Васю учить - только портить (СИ)

Глава 8. Василиса

— Васька, подъём! Солнце уже стоит! — барабанная дробь в дверь скоро доведет меня до сердечного приступа.

Неужели нельзя будить более культурно? Запахом кофе, например, или лёгким касанием к плечу. Зачем стучать в шесть утра в дверь так, будто в доме пожар?

— Иду, Педро! — крикнула я.

Глянула на телефон. Шесть утра. Он реально живёт в таком сумасшедшем графике каждый день. Учитывая, что я чувствую запах свежего хлеба, проснулся он еще раньше меня, а ляжет позже.

Вчера вечером после неудачи с ужином, Пётр не отчаялся. Но попросил меня больше ничего не трогать на его кухне.

Мои отвратительные спагетти он измельчил вилкой прямо в кастрюле, а затем переложил их в форму для запекания в виде сердечка (очень мило для мужчины, похожего на лесника), залил их смесью из яиц и колбасы, посыпал сверху тертым сыром и поставил все это в духовку на пятнадцать минут. Сходил к себе в комнату, сменил полотенце на своей заднице на шорты и сел спокойно ужинать, кажется, позабыв о моём существовании. Учитывая, что я отказалась от ужина, забыть о моем присутствии ему было несложно. Мясной соус Пётр беспощадно вылил в унитаз, сказав, что «такое» даже собакам давать нельзя.

А затем, когда я поднялась в свою комнату и завалилась в постель, он еще оставался на кухне, убирая там посуду и заводя тесто на хлеб.

Всё-таки, я склоняюсь к тому, что он не человек, а многофункциональный робот.

Чтобы выбраться из постели, мне пришлось себя заставлять. Беляша в комнате не было. Я специально вчера вечером оставила дверь приоткрытой. Так что он, почувствовав свободу, решил рядом со мной не задерживаться. Конечно! Зачем ему теперь я, когда у него есть новая лохматая подружка?!

Потерев лицо ладонями, я сделала над собой ещё одно усилие и встала, наконец, с постели. Собрала на макушке волосы в лохматое гнездо и, надев лосины и топ для йоги, прихватила с собой коврик и спустилась вниз.

И снова Пётр печет хлеб, снова его руки в муке, а на голос торсе нет ничего, кроме фартука. Просто идеальная картина каждое утро. Конечно, до тех пор, пока этот мужчина не откроет рот и не начнёт говорить.

— Ты в поход собралась? Нахрена тебе это? — указал он хмурым взглядом на фиолетовый коврик для йоги в моей руке.

— Я пропустила позавчерашний вечер и вчерашний день, не уделив своему здоровью должного внимания. Хочу сегодня наверстать. Можете присоединиться. Йога очень полезна для людей любого возраста. Особенно вашего, — ехидно улыбнулась я, наливая себе стакан воды из графина.

— Нос еще не дорос, — выронил Пётр небрежно и мазнул мне по кончику носа пальцем, оставив след от муки. — Я свои геморрой и радикулит честно нажил за все годы, так что добровольно с ними не расстанусь.

— Займитесь хотя бы зарядкой. Утренней. Полезнее, чем поедание хлеба, — указала я взглядом на круглую буханку горячего хлеба на столе.

Как же есть хочется!

— Пожрёшь? Или конечности натощак завязываются?

— Натощак.

Допив стакан воды, я вышла из дома, оставив Петра одного жарить себе яичницу. Нельзя соблазняться на его кулинарные способности. Иначе зад мой никогда не прекратит свой рост.

На улице я решила расположиться прямо на бетонированной площадке перед крыльцом. Здесь ровно, чисто и даже ветерок слегка поддувает. А еще пахнет цветами, которыми засажено всё пространство вокруг.

Приняв начальную позицию, я начала разминать шею, кисти рук и плечи. мышцы всё еще болели после испытания конюшней, но при этом их приятно тянуло во время растяжки. И это расслабляло.

Беляш, зная мои привычки, спокойно завалился в тенёк высоких цветов и, высунув язык, пыхтел оттуда как старый дед, пробежавший марафон. А вот Найда, похоже, не была готова к тому, что в ее дворе на коврике из пенопласта будет гнуться какая-то девчонка.

Встав напротив меня, она чуть склонила голову набок и внимательно следила за каждым моим движением. Иногда мне казалось, что она хмурилась почти так же, как ее вечно чем-то недовольный хозяин.

В один из моментов я решила погладить ее за ухом, но Найда убрала голову в сторону, не позволив мне ее коснуться.

— Правильно, Найда. Вдруг это барахтанье червя на коврике заразно. Не давай ей себя касаться, — усмехнулся низкий голос сверху.

Задрав голову, я увидела Петра, который, стоя на балконе, потягивал кофе из своей большой кружки. Конечно же, без футболки, но в джинсах.

— И давно вы наблюдаете? — крикнула я. Отвернувшись, закатила глаза и сменила позицию.

— Да минут десять уж. Жду, когда завяжешься, да можно будет тебя в багажник закинуть и на ферму увезти телятам поиграть.

— Не дождётесь.

Встав в позу собакой мордой вниз, я весьма красноречиво показала, куда Петру следует пойти вместе с его плоскими шуточками. Не выходя из этой позиции, выпрямила правую ногу вверх и со смехом взвизгнула, когда Найда решила игриво под меня поднырнуть и начать лизать лицо.

— Найда, — хохотнула я, упав рядом с ней на коврик, который она заняла почти полностью. Трепля ее по шерсти за ушами и на шее, я рассмеялась еще громче, когда Найда, будто парадирую меня, опустившись на передние лапы, подняла свой зад и попыталась задрать заднюю лапку.

— Всё, Найда. Пиздец заразен, — смеялся сверху Пётр. — Разогнись. Не вгоняй пердушонка в комплексы. Он и так после пробежки с тобой чуть не сдох три раза.

— Ой, Петя! Неужели я тебя поймала? — женский гнусавый голос схлопнул наше веселье, как мыльный пузырь.

Пётр со слегка поблекшей улыбкой перевел взгляд с меня на источник неприятного моему слуху звука и кивком головы поздоровался.

— Здравствуй, Наташа, — произнес он и отпил немного кофе, продолжая опираться локтями о перила балкона.

Присев на коврике и продолжая чесать напрягшуюся вместе со мной Найду, я посмотрела на женщину, стоящую за калиткой и не очень-то доброжелательно на меня посмотревшую.

На часах нет еще даже семи утра, а она уже при параде, если ее внешний вид можно так назвать: красное платье в белый горошек, алые губы и черные стрелки за слипшимися черными ресницами. Да она не поленилась даже локоны на своих волосах до плеч накрутить! Впрочем, грудь выставить так, чтобы ее точно было хорошо видно с балкона, где стоял Пётр, она тоже не поленилась.

— А я к тебе, Петь, по-соседски, за солью, — вещала женщина.

По-соседски? Я специально посмотрела по сторонам.

От этого дома до ближайшего километра два-три по отсутствующей дороге. Ближе соседей не нашлось? Или у Петра какая-то особо соленая соль?

— Ну, заходи, — снисходительно вздохнул Пётр и, оттолкнувшись от перил, ушёл с балкона.

Дамочка в красном, гордо расправив плечи, будто выиграла олимпиаду по борзости, открыла калитку и споткнулась о свои же ноги, когда на нее из тенька, чередуя хрюканье с лаем, выскочил Беляш.

Крупно вздрогнув, баба в красном, почему-то, предпочла схватить себя за сиськи и только потом решила покричать и весьма неправдоподобно:

— Петя! Петя! Здесь какой-то пёс! Я боюсь!

— Он вас больше испугался, чем вы его, — хмыкнула я и получила в ответ порцию пренебрежительного взгляда от дамочки из-под слипшихся ресниц.

Как-то быстро она забыла, что только что испугалась до смерти. Беляш, впрочем, тоже быстро выдохся: оборвав свой лай, завалился обратно под куст, вероятно, надеясь на то, что кто-то долает за него. Найда дамочку, вообще, проигнорировала и развалилась на моём коврике, выместив с него меня. Пришлось встать и посмотреть на дамочку, которая в своих босоножках на танкетке была со мной одного роста.

— А ты кто? — чуть скривила губы женщина, которой на вид было явно за тридцать.

— Помощница Петра. А что? — скрестила я руки на груди.

Видит Бог, я могла бы быть более дружелюбной, если бы она не смотрела на меня с таким нескрываемым отвращением.

— А ничего, — качнула она головой, поджав губы. Смерила меня еще раз взглядом и гордо пошла в дом. — Помощница… — услышала я выплюнутое женщиной слово.

Я молча дернула бровями и опустилась на коврик, где о занятиях йогой пришлось забыть, так как Найда мне места уступать не собиралась. Поэтому я просто от души погладила и потискала такую большую и добрую собаку, которая только внешне казалась грозной и злой. Но на деле она ласковая плюшка. Наверное, даже Беляш не так сильно радуется моим ласкам, как Найда.

Оставив Найду и Беляша на улице, я вошла в дом. У порога сняла свои тапочки и с большим трудом сдержала в себе детское желание пнуть босоножки на танкетке.

Прошла в кухню и, наливая себе стакан воды, закатывала глаза, пока дамочка пискляво смеялась над тем, что говорил ей Пётр.

И что это за идиотская привычка такая, трогать мужчину за плечи и бицепсы, когда ржёшь? Ну, довёл он тебя до приступа смеха и что? Не до оргазма же. Нафига за него хвататься?

И этот тоже хорош! Хоть бы футболку надел!

— Ой, Петя, — смеялась женщина, утирая несуществующие слёзы в уголках глаз. — Ну, ты даёшь!

— Да, я такой, — выронил Пётр самодовольно.

Я снова закатила глаза.

Эти двое, вообще, хоть что-нибудь знают про флирт? У детей и то лучше получается.

Допив воду, я сполоснула стакан и поставила его на сушилку. Снова посмотрела на «голубков», о чем-то хихикающих, и поняла, что соли бедной женщине так никто и не дал. Достав с верхнего ящика большую банку, наполненную солью, я поставила ее на стол рядом с женщиной.

— Кажется, вы за солью пришли? — произнесла я с легкой улыбкой.

— Ой, точно! — махнула женщина рукой, глянув на меня совсем неблагодарно. — Заболтал ты меня, Петь, — хохотнула она кокетливо и, конечно же, подержалась за плечи Петра, ибо иначе со стула же не встанешь…

— Вам в ладони насыпать? — спросила я. — Или вы щепотку возьмёте?

Пётр, глянув на меня, торопливо спрятал улыбку за ободком своей ведрокружки с кофе.

Мы с женщиной продолжили играть в гляделки.

— Всю возьму, — схватила дамочка со стола банку. — Петь, ты же не против?

— Забирай, — легко согласился тот.

— Ну, ладно, Петь. На работе увидимся.

Дамочка напоследок бросила в меня, как дротик, взгляд, полный неприязни, и, надев босоножки, вышла из дома, виляя задом.

— Ты мне так всех поклонниц распугаешь, — нарочито строго посмотрел на меня Пётр.

— Я всего лишь остановила унижение, — я отвернулась, чтобы налить себе чай и заметила, что в сковородке Пётр оставил для меня половину яичницы.

— Она меня, вроде, не унижала. Наоборот — приятно так гладила. Ласкала…

— Она унижала себя своим поведением, — резко оборвала я едва ли не мурлыкающий от удовольствия голос Петра. — Нельзя так дёшево и так открыто предлагать себя мужчине. Это же отвратительно. Так что будем считать, что я спасла её из чувства женской солидарности. И в ее возрасте уже даже неприлично не знать основы ненавязчивого флирта.

— А ты спец во флирте? — хмыкнул Пётр и, подперев бедром столешницу гарнитура рядом со мной, насмешливо на меня посмотрел. — Покажешь?

— Для того, чтобы я хотела с кем-то флиртовать, этот кто-то должен быть мне симпатичен. А это не про вас, Пётр.

— Иными слова, ты сама нихера не умеешь, но считаешь, что можешь учить других.

— У вас красивые яйца, — произнесла я уверенно и заглянула в голубые глаза, в которых на мгновение расширился зрачок. — Ровные такие… В сковородке, — добавила я, спрятав улыбку за ободком своей кружки с чаем и слегка игриво посмотрела в его глаза. — Вкусные, наверное?

Пётр тихо хохотнул, качнул головой и опустил взгляд в свой кофе.

— Завтракай, и поедешь со мной на ферму. Мне сегодня телятница нужна.

— Но я не умею! — из-за страха перед неизвестностью по рукам пробежались мурашки, а вся веселость мгновенно улетучилась.

— Научат, — выронил Пётр, намывая свою кружку. — Красивые яйца стынут. Ешь быстрее, скоро Банзай приедет.