Билеты в один конец

42 глава

Сколар ведёт себя в моём кабинете так уверенно, будто он тут хозяин, а я так нервничаю, что не сразу понимаю почему. Только потом доходит. Он ведь сам когда-то занимал это кресло. И это не высокомерие. Это ностальгия. Он задерживает руку над стопкой бумаг на столе, уставившись в одну точку, а потом поднимает глаза на меня. В первые секунды будто бы даёт понять: я здесь лишняя. Или мне так только кажется… Впрочем, плевать. Я никуда не уйду. Либо мы действуем вместе, как хотел Влад, либо уйдёт он. Но сначала скажет мне, где Таранов.

И вообще, беру свои слова обратно. Этот тип мало к себе располагает. Красота у Сколара – ядовитая, обманчивая. Достаточно пары секунд, чтобы угодить в эту ловушку. А потом понимаешь – за внешним блеском в глазах у него ничего живого. Только темнота. Так что ведьма десятого поколения пока останется в моей голове. Возможно, сейчас сработает не напор и не хлесткие слова, а что-то иное – простая женская мягкость, может, даже слёзы. Потому что с ним иначе не выйдет.

Не могу поверить, что моя жизнь всего за какие-то пару с лишним месяцев превратилась в сюжет книги, где тихая, размеренная и ничем не примечательная реальность героини вдруг берёт резкий поворот.

– Я теперь буду вести твоё дело. И в целом ряд других. Те, что ты начала, доведешь до ума, покажешь результаты. Я буду в следующий раз в четверг. Всё, что по твоему предстоящему суду и разводу, нужно передать сегодня-завтра. Таранов немного в курс дела ввел. Уложусь в два заседания. Что касается раздела имущества, то там больше времени потребуется.

– Пока только развод. На раздел я не подавала. Да и чего мне делить? Нет, по закону, конечно, полагается. Но пусть дочери помогает, а мне от бывшего мужа ничего не надо. Только чтобы оставил в покое.

Сколар закатывает глаза, громко хмыкает:

– Ну нет. Я эту позицию не поддерживаю. И сейчас объясню почему. Как я уже понял, у твоего мужа всё печально с ответственными поступками, а подобные шаги с твоей стороны – это лишь укоренение в нем его инфантилизма. И неправильно по отношению, в первую очередь, к дочери. Утвержденные судом права. И только. Я подготовлю иски, и мы все отправим. Не стоит затягивать.

– Это почти давление.

– Почти? – холодно смотрит, как будто уже знает ответ.

– А если я не хочу?

Он пожимает плечом.

– Знаешь, почему люди нанимают юристов? Во-первых, чтобы скинуть с себя то, в чём ни черта не понимают. Во-вторых – потому что эмоции, страхи, фантазии на тему «а вдруг» мешают думать. Подключать кого-то со стороны – самое здравое, что можно сделать. Когда ты выходила замуж, ты автоматически получила право не быть побирушкой. А он, если уж такой предусмотрительный, мог спокойно оформить брачный договор и всё там прописать, чтобы ты осталась ни с чем. Но, увы. По моей практике всё, что не решено законом, будет решено через нервотрепку. А вот эти его «тысяча на завтра», «погуляйте на две и ни в чем себе не отказывайте» – это всё херня, поняла? – скатывается в уже совсем неадвокатский тон.

Пока совесть не позволяет. Или, может, какие-то глубинные установки мешают. Всё-таки пришла я по сути безо всего и теперь отобрать у Толи какую-то часть… Но если отбросить всю эту эмоциональную рефлексию, то Демьян, конечно, прав. Семью и ребенка мы хотели оба. А после развода Толя, вполне возможно, заведёт новую и про Алису забудет. Можно, конечно, надеяться на «авось не забудет». Но лучше не надо. Надо всё завершить грамотно. Чтобы каждому своё. И возможность жить дальше.

– Хорошо, – даю Сколару зелёный свет.

Но прежде чем он там все подготовит несколько раз прочитаю иск. Толя и так будет в бешенстве. А мы вроде только начали спокойно общаться. Хотя, конечно, я понимаю, почему с этим разделом тянула, чтобы новую волну грязи не всколыхнуть. И даже знаю, что Толя на все это скажет.

– Хорошо. С одним делом разобрались. Отчетные дни и встречи у нас будут по четвергам. Я почти всегда на связи. Вот моя визитка, – достаёт из кармана и кладет передо мной на стол. – Вопросы?

– Что с Тарановым? Он ведь ни в какой не Португалии? У него приступ?

Сколар молча сканирует моё лицо, а потом выдает безразличное:

– Привлекать третьих лиц в свои личные отношения неблагоразумно. Ты в курсе?

– Неблагоразумно ехать в Швейцарию и самому вводить себе препарат, чтобы умереть.

Кажется, вижу одобрение в его глазах.

– Я не имею права осуждать решения других людей. Если бы это был суд, я бы, конечно, попытался обжаловать его выбор, подал бы ходатайство. Но Таранов всё равно не принял бы его к сведению и всё равно вынес бы себе тот же приговор.

Мое шокированное молчание затягивается. Ищу какую-то хлёсткую фразу, чтобы убрать с лица напротив это надменное, скучающее выражение. Но потом понимаю, что вовсе не Сколару это все должна говорить. И вообще, я о другом собиралась у Демьяна спросить. А он буквально выбесил своим давлением и в то же время «душностью».

– Просто скажи, где он.

– А ты у него спроси.

– Я… – замолкаю. Язык прилипает к нёбу.

А потом выходит что-то неподконтрольное, чего я от себя не ждала. Слёзы выступают на глазах и обжигают щеки, я близка к истерике. Наверное, впервые так сильно по мне бьет вся эта ситуация, и я ощущаю беспомощность. И страх. Да всё разом!

Сколара, правда, мои слезы не трогают. Или делает вид, что не трогают, не знаю.

– Я влюбилась… И моё сердце так болит и ноет из-за решения Таранова… Это же так несправедливо… – заикаясь, произношу я. – Мне так страшно приходить на работу после того, как он замолчал. Мне… – глотаю слова. – Это невыносимо. Это удар по нервной системе. Я тогда случайно увидела эти бумаги. Он не стал отнекиваться и всё рассказал. Но я не верю, что ничего нельзя сделать… Ведь можно же? Правда?.. Скажи, что можно…

– Полагаешь, он просто ради развлечения замутил весь этот швейцарский трип?

Всё же трогают его слезы, – делаю вывод. Потому что от официального и сухого тона не остаётся и следа.

– Это вообще не лечится? Никак? Операция, например, да хоть что-то? Часто ему плохо?

– В последнее время приступы участились. Лечению это не поддаётся. Мне было, как и тебе, непросто принять это его решение. Но полагаю, ему ещё сложнее оно далось. Хотя, в глубине души, все понимаю. И окажись на его месте, вероятно, поступил бы точно так же. Родни у него нет, с сестрой не особо хорошие отношения. И доживать последние осознанные дни с какой-то сиделкой – ну такое себе, согласись.

– Не согласна! Теперь же есть я…

– Думаю, это всё равно лишь отсрочка его решения. И конца. Ну и… – вздыхает и продолжает после небольшой заминки, – чтобы ты еще официально появилась в его жизни, это он должен мозгами себе разрешить. А он, как я понял, не…

– Не продолжай, – перебиваю его. – В больнице он сейчас?

– После приступа. Отлежится, прокапается, на какое-то время вернётся в строй. Потом всё по новой. После каждого раза когнитивные способности сильно страдают. В какой-то момент он может просто превратиться в овощ. А если допустит это – окажется в психиатрическом отделении. Поэтому он держит ситуацию под контролем. Всё заранее обговорил, решил со швейцарской организацией. И главное – решился. Недееспособных психопатов к полной процедуре не допускают. И если бы в диагнозе были хоть какие-то зацепки, он бы получил отказ и прошёл обычное лечение. Влад борец по природе. Не сдается до самого конца. Поэтому…

– Хватит.

Мне будто яда льют на моё израненное сердце. И всё, что сейчас хочу – не сойти с ума раньше Таранова.

– Адрес больницы скажи. Пожалуйста, – прошу я.

– Полагаешь, я его знаю?

– Уверена в этом.

Сколар печально улыбается:

– Такой информации у меня нет. Достоверной – нет. Но есть номер медсестры, которая у него часто была на подхвате.

– Давай. Все, что знаешь и что есть.

– Какие мы грозные… с дрожащим подбородком, – иронизирует он.

– Вообще-то у тебя друг и компаньон умирает. А у меня любимый человек.

Сколар достаёт телефон, затем берёт листок бумаги, ручку и записывает номер.

– На что ты рассчитываешь? Бесполезно это всё, – «приободряет» напоследок.

Награждаю его тяжёлым взглядом.

– Вот влюбишься – тогда, возможно, и поймёшь.

Опять улыбается. Потом отрицательно качает головой и направляется к выходу.

– Документы по твоему разводу, – напоминает он, не оборачиваясь. – Отчетные дни – четверг. Я на телефоне, – и закрывает дверь.

Я хватаю листок и телефон в руки, когда Сколар выходит из моего кабинета.

Всё равно о работе сегодня думать больше не смогу. Лишь о том, как увидеть Таранова. В конце концов, если всё так безнадёжно и плохо – то тем более нет времени на промедление.