Я возвращаюсь в спальню. Стою у кровати, смотрю на Таранова. Влад спит на боку, рукой подперев щеку. Вглядываюсь в каждую черточку его лица. Такой красивый. Ресницы длинные, губы приоткрыты. Щека чуть впалая. На виске – слабая пульсация вены. Рисунки, которые поначалу казались дикими, не подходящими, – сейчас я не воспринимаю его без них.
Он ведь такой умный, черт возьми. Такой яркий, сильный. Успешный. Настоящий. И все это время он жил с этим диагнозом. Ни словом, ни взглядом – не выдал, что он неизлечимый.
Вспоминаю тот приступ после секса на собеседовании. Как Таранов побледнел, как схватился за край стола, как на секунду исчез из настоящего. А потом вернулся и вел себя так, будто ничего не произошло. Я тогда тоже испугалась за него. Но не так, как сейчас.
Сейчас этот страх имеет форму. Он пахнет швейцарским воздухом и словами из бумаги: «неблагоприятный», «неэффективна», «право уйти», «завещание». Я вижу эти строки перед глазами, даже когда закрываю их.
Влад шевелится, брови слегка сдвигаются, но он не просыпается. Ему снятся сны, а я сажусь рядом и думаю – что в нем будто тикает что-то страшное. Неизбежное. Мина замедленного действия. Кто-то запустил часы – и они отсчитывают не просто время, а его остатки. И все это – под его кожей. Тик. Тик. Тик. Мне хочется заткнуть уши, но это внутри него.
Нет, не укладывается в голове…
Мне хочется кричать. Разбить этот город, эту ночь, эту судьбу, что сводит и отнимает. Но я просто сижу и смотрю на него. Молча. Руки подрагивают, губы дрожат, щеки влажные. А внутри – страх. Кажется: если он уйдет, я не переживу.
И так отчетливо это понимаю, что не готова терять его. Ни сейчас. Ни потом. Никогда. Только как начать этот разговор?.. Потому что смотреть на него и делать вид, что ничего не происходит, и я ничего не знаю, – больше не выйдет. Рано или поздно я себя выдам.
И хочется прямо сейчас – встряхнуть его за плечо, показать бумаги и кричать ему, что он из ума выжил. Что нельзя так.
Но кто я такая? Имею на это право? Никакого.
Долго так сижу, спохватываюсь, когда начинает светать. Смотрю на часы – и ужасаюсь. Я вообще, считай, не спала. И смысла ложиться уже нет.
Наклоняюсь, целую его в щеку, смотрю на красивое лицо еще раз. Спит. Такой… мирный. Как будто не он решает умирать.
Провожу пальцами по плечу – едва, почти не касаясь. А потом вызываю такси. Быстро. Не раздумывая. Просто жму на кнопку, пока еще могу удержаться от того, чтобы не вернуться к нему под одеяло. Рядом быть хочется до одури. Но уже скоро будить Алису, везти в сад, бежать на работу. Никто за меня этого не сделает.
Через пару секунд приходит уведомление, машина уже у подъезда. Я выхожу почти на цыпочках, собираю волосы, накидываю куртку. Пульс гудит в висках. Сердце ноет, и внутри будто кто-то поставил на паузу все: и чувства, и мысли, и способность дышать ровно. Мне хочется стереть себе память. Не видеть этих чертовых бумаг.
Дома быстро умываюсь, переодеваюсь, собираю Алисин рюкзачок. На автомате. Ничего почти не соображаю – все как во сне. Отвожу дочку в сад, целую в макушку, говорю, что вечером мы обязательно сделаем вкусные сырники. А потом еду на работу.
Пью двойной капучино и сажусь за бумаги, пытаюсь вникнуть в написанное, но все равно через час ловлю себя на том, что читаю одну и ту же строку пятый раз подряд. И ни фига не понимаю. Виолетта звонит из приемной, чтобы я взяла еще документы, которые передал Таранов.
Меня слегка шатает, когда я встаю. Видимо, кофе еще не подействовал.
– Привет, – улыбается Виолетта и кладет передо мной стопку папок. Смотрит на меня внимательно: – Ты сегодня какая-то вся… разбитая. Все в порядке?
– Просто плохо спала. Утро было скомканным, – отмахиваюсь. – Все нормально.
В этот момент из кабинета выходит Влад. Как обычно: уверенный, собранный, с планшетом в руках. Встречается со мной взглядом – и тело моментально сводит, как от удара током.
– Доброе утро, Татьяна, – бросает он коротко, проходя мимо. Даже не притормаживает. Будто ничего и не было между нами ночью. Ни признаний. Ни страсти. Ни секса без защиты. Ни этих чертовых бумаг с диагнозом. Ничего.
Отвожу взгляд от его спины, удаляющейся по коридору, забираю папки и возвращаюсь в свой кабинет. Потому что если сейчас не соберусь – развалюсь на части окончательно.
Я почти втягиваюсь в работу, заставляю себя не думать о Таранове… и тут звонит телефон.
Смотрю на дисплей и нервно закрываю глаза. Только Толи сейчас не хватало. Как же вовремя. Как похмелье от дешевого вина. Отвечаю автоматически, хотя внутри – одно сплошное раздражение. Он наверняка попросит о встрече и разговоре, а у меня на это нет желания.
– Привет, – льется его бодрый голос из динамика. – Ты как? Втянулась в работу? А то у тебя же всегда потом голова пару дней гудит после поезда.
– Все хорошо, – отвечаю сдержанно.
– А Алиса как?
– И с Алисой тоже все хорошо.
Толю будто и впрямь как подменили. Не знаю, кого за это благодарить, но если бы он продолжил строить козни, и эти документы с диагнозом Таранова, которые я ночью нашла… В общем, все разом я бы не потянула.
– Отлично. Давай тогда вечером встретимся, все втроем. Посидим в кафе, погуляем. Я с дочкой увижусь, с тобой поговорю. Я, кстати, денег прислал – видела?
– Да, видела. Спасибо.
Повисает пауза.
– Так что с вечером? – повторяет свой вопрос, когда я долго не решаюсь ответить отказом.
– Я на работе сегодня допоздна. Давай завтра или на выходных.
Ну не могу же я лишить дочь отца. Пусть общаются. Сначала при мне, а потом, если Толя и впрямь за ум взялся, то и один может проводить время с Алисой.
– Ну хорошо, – с разочарованием произносит он. – Может, я заберу ее и домой приведу? Или у сада пересечемся и я вас провожу?
– Ладно, – соглашаюсь. Потому что в противном случае он не отстанет.
– Договорились! Тогда до вечера.
Откладываю телефон и возвращаюсь к бумагам. Процесс идет чуть быстрее – кажется, я раскачалась. Через полчаса делаю пятиминутку и иду за новой порцией кофе в ближайшее кафе. В этот момент сотовый в руке тихо вибрирует. Новое сообщение. От Таранова.
«Ты где? Вошел, а в кабинете пусто.»
Вроде ничего особенного не пишет, но я ловлю себя на том, что пальцы дрожат, когда набираю ему ответ.
«Вышла за кофе.»
«И мне возьми.»
Через несколько минут я, держа в подставке два стаканчика, поднимаюсь в кабинет. Распахиваю дверь и смотрю на Таранова, который сидит в моем кресле. Тот же взгляд, тот же Влад, только сегодня в нем что-то неуловимо изменилось. Может, я просто ищу эти перемены, а может, вижу то, чего не хотят замечать остальные. Потому что эти бумажки с диагнозом опять перед глазами. Будь они прокляты!
– Я уж думал, один отгул отработала – и новым тут же пополнила список, – обычный рабочий тон, но интонация мягче, чем утром.
И смотрит пристально, не отводя взгляда.
– Так-то было побольше вчера, чем один…
Тело вспоминает. Все сразу. Его руки. Тепло. Запах. И – черт – дыхание, от которого я таяла. А теперь все это пахнет потерей. Хочется спросить все и сразу, а язык будто деревенеет.
– Твой кофе, – ставлю перед ним его стаканчик. Влад любит без добавок, но с сахаром. А я люблю капучино. И без сахара.
– Все в порядке? – спрашивает тише. – Я тебя, вроде, вчера не сильно мучил…
Еще как мучил!
Внутри что-то надламывается от его улыбки, и мысли эти, поганые тут как тут, что скоро этого всего может не быть, рвут меня на части. Но я держусь, улыбаюсь уголками губ в ответ.
– Со мной все нормально, Влад. Просто ночь была тяжелая. Пришлось выбираться из твоей теплой постели и ехать домой.
– Может, сегодня останешься ночевать?
– Ночевать? – приподнимаю брови, не совсем представляя, как это будет. – Мне же потом все равно вести Алису в сад…
– Водителя вызову. Довезет до дома, подождет, пока соберешь ребенка, и потом – в сад. Только предупреждаю: на отгул можешь не рассчитывать.
Это потому что у тебя времени мало осталось? – хочется выплеснуть на него с ядом, но опять сдерживаюсь.
– Я подумаю.
– С работы подвезти?
А вот это точно лишнее. Толя же обещался подъехать. Боже, как лавировать между всем этим…
– Сама доберусь.
– А вечером? Самому приехать или машину прислать, как ты хочешь?
Хочу, чтобы кто-то наконец промыл Таранову мозги. Он ведь сам меня к Сколару направлял – якобы работать вместе, дело общее вести. Тогда я восприняла это в штыки, а теперь понимаю: без союзника не справлюсь. Демьян точно что-то знает. Виолетта говорила, что он был в Швейцарии. Значит, и планы Влада ему известны. А я… я не понимаю, с какой стороны вообще подойти к этому разговору. Господи…
– Хочу, чтобы ты приехал, – в голове созревает план.
Может, на страстном сексе мы и не вывезем долго, но крючок ведь действующий. Пока беру паузу, а завтра напомню Таранову про Сколара и скажу, чтобы не тянул. Он же, похоже, уже все для себя решил. Скотина эгоистичная. Только о себе и думает.
Так что Сколар – действительно хорошая идея. Надо сначала прощупать обстановку, прежде чем идти в «бой» и выбивать дурь из головы этого смертника.