– Вот это согласие на осуществление сделки с квартирой ты ему на хера давала? – тычет Сколар документами мне в лицо. – Тань, ты же сама юрист, должна была понимать, что он потом в своих целях может использовать это против твоих интересов. Он взял и оформил всё на мать, и мы бы в суде это могли оспорить, и как-то в твою сторону обернуть, если бы не было этого согласия. – Отчитывает меня как девочку.
Влад бы никогда себе такого не позволил.
– У меня тогда была практика как обращаться с младенцами, как готовить обеды, как ухаживать за домом, наводить в семье уют. Это только сейчас я начала разбираться, что к чему, а тогда… тогда я об этом даже не задумывалась. И замуж выходила с мыслью, что это раз и навсегда. Можно с меня не спрашивать за тот период. Дело сделано.
Сколар прикрывает глаза, будто собирает остатки спокойствия.
– И что мы будем с ним делить? Машину его пятикопеечную?
– Она нормальная. Дорогая.
– Да тебе даже на кредит, чтобы взять первоначальный взнос на ипотеку, не хватит. Не одобрят с такой суммой, что ты у него по этой машине отсудишь.
– Всё! – взбрыкиваю я. – Хватит так со мной разговаривать. Да, я лоханулась! Но как я это изменю? Думаешь, мне не обидно? Ещё как. Но это уже свершившийся факт. Не изменить его. Понимаешь?
– Ещё как, – вздыхает он. Садится на моё кресло и, взяв в руки карандаш, стучит им по столу.
– А что со связью с Тарановым? Он же теперь всё в суде скажет. И будет использовать против меня. Я не ожидала от подруги такой подставы.
– Отрицай. И подругу свою держи на пушечном выстреле. Нахер такие друзья не нужны. Ничего твой муж не докажет.
– А если он напишет в опеку новую жалобу?
– Да и пусть пишет, – хмыкает он. – Но с квартирой, конечно, шляпа. Будет тебе уроком на будущее, на всю оставшуюся жизнь: дела с недвижимостью и крупными вложениями без консультации юриста, грамотного юриста, – уточняет он, – не осуществляются. Только такой порядок. А вот если твой муж качнет в опеку жалобу… То ему же хуже. Не везде он подстраховался. Хату за собой, может, и оставит, а вот репутацию его я разнесу в пух и прах. Смотри, у меня какая справочка есть: мамаша, оказывается на учете у психиатра. Не может смириться, что больше не начальник, и втихаря лечит биполярку. А сам твой благоверный прибухивает, берет отгулы и во все тяжкие. Отрывается по полной. Об этом тоже есть засвидетельствованные показания его коллег. Замечен в стрип-барах.
Прикладывает несколько снимков, на которые мне смотреть отвратительно, но лишний раз убеждаюсь, что всё я сделала правильно. И хоть обижаюсь на Сколара за резкие высказывания, но благодаря кому оказалась в подобной ситуации? Да, можно подойти к зеркалу и посмотреть на этого человека. Из-за себя.
– А с тобой все просто и понятно: с работой, исключительно положительные характеристики. Ни в каких порно-вечеринках и прочих нелицеприятных эпизодах замечена не была. Не считая недавней вылазки на набережную с одним успешным адвокатом. Ну уж не знаю, чем вы там занимались. Предполагаю, это не моего ума дело.
В Сколара летит папка. Это выходит само собой.
– Короче, – ловит ее, кладет на стол и хлопает по ней ладонью: – В два заседания разведёмся. Суд даст сейчас время на перемирие, бывший будет на это давить чисто из принципа, чтобы затянуть развод. Но через пару месяцев будешь свободна, как птица в полёте. Алиса останется с тобой. А вот с квартирой… Ну, только если на дочь как-то бабку эту уговорить часть переписать…
– Нереально. Она за каждую копейку трясётся.
И про ее наблюдение у психотерапевта тоже неожиданно. Как теперь отпускать к ней дочь. Это безопасно? Надо выяснить. Вот так была с виду семья, а на деле… Самая настоящая иллюзия.
– Ну тогда – забей и не трепи себе нервы. Работа есть, мозги тоже. Вопрос времени как быстро встанешь на ноги. И амбиций. Но с этим вроде тоже всё в порядке. Как что пройдёт в зале суда завтра отпишусь. Но нервы твоему бывшему потрепать в планах есть. Таранов бы одобрил, – посмеивается Сколар.
Упоминание о Владе вызывает дрожь в конечностях. И двухдневная задержка тоже. Мне и страшно идти за тестом, и одновременно еле сдерживаюсь. Потому что сегодня мимо аптеки я точно не пройду. И завтра утром сделаю тест. Из ощущений ничего необычного. Ни предвестников скорых месячных, ни того, что я в положении.
– Спасибо, – благодарю Демьяна.
– Спасибо-о, – тянет он. – Теперь твои отчёты по трём делам, что мы ведём, и я дальше поехал.
Выкидываю все мысли о задержке, беременностях и детях и переключаюсь на работу. Мы ещё почти час проводим в моём кабинете. Я получаю кучу заданий на неделю, и Сколар уезжает.
Я смотрю на закрытую дверь и, взяв телефон, открываю переписку с Владом. Тишина. Уже который день. Это убивает. Выматывает. Я могла бы написать ему, но какой в этом смысл? Он сам должен сделать шаг. С моей стороны их было более чем достаточно.
Возможно, завтра я всё-таки наберусь смелости и отправлю Таранову фото положительного теста на беременность. И именно в этот момент понимаю: я действительно хочу этого ребёнка. Несмотря на весь хаос вокруг. Даже если всё закончится так, как решил Влад.
Потому что это способно изменить всё.
Или нет. Я запуталась. И больше не знаю, как правильно.
Остаток рабочего дня то отвлекаюсь на бумажки, то начинаю перебирать воспоминания с Владом. А потом как-то вообще оказываюсь в своем детстве, где я малышка, как Алиса, оставшаяся рано без родителей, переехала к тёте и постоянно испытывала тоску и одиночество… Это ощущение, которое накрывает меня с головой, родом оттуда. Потому отчасти и беспомощность. Маму и папу не вернуть. Никто из того мира не возвращался. А Таранов сам хочет перейти эту грань и снова оставить меня одну. Разве это справедливо?
По дороге в сад забегаю в аптеку, потом иду за Алисой. Вечер мы проводим дома. На улице пасмурно, сыро, и настроение у меня под стать. Я ложусь раньше обычного, чтобы поскорее наступило утро. Потому что не терпится узнать результат теста, но долго ворочаюсь, ищу удобное положение и засыпаю не сразу. А просыпаюсь от сильной боли внизу живота. Настолько сильной, как будто схватка. Без всякого перерыва на передышку. Иду в туалет и вижу на белье кровь. А потом достаю прокладку и выкидываю тест на беременность в мусорное ведро.
Вот и две полоски. Наверное, всё так, как и должно быть. Осталось Таранову еще объявиться и сказать, что нам дальше не по пути. И он будет прав. Но что делать с моими чувствами к нему? С этой тягой? Я задыхаюсь от тоски. И очень по нему скучаю. А он? Хоть капельку?
Уснуть у меня получается лишь под утро. И на полчаса. Я разбитая, отёкшая, и ещё живот болит, будто кто-то отпинал меня по нему ногами. На автомате завтракаю, собираю Алису, бежим в сад. Я даже не сразу вспоминаю про наш суд с Толей. А как бы знаково получилось, если бы всё-таки месячные не пришли…
Хочется шлепнуть себя по лбу. Чтобы уже пришла в себя и вернулась в реальность. Какая мне сейчас беременность? Мужик исчез с радаров, не сегодня-завтра решит, что отмучился и уедет в Швейцарию умирать. А я со съёмной квартирой, без денег, но зато с пузом. И братиком или сестричкой для Алисы. Похоже, это не Влад выжил из ума, а я. Но он в тот момент тоже этого хотел. И не предохранялся.
Эти мысли о Таранове так выматывают! Опустошают!
Я захожу в офис, чуть-чуть опоздав, и направляюсь прямиком в свой кабинет. Всё-таки бессонная ночь дает о себе знать. Ну и за кофе надо было зайти. Утренние ритуалы отменять нельзя. Ещё бы бариста плеснул туда коньяка. Мне теперь можно. Хотя несколько дней назад на набережной тоже было можно… У-ф-ф. Что же так штормит!
Перед дверью в кабинет останавливаюсь. Достаю ключи. Вставляю в замочную скважину и понимаю, что он открыт. Неужели вчера так торопилась домой, что не закрыла?..
Опускаю ручку. Переступаю порог. Поднимаю голову и замираю. Потому что Таранов сидит за моим столом. Свежий и отдохнувший. Без темных кругов под глазами. И в целом, все как обычно: сногсшибательно красивый и харизматичный, с выглядывающими татуировками из под ворота рубашки.
Слегка приподняв брови, наблюдает за мной. А у меня внутри будто вулкан оживает. Эмоции так и хлещут огненной лавой.
Открываю и закрываю рот, но ни звука не выходит. Я всё ещё в шоке.
– Со мной поделишься? – кивает на двойную порцию кофе в подставке, которую я держу. Раздвигает губы в улыбке, будто ничего и не было. Ни его исчезновения, ни приступа, ни молчания. Словно прямым рейсом из Португалии.
На языке вертится что-то колкое, и слезы собираются в глазах.
Влад перестаёт улыбаться, встаёт и подходит. От его близости учащается пульс и поднимается давление.
– Тань, – тянет ко мне руку, проводит пальцем по подбородку. – Ну вот что с тобой делать, а?
Хочется уже на всё наплевать. На его решения, на себя, вообще на всё. Просто прижаться к нему и обнимать. Внутри будто вырвали огромный колодец и наполнили его нежностью. Никогда подобного никому не испытывала. И больно и одновременно хорошо.
– А сам как думаешь?
– Думаю… дать нам шанс. Но не уверен, что ты согласишься. Потому что своего решения по Швейцарии я не отменю.
– А потом? – мой голос звенит от напряжения.
– Тебе решать.
Я всё-таки думаю, что некоторые люди приходят к нам, чтобы забрать у нас личную силу. А некоторые – чтобы её вернуть. С одной стороны, Таранов многое у меня забирает: спокойствие, рутину, ощущение, что всё под контролем, да даже будущее! Но с другой он даёт то, из-за чего хочется дышать. А еще огромное желание быть с ним. Вопреки всему.