжий, будто шоколадного цвета, конь со светлой гривой и такими же яркими голубыми глазами казался очень гордым и безучастным, но, когда я его чистила и обнимала, он очень охотно реагировал на мою ласку. И так хорошо и спокойно становилось, стоило только прижаться лбом к его лбу с белым пятном, что я несколько раз получая от Петра нагоняя за то, что стою без дела и меня «взяли сюда не для того, чтобы коней тискать». Но Сеня был слишком хорош и, как выяснилось, был первым конём, который появился у Петра.

Сам Пётр, кстати, даже сейчас, пока коней готовят к занятиям, не отходит от Сени и сам его регулярно тискает и обнимает за голову, пока о чем-то разговаривает с командой специалистов реабилитологов.

Через часа полтора, когда мне уже надоело сидеть и смотреть на то, как кони ходят по кругу, я взглядом начала искать себе занятие и сто тысяч раз пожалела о том, что не взяла с собой блокнот и карандаш. Очень хотелось зарисовать хоть что-нибудь. Хоть волосок, хоть гриву.

— Понял. Выхожу, — с лёгкой улыбкой бросил Пётр в динамик телефона, проходя мимо меня.

Я рефлекторно поплелась за ним на тот случай, если найдется работа поинтереснее, чем просто смотреть в одну точку.

Мы вышли из манежа, прошли по широкой, ровной, асфальтированной дороге и вышли к воротам, к которым подъехал минивэн. За рулём сидела весьма привлекательная брюнетка в солнцезащитных очках, скрывающих половину лица. Припарковав машину так, чтобы боковая дверца была ближе к воротам, женщина вышла из машины. Поправила черное слегка вьющееся безупречное каре и, обольстительно улыбнувшись Петру, подошло к нему очень близко и, потянувшись, нежно чмокнула в бородатую щёку.

А он не поморщился, не отпрянул и не построил из себя важного индюка. Наоборот, он ее даже слегка приобнял за тонкую талию.

— Привет, Петь, — произнесла женщина красивым голосом и сдвинула очки на макушку, посмотрев на меня карими глазами без слипшихся ресниц. — Здравствуйте, — слегка кивнула она, обратившись ко мне. Просто соблюла приличия и вновь обратила всё своё внимание на Петра.

— Здравствуйте, — ответила я ей на автомате.

Мисс Безупречность: маникюр, ухоженная кожа, прическа, брючный зеленый костюм на стройном теле, лоферы… Она явно была ровесницей Петра, но выглядела так, как я мечтала бы выглядеть в свои двадцать. Таких женщин я мысленно называла нестареющими сухоцветами. В их теле не было ни капли жиринки. Груди там, правда, тоже не было, но наличие пышной груди точно испортило бы столь изящный утонченный цветок. Тонкие кисти, длинные красивые пальцы, на которых отлично смотрелось бы обилие колец. Хотя, у этой женщины колец не было, но золотые часы на ее запястье выглядели на ней так, будто она с ними родилась.

Эта женщина была красива. Очень. И умела себя держать.

В разговоре с Петром она избегала излишней жестикуляции. Внимательно слушала, что он говорил и мягко кивала, когда нужно. Женщина-такт, женщина-воспитание. Когда вырасту, хочу быть такой же.

Показать бы её Натахе, чтобы та солью вместе с банкой подавилась…

— Это та самая твоя новая помощница? — мило улыбнулась женщина, глядя на меня.

— Она, — почти безнадежно выдохнул Пётр.

Ещё бы глаза закатил.

— Приятно познакомиться, Василиса, — женщина вдруг протянула мне руку. Когда она подошла ближе, я почувствовала тонкий аромат её парфюма. Боже! У неё нет изъянов. Ведьма. — А я Алёна.

Алёна? Кажется, о какой-то Алёне Пётр сегодня утром говорил.

— Приятно познакомиться, — улыбнулась я ей в ответ, но протянутую мне руку пожимать не спешила. — Я бы пожала вам руку, но я буквально только что чистила коней… не в лучших их местах, — поджала я губы.

— Ничего, — хохотнула она. — Я тоже этим иногда занимаюсь. Так что ничего страшного. Будем знакомы, — и она, всё же, пожала мою руку, не проявив ни капли брезгливости или отвращения.

Мисс Безупречность моет коней?! Я напишу с неё икону и буду на неё молиться.

— Ах, да! — спохватилась Алёна и подошла к машине с пассажирской стороны и сказала кому-то в салоне. — А вы чего застеснялись-то? Выходите, мои хорошие. Выходите. Вас уже ждут, — сказав это Алёна взяла с пассажирского кресла большой бумажный пакет и отдала его мне. — Купила всё по списку. Пришлось, конечно, побегать. Но здесь всё. Чек, Петь, тоже. Как ты и просил.

— Угу, — кивнул он и сам нырнул своей ручищей в пакет, принадлежащий мне. Вынул из него чек и, не показав мне, запрятал его в карман своих джинсов.

— Спасибо, Алёна, — улыбнулась я женщине и обратила внимание на то, как плавно отъехала дверца минивэна, и из машины вышел мужчина с мальчиком лет семи на руках, а за ним женщина, которая очень ловко разложила инвалидную коляску, в которую этого мальчика заботливо усадили.

Пётр и Алёна, не мешкая и не сговариваясь, подошли к минивэну и помогли выйти из него девочке, которой на вид было лет пятнадцать. Она очень плохо держалась на ногах и явно нуждалась в помощи, которую ей любезно оказал Пётр, придерживая за руки, пока Алёна о чем-то разговаривала и помогала выбраться из машины какой-то женщине. Очевидно, маме этой девочки.

А я стояла в стороне с пакетом принадлежностей для рисования и не знала, куда себя приткнуть и чем всем им можно помочь. И пусть они отлично справлялись сами, направляясь в сторону манежа, но я чувствовала себя неловко и лишней.

И снова я осталась стоять в стороне, пока родители детей и Пётр с Алёной помогали детям надеть необходимую для начала занятий защиту.

Девочка-подросток скромно улыбалась, принимая помощь взрослых. Тихо отвечала на поставленные вопросы. Мальчик показался мне очень активным, живым и позитивным. Было видно, что ему не терпелось поскорее начать урок, а ещё было понятно, что проблемы со здоровьем у него очень серьёзные. Возможно, ДЦП, но я мог ошибаться.

И глаза обоих ребят загорелись ещё ярче, когда к ним подвели лошадей — Ладу и Лексуса.

Стало понятно, что с Ладой занимается мальчик. Он так её обнял… Руки плохо слушались его, но он приложил максимум усилий, чтобы обнять любимицу. И в этот момент его широкая улыбка обезоружила. Он был по-настоящему счастлив.

Девочка-подросток, ведомая за руку Петром, первая зашла на манеж и звонко хохотнула, когда Лексус, как игривый шкодник, положил свою мордашку ей на плечо и тут же притянул для объятий.

— Привет, Лексус, — говорила ему нежно девочка и поглаживала по темной коже, прикрыв глаза. — Я скучала.

Отложив пакет, я наблюдала за тем, как начались занятия. Как с каждым ребенком занимались индивидуально, разведя их по разные стороны манежа, чтобы друг другу не мешать. У каждого ребенка был свой инструктор-реабилитолог, который не только умело управлял лошадью, удерживая её за поводья, но и помогал ребёнку правильно сидеть в седле. Интересно, что мальчика несколько раз садили в седло спиной вперёд, но он был рад любому контакту с лошадью, обнимая её каждую свободную от упражнений с инструкторами секунду.

И если мальчика сопровождали два инструктора и его отец, то девочку сопровождал только один инструктор, управляющий лошадью. Он говорил ей, как нужно сидеть, когда следует поменять положение, поднять руку или прижаться к Лексусу корпусом, а девочка старательно выполняла всё, что ей говорили.

Наверное, в этот момент внутри меня что-то перевернулось. Словно я поняла, где моё место. Нет, не здесь за забором, а там — с детьми. Я хочу им помогать, хочу тоже вселить им веру в то, что они всё могут и ничего невозможного нет.

Пётр и Алёна оказались по другую сторону манежа и тихо о чем-то разговаривали, даря друг другу лёгкие улыбки.

Вот ей он улыбается в минуту столько раз, сколько мне не улыбнулся за всё время нахождения здесь. А ведь я ничего плохого ему не сделала.

Внезапно рядом со мной раздался всхлип. Повернув голову, я увидела женщину, которая утирала нос и уголки заплаканных глаз белым платком с вышивкой. Она была худой и бледной, но в её глазах, в которых стояли слёзы, всё же был блеск.

— С вами всё хорошо? — спросила я, подойдя чуть ближе.

— Ой, — шумно вздохнула женщина, махнула рукой с платком и попыталась взять себя в руки. — Лучше не придумаешь. Если бы не Пётр Петрович и Алёна Васильевна… не знаю, что тогда было бы. А ты не смотри на мои слёзы. Это я от радости, — улыбнулась она мне и указала рукой на девочку-подростка. — Карина. Моя внучка. После аварии врачи говорили, что она больше никогда не сможет ходить. Сидеть сможет только с помощью обезболивающих. И смотри, — всхлипнула она, улыбнувшись. — Она не просто сидит без таблеток. Она сама ходит. Сама! И руки на себя наложить больше не хочет. И друзья у неё появились. Я пять лет этого ждала, и год назад Пётр предложил нам попробовать иппотерапию. Как же я боялась, — качнула женщина головой. — Я думала, моя внучку затопчут, случайно добьют копытами. Но всё прошло лучше, чем я думала. Карина снова начала улыбаться на первом же занятии. Хотя, там было всего лишь знакомство с лошадьми и инструктаж… Ну, что я тебе рассказываю? Ты, наверное, и сама не хуже меня знаешь Петра, раз с ним работаешь.

— Ну, да, — поджала я губы и поспешила помочь женщине открыть бутылку воды, крышку которой она уже несколько раз пыталась сдвинуть.

— Спасибо, — улыбнулась она.

— Не хотите сесть? — предложила я, указав на скамейки вдоль стены за нашими спинами.

— Нет. Я всё занятие стою здесь. Я хочу видеть чудо каждый раз.

Позже из разговора с мамой мальчика я узнала, что у её сына ДЦП, и около полугода назад он не мог даже сидеть без опоры. Глядя на него сейчас, не скажешь, что у него были с этим проблемы. Он отлично держался в седле. Могу наклонится к Ладе, чтобы обнять её и есть обратно. У него даже упражнение такое было и, судя по всему, оно было его любимым. Сейчас мечта его родителей — чтобы их сын научился ходить. И мне хочется верить в то, что у него получится.

После окончания занятий, когда дети переоделись в свою одежду и попрощались с Лексусом и Ладой, который увели в стойла, бабушка Карины вынула из пакета, принесенного с собой морковь. Килограмма три.

— Пётр Петрович, возьмите, — буквально поймала она куда-то спешащего мужчину.

— Екатерина Михайловна, — вздохнул он недовольно и скрестил руки на груди, явно не собираясь брать у нее морковь. — Сколько раз я вам говорил, что ничего не нужно?

— Но, Пётр Петрович. Не обижайте меня. Разрешите хоть что-нибудь дам вам взамен. Денег вы не берете. Возьмите хоть морковь для лошадей.

— Нет, Екатерина Михайловна, — Пётр был непреклонен. — У моих лошадей есть всё необходимое.

— Ну, что я, зря везла её сюда? Эта морковь домашняя. Я сама её выращивала, никаких пестицидов, Пётр Петрович.

Женщину стало ужасно жалко. А Петру, мать его, Петровичу хотелось затолкать морковь побольше в рот, чтобы перестал обижать женщину.

— Ну, если она домашняя, то можно, — вклинилась я и забрала у женщины пакет с морковью, за что получила убийственный взгляд от Петра, который старательно проигнорировала, улыбаясь женщине. — Но это только в виде исключения, Екатерина Михайловна. У всех наших лошадей особая диета, но, думаю, разок морковью их побаловать можно. Да, Пётр Петрович?

Пётр Петрович вертел мой вопрос. И от злости гудел изнутри как трансформаторная будка.

— Спасибо, мои хорошие! Спасибо! — с большим облегчением выдохнула женщина и быстро и крепко обняла сначала меня, а затем всё ещё крайне недовольного Петра.

— Ну, и на хрена? — спросил он, когда дети и их сопровождающие покинули территорию манежа.

— Вы не берёте с них денег, Пётр — за что я восхищаюсь вами — но вы не даёте этим людям даже отблагодарить вас. Им и так, наверное, каждый раз неловко, а вы какую-то морковку не хотите принять. Один раз можно.

— Алён, — обратился он к женщине, указав на меня взмахом руки.

Под этим жестом явно была замаскирована большая порция матов, которые он, почему-то, сдержал. Ах, да! Потому что рядом находилась мисс Безупречность.

— В чем-то она права, Петь, — легко пожала женщина плечами и мило улыбнулась.

— Вот видите? — вскинула я брови, заглянув в голубые глаза Петра с вызовом. — Я права.

Пётр лишь поджал в ответ губы и, резко развернувшись на месте, почти по-армейски, пошёл в сторону выхода с манежа.

— А морковь куда? — кинула я ему вдогонку.

— Засунь её себе в… — осёкся он, вспомнив, что за ним шла Алёна, а за мной на манеже ещё оставались инструкторы-реабилитологи. — Коням раздай.