365

333

4 июня 2017 года

Воскресенье

Саша не шла из головы. Вчера она была неизменно спокойна, с какой-то стороны даже поразительно холодна, и отказывалась отвечать на любые провокационные вопросы, даже если они касались не её самой, а печатаемого ею кода. Сегодня утром — ну, как утром, часов в одиннадцать дня, когда он убедил себя в том, что она точно не спит, и вылез из собственного кода, — трубку тоже не взяла. Можно было бы, конечно, поехать туда, уточнить лично, но Игорь понимал: скорее всего, Саша пошлёт его куда подальше, и, чисто логически, будет совершенно права.

Он пытался влезть в код — впервые за последние несколько месяцев, а то и лет, ничего не получалось. Игорь смотрел на строки разрешений, отчаянно ловил вылетевшую внезапно ошибку — и не мог понять, где она была. Складывалось такое впечатление, что где-то была потеряна элементарная точка или запятая, но где именно — он понятия не имел. Среда разработки вроде бы и подсвечивала, но в тот же момент не выделяла конкретное место.

— Зараза, — прошипел он. — Какая зараза!

Код ничего не ответил. Он, в принципе, вообще был штукой молчаливой, в отличие от певучей двери; Игорь даже не подпрыгнул, вопреки обыкновению, когда что-то зазвенело, и с первой попытки, а не с десятой, как обычно, определил, что к нему кто-то пришёл. И открыл спустя минуту, а не двадцать, крича в направлении коридора, что "сейчас-сейчас, только строчку допишу".

Это было плохим признаком. Когда у Игоря не шёл код, он или болел, или… болел.

На пороге стояла мать. Возмущённая, разъярённая даже, смотревшая на него с холодным злым прищуром, со скрещёнными на груди руками, и едва ли не шипела, узрев сына.

— Как ты мог! — возмутилась она. — Как ты мог её бросить!

Игорь раздражённо отодвинулся в сторону, пропуская маму в квартиру. Она зашла, всё ещё грозная, и воззрилась на него так, словно была готова испепелить его взглядом.

— Девушку в таком положении!

Если б он был увлечённым человеком, занятым своим кодом, то сейчас бы просто равнодушно посмотрел на мать, пожал плечами и вернулся бы к работе. Но, так как в голову не лезло ничего, кроме Саши (и немного Магнуса), а желания возвращаться к делу не было совершенно, он раздражённо ответил:

— Девушка в таком положении благодаря какому-то постороннему человеку. Или ты, мама, так стремишься к статусу бабушки, что уже не имеет значения, чей это на самом деле будет внук?

— Ты ещё и ей это сказал?! — вспыхнула мать. — Ты посмел оскорбить такую хорошую, такую милую девочку, оставить её без жилья…

— Только с сентября.

— Какая разница! Ты вытер о неё ноги, а теперь стоишь, самодовольный, и радуешься!

— Мама, — Игорь посмотрел на дверь и подумал, что лучше б он всё-таки писал код. — Знаешь, я понимаю, ты в ней узнаёшь что-то, вызывающее у тебя ностальгию, но я — не благотворительная организация по взращиванию чужих детей. Подозреваю, самой Вере это тоже не нужно. Зачем ты пришла?

Мать застыла. Её увещевания, её крики и её требования обычно действовали безоговорочно и на всех, а сегодня, глядя в глаза сыну, она почувствовала себя слабой.

— Почему ты не переехал тогда домой? — спросила она. — В таком случае, почему ты живёшь здесь, один? Ты, наверное, голодный… — заботливые нотки, вернувшиеся в её голос, не вызывали особенного доверия, и Игорь только равнодушно пожал плечами.

— Наверное, потому, что я уже не ребёнок, мама.

— Ты себе кого-то нашёл.

— И что с того?

— Ты даже не знаешь, скорее всего, что она за человек!

…Отец тоже не знал, что мама за человек, когда женился на ней, и очень сильно поплатился за содеянную им оплошность, но Игорь этого говорить не стал.

— Мама, а почему ты пришла так яростно защищать Верины права? Это она тебя попросила? — мать отрицательно качнула головой.

— Она ходила к врачу, к моей знакомой, и я узнала…

Игорь только закатил глаза. Разумеется. За них, как обычно, всё решила мать, её подружки, какие-то ещё сплетники.

— Ты представляешь себе, что люди говорить-то будут! — с неожиданным ужасом осознания прошептала она. — Я как подумаю…

— О, ты научилась думать? — не удержался всё-таки он. — Иди-ка ты, мама… домой. Поговори с папой и с Яной насчёт того, что подумают люди. Если они будут тебе что-то обо мне говорить, можешь сказать, что отреклась от меня, как от отвратительного сына, когда я отказался ехать на дачу копать город. Это был первый звоночек, скажи им, что я отбился от рук.

Мать моргнула, кажется, не поняв ни намёка, ни прямых слов, а после сердито поджала губы.

— Ты мне хамишь!

— Разумеется, — кивнул Игорь. — И сейчас проявлю верх наглости: попрошу тебя немедленно покинуть мой дом, даже не предложив чаю с тортом. Ты обидишься настолько сильно, что перестанешь меня навещать как минимум на полгода, и будешь ждать, пока я сдохну здесь от голода. Я слышал уже это, мама, когда ты приходила на прошлую мою квартиру и знакомилась с Верой.

Мать вздохнула.

— Весь в бабушку, — совершенно не сердито промолвила она. — В эту старую, заносчивую стерву.

— Значит, жить долго буду, — пожал плечами Игорь. — И поздно состарюсь.