Васю учить - только портить (СИ)

Глава 2. Василиса

До дома, в котором меня ожидало долгожданное для папы перевоспитание, водитель вёз меня больше двух часов. Не видя последние полчаса ни домов, ни каких-либо еще построек, мы с Беляшом непонимающе переглядывались, вероятно, оба рисуя в красках, что нас может ждать в конце пути там, где уже километров тридцать подряд нет ничего кроме деревьев, кустов и иногда отражающей солнечный свет змейки-реки.

Наверное, леший и избушка на курьих ножках.

Но, наконец-то, мы въехали в какую-то деревушку, которая на первый взгляд показалась приличной и даже красивой. Аккуратные домики, большая часть из которых коттеджи, не вызывали страх или отвращение, они были чисты, ухожены и было видно, что построены совсем недавно. Но и из этой деревушки мы тоже выехали. И проехав примерно километра два по бездорожью и поднимаясь и опускаясь по холмам и ямам, как в детском мультике, остановились у здоровенного двухэтажного дома из круглого дерева, а не из бруса, из которого были сложены домики в деревушке, которую мы только что проехали.

— Приехали, — устало выплюнул водитель, первым вышел из машины и, обойдя ее, открыл багажник, из которого выгрузил чемоданы с моими вещами и корм для беляша — тоже пару чемоданов.

Взяв притихшего Беляша на руки, я тоже вышла из машины и с любопытством оглядела большой дом, который, как ни странно, показался мне очень красивым, несмотря на его внешнюю грубоватость и резкость линий. Большие окна, широкий балкон на втором этаже, с которого, наверняка, открывался отличный вид на реку и гору за ней.

Двор рядом с домом был украшен цветущими белым и розовым цветом петуниями и лаватерой. Всё выглядело органично, было видно, что за двором ухаживают, каждый цветок сидит на своём месте, но вместе с тем казалось, что это место дикое и не тронуто человеком.

Прижимая мопса к груди, я подошла к низкой калитке, сделанной из дерева, которое превратили в утонченное кружево. Где-то за домом был слышен редкий стук.

Дверь дома открылась и навстречу мне вышел симпатичный парень с восточным разрезом глаз.

— Здравствуйте, — улыбнулся он мне и открыл калитку, выйдя за двор. — А вы…?

— Вася, — улыбнулась я широко и протянула парню руку, при этом успокаивая рычащего в другой моей руке Беляша.

— А! — взметнул парень черные брови к короткой челке. — Сейчас, — указал он мне указательным пальцем на место, где я, видимо, должна была стоять, и вернулся во двор. Обошёл дом и скрылся из виду.

Стук за домом прекратился. Примерно через минуту из-за угла в сопровождении парня вышел суровой наружности мужчина, держащий в руке топор.

Я инстинктивно напряглась и шумно сглотнула. Внешний вид бородатого мужчины, обхват одного бицепса которого, наверняка, был равен обхвату моей талии, не внушал ничего хорошего.

Рваные джинсы, синяя футболка, пропитавшаяся его потом и прилипшая к крепкому торсу и грузные коричневые берцы… да всё в нём кричало о том, что этот чувак не просто пришёл ко мне с топором, он с ним, наверняка, еще и спит, подкладывая под голову вместо подушки, использует в качестве брелока для ключей и как зубочистку.

Острый взгляд голубых глаз из-под слегка взлохмаченной каштановой челки, отдающей а солнце медью, придирчиво прошелся по моему кружевному белому платьицу и длинной русой косе, перекинутой через плечо.

Даже Беляш в момент, когда на него пал суровый хмурый взгляд, задержал дыхание, чтобы затем выпустить воздух не только из пасточки.

— Вася? — обратился ко мне явно командирским голосом мужчина, всё ещё скептически на меня глядящий.

Стало ясно, что не так я себе представляла пузатого солдафона. У этого мужика кубиков я, конечно, через футболку не вижу, но точно вижу, что пивного пуза там нет.

И почему он такой… не такой, как мне хотелось бы? С низкорослым пузатиком, у которого нос был бы картошкой, было бы гораздо проще провернуть то, что я задумала.

Но что уж теперь. Поздняк метаться, как говорится.

Отыграю запланированную роль и, кто знает, может, уже завтра эта брутальная гора мышц, бороды и тестостерона прогонит меня обратно домой.

— Василиса, — произнесла я, аки нежный цветок под утренней росой. Жаль, что птички не слетелись на мой дивный, почти не прокуренный голосок. — Это меня папенька отправил к вам на перевоспитание. Право слово, не знаю, за что он так со мной, — заморгала я наивно-наивно, аж голова закружилась. — А вы Пе́дро Залупин, я полагаю?

Каштановая бровь мужчины слегка дернулась, но более на лице не дрогнул ни один мускул.

— Пётр Зацепин, — поправил он меня невозмутимо и проигнорировал протянутую в его сторону ладонь. Еще раз смерил меня сердитым взглядом, развернулся на месте и снова пошёл за дом, кинув своему помощнику. — Проводи ее в комнату.