– Как он? – спрашивает Демьян и ставит на тумбочку бумажный стаканчик с явно не больничным кофе, а ещё контейнер, в котором мои любимые пирожные паштейш-де-ната. Хоть какой-то знак нормальной жизни. Потому что в этих стенах ее нет.
– А у него не хочешь спросить? – открываю контейнер и вдыхаю этот божественный аромат.
– Спрашивал, – отвечает Сколар. – Говорит, всё нормально. Но он всегда так говорит.
– Угу, – мычу я, отправляя кусок пирожного в рот.
– А сама как? – не сводит с меня глаз.
Я ещё откусываю кусок. Потому что хочется разрыдаться от этого вопроса.
– Как видишь, к экзаменам некогда готовиться. Малость не до того, – выходит почему-то с ноткой язвительности.
Демьян прищуренно смотрит, как я поглощаю сладость.
– Беременна, что ли?
Наверное, сейчас, за все время, я рада, что нет.
– Мысли заняты Тарановым. Постоянно. Листаю учебник, а мозги не соображают, ничего не усваивается. Совсем ничего, – продолжаю тише, давя всхлип.
Не хватало еще поперхнуться. Слишком тупая смерть.
– Ясно.
– Ты зря приехал.
– Почему?
– Потому что… – все же осекаюсь. – Потому что у нас все хорошо.
– Тань… – начинает Демьян, будто подбирая слова. – Ладно он со своим «все нормально», но ты ты что заладила? Эта штука у него под ключицей… Она как надо не сработала. Врач ни слова не сказал о «выздоровлении». Только о «стабилизации» и «коррекции параметров». И не все хорошо. Это никак. У него приступ за приступом.
Я замолкаю, глотаю ком в горле вместе с куском пирожного, который теперь хочется выбросить в урну. Все наслаждение от вкуса перебито.
Демьян смотрит на меня прямо. Без жалости. С пониманием.
– Вы говорили с ним об этом? – спрашиваю тихо. – Он попросил приехать и отправил ко мне, чтобы ты мне мозги промыл?
– Нет. Я сам захотел вас навестить. Вы надолго уехали, он попал в больницу. Ну и еще я здесь в качестве поддержки. Ты же сейчас вообще одна. Хотя не одна, конечно. Еще упрямство, любовь и все это в совокупности превращается в отчаянную битву с ветряными мельницами его болезни. Битву, которую ты заведомо проиграешь. Статистика эпилепсии с прогрессирующей энцефалопатией неумолима. «Единичные случаи» – это не про вас. И ваша история не лотерейный билет, а закономерность. Из печальной статистики. С ограниченным сроком времени.
Я поднимаю голову к потолку, чтобы остановить слезы, которые катятся из глаз.
– И ты приехал это напомнить?
– Тань…
– Не верю. Ни единому твоему слову. Все было хорошо. Эти приступы прекратятся!
– Он уже вторую неделю в больнице. Улучшения незначительны. Его сейчас стабилизируют, но… Стимулятор вряд ли поможет. Ты раздуваешь свои надежды, и будет потом пиздец как больно расставаться с этой иллюзией. Давай не отлетать от реальности.
Да что, я сама не вижу тени под глазами Таранова? Дрожь в пальцах, когда он берет стакан с водой, пустоту в глазах, которая держится все дольше после каждого приступа. И в такие моменты Влад не может себя контролировать и даже выговаривать четкое, заученное: «все нормально». Нейростимулятор под ключицей, дорогостоящая надежда, оказался щитом из паутины. А корректная стимуляция, но низкий порог срабатывания красивыми словами врача, за которыми стоит лишь констатация провала. Очередного. Потому что у Влада новая серия приступов, и лучше ему не становится. С корректировками или без. А я места себе не нахожу и без понятия, когда он выкарабкается и что потом будет.
Демьян берет мою руку. А я вздрагиваю, его пальцы такие холодные.
– Я еще перед вашим отъездом говорил, что это не поможет.
Открываю рот, чтобы сказать «Нет!», чтобы рассказать о новых клиниках, экспериментальных методах, которые нашла, но он сжимает мою руку сильнее, будто видит ответ в моих глазах.
Вся моя натура бунтует против того, что уже есть в мыслях. Инстинкт матери, женщины, человека, чья жизнь построена на любви… Сейчас она в агонии, кричит: «Борись! Не сдавайся! Есть же шансы!». Но есть ли в действительности? Похоже, и впрямь на иллюзию…
– Зачем ты приехал, скажи? Добить меня?
Демьян вздыхает.
– Ну как не приехать, Тань? Давай представим вас обоих в суде. Ты – истец, он – ответчик, а я – судья. Метафорически. Хотя его судья в действительности сейчас ты. Просто пойми: эта борьба отнимает у вас последние крупицы настоящего. Ради призрачного «а вдруг». Ты настаиваешь на лечении, чтобы парень жил и боролся. Ради вас. Ради общего будущего. А ответчик говорит: нет сил. Жить хочу. Не бороться. Хватит ваших больничек. Он же на дух это все не переносит. Он поэтому и на эвтаназию решился…
– Прекрати, Демьян!
– Я не могу сейчас остаться в стороне. И принять чью-то одну сторону. Обоих понять могу. Но в этой ситуации чем-то пожертвовать придется. Ну или… оставить его одного. Ты захочешь его оставить?
– Что? Ты вообще в своём уме?
– Вот видишь. Послушай, этот приступ стабилизируют. Назначат новое лечение. А потом снова приступ. А потом, возможно, еще один. И попутно ты хочешь загнать его в бесконечную зависимость от врачей. Не знаю, интересовалась ли ты подобным или нет, но мозг Влада с каждым разом истощается. А под таким гнетом это начнется в ускоренном режиме, и вместо приблизительно пары лет останется пара месяцев. Так ты хочешь? Дай ты ему уже свободу. Он из этих стен выйдет и дышать легче начнет. Без привязки к обследованиям, мониторингу, анализам. На него это все психологически давит. И сказать нет он не может, потому что это будет означать отобрать у тебя надежду.
– Все-таки… мне кажется, это он тебя подослал…
– Мне кажется, тебе надо взять пару дней отдыха. Побудь с дочкой. Я за ним сам присмотрю. А ты подумаешь над моими словами. Ведь недаром многие женщины, зацикленные на беременности и лечении, долгое время получают отрицательный результат. Но стоит им об этом перестать думать и переключить внимание на что-то другое – и вуаля.
Опускаю глаза.
Вуаля, как же. Но у Влада не беременность, а неизлечимая болезнь.
Отдых я и впрямь беру. Но к Владу ходить не перестаю. К тому же ему становится лучше, а это значит, его скоро выпишут.
Весь день идет дождь, и погода отвратительная. Но я все равно выхожу гулять, а потом сажусь за учебники. Чтобы хоть чем-то занять мозги. И заодно их разгрузить.
Страницы уже сливаются в серое пятно. Экзамен… А у меня тут похлеще вырисовывается. А если все же…
Нет. Нет. Не хочу об этом думать. Я за другим в Португалию приехала. Поразительно, как одно место может вырастить крылья и безжалостно их сломать. Это со мной и произошло. А врач, который давал чудесные прогнозы, вдруг начал говорить обратное. И как тут не посеять мысль, что он просто хотел содрать с нас денег.
Однако согласиться с уходом Влада, с его решением закончить свои муки через Швейцарию… Нет, я не смогу. По крайней мере сейчас. А умолять его это не делать, значит обречь на мучительное, унизительное угасание. А еще предать его доверие и его выбор. Его последнюю волю быть человеком до конца…
Господи, как же тяжело. Во всех смыслах.
Ландыш прыгает на стол, заставляя меня вздрогнуть от неожиданности. Котенок мурлычет, требуя ласки, а потом, получив ее, начинает играться с шариком бумаги на столе, бесится и носится по комнате как ураганчик. Алису напоминает в эти моменты. И как они так нашлись…
Таранова наконец выписывают. Мы возвращаемся на виллу и эмоций, тех самых, которые были вначале от этого места, больше нет. Ни эйфории, ни глотка надежды, даже спокойствия. Только усталость и тревога. А еще ощущение, что сказке пришел конец.
Демьян помогает занести вещи в дом. Они отправляются на кухню, я предлагаю им чай и оставляю ненадолго одних. Загружаю вещи в стирку, проверяю домашки Алисы, подготовка к школе идет полным ходом, и возвращаюсь аккурат к тому моменту, когда Сколар собирается уходить.
– Будем на связи. Больше остаться не могу. Теперь вы в гости приезжайте.
– И за то спасибо, – благодарит Влад.
Я тоже киваю, обнимаю на прощание.
За тот разговор я на него до сих пор сержусь. Да, правду сказал, но мне ее и так хватает.
Демьян выходит за дверь, и мы остаемся одни. Состояние Таранова после стабилизации стало ровным, но выглядит он, конечно, бледным и изможденным. Я предлагаю Владу посмотреть какой-то сериал, на что он без энтузиазма соглашается, но после того, как поиграет немного с Алисой.
Улыбается в ответ, но это не его улыбка. Дежурная, сухая, выученная. Будто под копирку.
– Влад, – останавливаю его за руку. – Я… Нам нужно поговорить.
Да, я обдумала слова Демьяна – и я с ними не согласна. Плевать мне на психосоматику, на все плевать. Я Влада живым видеть хочу, с собой, рядом.
И он будто догадывается, о чем сейчас пойдет речь.
– Тань… – он произносит мое имя как-то особенно. Медленно, почти со вкусом. – Я больше не хочу лечиться.
Сердце вспыхивает болью, будто изнутри ударили кулаком.
– Влад…
– Я больше не хочу ни госпитализаций, ни новых стимуляторов. Ни врачей, ни ожидания. Ни бесконечных анализов. Я не хочу больше разменивать себя на попытки, которые заканчиваются очередным «у нас нет ответа, почему так произошло». Я многое попробовал. И еще, наверняка, есть множество способов… множество – безрезультатных в моем случае. Давай прекратим. Пожалуйста, – четко выговаривает каждое слово.
Я моргаю.
– Но… ты же обещал, что не сдашься. Что мы попробуем еще…
– Я и не сдаюсь, – он смотрит на меня с удивительным спокойствием. – Просто отказываюсь от бессмысленного. Пока еще я в относительно хорошем состоянии. До нового обострения. Сколько их будет этих приступов, я не знаю, и какой окажется последним для меня – тоже. Но…
– Прекрати, – прошу, потому что знаю, что за этими словами последует: уехать в Швейцарию.
– Послушай, Таня… – в его голосе что-то невыносимо тяжелое, словно он читает приговор самому себе.
– Я сейчас не в ресурсе, мне необходимо время, чтобы восстановить мозговую активность. И каждый приступ добавляет трещину. Мы можем смеяться, жить, говорить о будущем. Делать вид, что ничего не происходит. В моменты ухудшения буду попадать в больницу. Затем снова возвращаться к нормальности. И так пока совсем не станет плохо. Но только без лечений, непомогающих методик, пожалуйста… Это все, что я прошу.
Я качаю головой. Слезы катятся из глаз.
– Это не свобода, Влад. Это…
– Это выбор. Мой выбор. И мы уже об этом говорили. Каждая безрезультатная надежда будет забирать у тебя силы и веру. Поэтому давай прекратим. Переключим внимание на нас, на наше настоящее.
Я прижимаюсь лбом к его плечу.
– А если я попрошу?
– Ты можешь просить. Я выслушаю. Но не соглашусь. Потому что ты просишь для себя. А я сейчас говорю за себя. В паре оба партнера должны быть заодно.
– А если я соглашусь, то выходит, что буду заодно с неизбежным…
– Надо поработать с твоими установками. Ты думаешь о конце, о будущем, а надо думать о «сейчас». И сейчас я хочу быть с тобой. Ты ведь тоже?
Я киваю.
– А потом?.. – уже плачу навзрыд.
Он берет мое лицо в ладони, прижимает лоб к моему.
– Я оставлю тебе память о том, что мы были. Может, мой план тебе не понравится, но он явно лучше, чем жить с привязкой к бесконечным процедурам. Оставаться в Португалии или скитаться по каким-то другим странам. Не хочу я так. У нас свой угол должен быть. Выберем небольшой уютный городок с мягким климатом. Отправим Алису в школу. Обустроим свой дом и будем жить. Время от времени я буду сходить с дистанции, но с каждым разом, обещаю, ты станешь это воспринимать спокойнее.
– Это жестоко…
– Это честно.
Снова всхлипываю. Слишком громко. Закрываю рот рукой, потому что не хочу, чтобы Алиса видела сейчас эти слезы.
– Я подарю тебе еще не один стабильный месяц. Мы будем жить, будто все еще возможно, – продолжает уговаривать.
А я не знаю, что сказать. Кроме одного:
– Я боюсь, Влад. Очень боюсь тебя потерять…
Он тянет меня к себе, обнимает. Слышу, как сердце бьется у него в груди. Он гладит мои волосы и шепчет:
– Мы еще все успеем, Снежок, – обещает он. – Я дом должен построить. Дерево посадить. Сына увидеть, если нам повезет.
Слезы снова катятся ручьем. Сына…
– Насчет последнего не уверена, – шмыгаю носом. – Потому что пока не везет. У нас опять ничего не получилось.