Билеты в один конец

43 глава

– Спасибо, Лен, я правда очень тебе благодарна, что заберешь Алису и побудешь с ней, – говорю в трубку, стоя у стеклянной двери в клинику.

Мы прощаемся с Леной, я обещаю быть на связи и смотрю на огромные буквы на вывеске, которые расплываются перед глазами. Они словно предупреждают: то, что за этой дверью, причинит тебе боль.

Холодный запах дезинфектора врезается в легкие, когда вхожу внутрь. За стеклом ресепшена суетятся медсёстры, доносится тихий шёпот пациентов. На стене я замечаю расписание врачей, но не в силах вчитаться: мысли заняты только Тарановым, с того самого дня, когда он якобы улетел в Португалию. Хотя кого я обманываю, ни на минуту не переставала думать о нём с той злополучной ночи. Если бы я описала нашу связь парой фраз, то назвала бы ее бурей страсти с фатальным исходом. Потому что именно такое чувство внутри сейчас. Какой-то обреченной безнадёжности.

– Чем могу помочь? – сухо спрашивает медсестра с ресепшена, оглядывая меня.

Пальцы инстинктивно сцепляются в узел, горло сдавливает ком.

– Я… мне нужна Марта Волкова. Я по поводу Владислава Таранова, – выдавливаю я наконец.

Упоминание его имени будто опять обнажает рану, и ледяная дрожь проходит по спине.

Медсестра быстро печатает на компьютере, не отрывая взгляда от монитора, пока мысли снова уносят меня куда-то далеко. Вспоминаю слова, прозвучавшие несколько часов назад в трубке: «Он пришёл в себя, но был сильный приступ». Чудо, что эта Марта вообще мне ответила и пошла навстречу, назвала адрес клиники и врача Влада. Пришлось соврать ей, что я беременна от Таранова и что в курсе его серьезного заболевания. И от неё впервые услышала его диагноз полностью. Он был таким длинным, что я не запомнила. Надо будет попросить ее повторить и куда-то записать.

– Так, нашла, – наконец говорит медсестра, поднимая голову. Её глаза на мгновение блестят грустью. – Он в неврологическом отделении. Палата двести четырнадцатая, второй этаж, коридор налево.

– Спасибо… – произношу едва слышно.

Медсестра кивает и снова погружается в компьютер.

Покидаю приемную и углубляюсь в коридор. Он длинный и выкрашен в стерильно-белый цвет, почти безжизненный. Я не люблю такие. Теперь не люблю. Вдалеке гудит кондиционер. По обеим сторонам висят указатели: «Неврологическое отделение», «Палаты 201–220»… наконец нахожу нужную и оказываюсь перед дверью. Каждая клеточка моего тела одновременно хочет и боится увидеть Таранова.

Медленно открываю дверь, переступаю порог и замираю. Тишина в комнате такая гнетущая, что кажется, будто звук моего дыхания разносится эхом. В левом углу беспокойно мигают цифры и полоска на мониторе измеряет каждый его вдох и выдох. Над скобой капельницы мерцает прозрачный пузырёк с жидкостью.

Я робко подхожу к кровати. Белое одеяло свободно обнимает тело. Лицо, обращенное ко мне, кажется чужим: кожа на щеках серая и тусклая, губы приоткрыты. Замечаю мелкие морщинки у глаз, которые всегда играли, когда он смеялся. На щеке несколько красных полос, скорее всего, след от подушки. Волосы чуть растрепаны.

Кажется, я впервые вижу его другим – не таким, каким привыкла: уверенным, сильным, с оптимистичным взглядом на жизнь. Сейчас он беззащитный и уязвимый, бледный, хрупкий. Сердце застывает от ужаса и любви.

Поэтому он и не хотел, чтобы я приезжала? Чтобы через неделю-две, когда ему полегчает, вернуться в офис как ни в чём не бывало?

Я осторожно прикасаюсь к нему. Его рука теплая и немного липкая от пота, пульс под пальцами едва ощутим. Влад вздрагивает от моего прикосновения, медленно распахивает глаза. Несколько секунд смотрит на меня растерянно, будто не осознавая, где он находится. Легкое замешательство блуждает в зрачках. Наконец его взгляд проясняется и он узнаёт меня. Произносит тихо моё имя, всё ещё будто не верит, что это я. А может, ему кажется, что наша встреча ему снится.

Прижимаюсь щекой к его ладони, и во мне расцветает нежность. И в то же время – облегчение. Потому что пока я испытываю к нему весь этот спектр чувств, с ним ничего плохого не случится. Я не позволю. И больше не уйду.

Крепче сжимаю его руку, отстраняясь и заглядывая ему в лицо.

Наконец он слегка улыбается.

– Демьян сдал? – еле шевелит губами. Голос тихий, слабый.

– Подсказал номер твоей медсестры, а я пошла на небольшой шантаж. Сказала ей, что беременна. Она не смогла отказать отчаявшейся бедняжке с тяжелым токсикозом. Хотя… знаешь, пусть бы оно действительно так и было. Те таблетки я не пила и сгоряча тогда всё сказала… – признаюсь.

Таранов прикрывает глаза, тяжело вздыхает, будто разочарован услышанным.

– Ты бы этого не хотел?

– Это был порыв, Тань. Неосознанный и глупый. Я ведь тоже живой человек. Которому, как и всем, бывает страшно. И этот страх перед смертью – он больше не физический, а моральный. Ты ведь к чему-то стремишься, что-то делаешь, а по итогу выходит как в пустоту.

– А я не против беременности. Если тебе нужен мой ответ. Я против того, чтобы ты уходил и не дал нам даже шанса.

– Шанс, – морщится он. – Ты даже не представляешь, о чём просишь.

– А ты расскажи.

– Ты уже и так видишь.

– Что тебе плохо?

– Не просто плохо. Эти приступы будут только набирать частоту и станут полностью непредсказуемыми. Без восстановления сознания. Иногда по нескольку раз в день. Пока лекарства помогают, но эффект слабый. Плюс побочки. Мне постоянно хочется спать, когнитивные функции снижаются: ухудшается память, внимание, логика. На моей адвокатской деятельности можно будет поставить крест. Или нанимать штат из помощников. А ещё эти всплески активности и апатии. Они выматывают. Я уже по дням знаю, когда накроет. После каждого приступа из меня как-будто вытащили кусок души. Это будет происходить все чаще и чаще. И однажды превратят меня в овощ.

– Влад… – шепчу, сжимая его ладонь.

– Я буду испытывать в это время боль, дискомфорт. Пугать твоего ребёнка.

Снова сжимаю его руку изо всех сил. Поток слез, который рвётся наружу, почти невозможно сдержать.

– Ты… если ты и впрямь ко мне что-то чувствуешь и не конченный эгоист, то ты дашь нам шанс. А там время покажет…

Влад опять морщится.

– Ты не понимаешь…

– Это ты не понимаешь!

– Как раз наоборот. Всё можно пережить, да. Сто раз да. Но никогда не остаться при этом прежним. Если бы передо мной стоял выбор, я бы не обрек близкого человека наблюдать, как он разваливается на глазах.

– Но ты не на моём месте. А я при любом раскладе буду страдать. Если тебе от этого станет легче.

– Твои предложения?

– Просто остаться со мной. И больше не исчезать. И не переживать эти трудности одному.

Таранов смотрит с такой болью и одновременно надеждой, что я всё же не выдерживаю. Несколько слезинок скатываются по щекам.

– Знаешь, о чём думаю, – тихо произносит он. – Что в том купе надо было не вином тебя отпаивать и душевные беседы вести… а самому по всему вагону искать тебе свободное место.

– Ну нет, – качаю головой, шмыгая носом. – Ты свой шанс упустил. А я теперь – нет. И если оттолкнешь меня…

– То? – слабо улыбается. – Что?

– Да ничего. Сердце ты мне разобьешь.

Его грудь высоко вздымается. В глазах появляется печаль.

– Я его при любом раскладе разобью. Это будет просто отсрочка.

Может, и так. Мне все равно.

– Вот и решай. Дашь нам ты это время – или нет.