Билеты в один конец

57 глава

Прихожу в себя медленно. Будто всплываю со дна океана. Сначала мутный свет, потом звуки и, наконец, ясная поверхность, которая сопровождается вспышкой резкой пульсирующей боли, отдающей в затылок.

Я лежу на спине, уставившись в белый потолок. Вокруг стерильная чистота, современная обстановка, никакого крика петухов за окном. Боковым зрением вижу капельницу: по тонкой трубке течет прозрачная жидкость. К предплечью приклеен датчик, от пальца идет провод к монитору. Он негромко пищит. Все понятно без слов: после очередного приступа меня привезли в больницу.

Заебись.

Поворачиваю голову и морщусь от новой вспышки боли. Шея затекла и неприятно реагирует на движение. Сначала думаю, что один в палате, но взгляд цепляется за знакомый профиль. Таня спит, устроившись на кресле рядом с кроватью. Скрючилась в три погибели, плед слетел на пол. Наверняка полночи просидела, карауля.

Еще пару секунд смотрю на нее, ловлю себя на том, что невольно улыбаюсь. И тут же гашу улыбку. Чему радоваться? Картина-то так себе: слабый мужик с проводами и приступами, девушка, уснувшая в тревоге. Мрачная аллюзия.

Осторожно шевелюсь, чувствуя ломоту во всем теле. Будто меня избили. В пояснице стреляет при попытке подвинуться. И в голове звенящая пустота. Ноль концентрации. Я даже не могу вспомнить вот так сразу, какое из дел вел последним. Свое имя и подавно вряд ли выговорю.

Разозлившись, дергаю рукой, отчего датчики тут же срабатывают, писк становится громче и будит Таню. Она вздрагивает, сразу хватает меня за руку. Глаза распахиваются, в них паника, потом облегчение.

– Влад… Наконец-то! Ты как? – отводит прядь волос с лица, пытается улыбнуться.

Я сглатываю, язык саднит, видимо, прикусил. Еще и в горле пересохло. Откашливаюсь.

– Жив, – отвечаю хрипло, пытаясь придать голосу бодрость. – Все в порядке.

Совершеннейшая ложь. Но автоматическая, привычная. На каждое ее «как ты?» у меня теперь заготовлен дежурный ответ. Чтобы не волновались лишний раз.

Таня поджимает губы. Понимает ведь, что ни хрена не в порядке. Но кивает, гладит мою кисть.

– Может, врача позвать? Ты пить хочешь?

– Пить – очень, – признаюсь. – Но врача не надо, я пока нормально. Правда, – еле вспоминаю слова.

Меня самого удивляет, насколько спокойно звучит мой голос. Будто говорю о чем-то обыденном. Хотя внутри все сжимается: от боли, от досады… от страха, наверное. Потому что все надежды и иллюзии пошли крахом. Лечение-то, похоже, не помогло…

Пытаюсь сесть, но тело не слушается до конца. Слабость дикая, будто меня выжали как лимон. Подношу дрожащей рукой пластиковый стакан с водой к губам, медленно глотаю, затем бросаю взгляд в окно.

– Который час? – произношу почти по слогам.

Или лучше сразу спросить какой день недели?

– Почти семь утра, – отвечает Таня. – Ты… провел в отклике двое суток. У тебя был… – она запинается, словно боится произнести слово.

– Приступ, – подсказываю сухо.

Двое суток, – повторяю про себя и заодно воспроизвожу хронологию произошедшего.

Очередной приступ. И все пошло по известному сценарию. Мерцание в глазах, странный металлический привкус во рту, а дальше провал и обрывочные впечатления, боль по нарастающей. С нейростимулятором ведь должно было бы быть иначе. Значит, что-то пошло не так?

– Алиса где? – спрашиваю, отхлебнув еще воды.

– С Ленорой. Ты… Ты уже в Лиссабоне. Диего помог все организовать. Точнее, из клиники, но он всем занимался. Я лишь паники, наверное, больше наводила…

Смотрю на ее бледное лицо, и волна нежности одновременно с чувством вины накрывает меня. За то, что разочаровываю и мучаю. Ну кто нормальный будет добровольно ночи напролет сидеть рядом с эпилептиком, считая каждый мой вдох?

– Мне жаль, – непроизвольно вырывается у меня.

Таня моргает:

– Что?

– Что тебе приходится через это проходить.

Она прикусывает губу, в глазах блестят слезы.

– Не говори глупости. Я же с тобой потому что люблю тебя. И никуда не уйду, слышишь? – последние слова она произносит почти сердито, словно я предложил ей уйти. Хотя и так знаю, что она не уйдет.

Такая не уйдет. И будет любить до конца. Жаль только, что ее любовь не спасет от того, что происходит. Ни меня, ни ее. Иногда чувства бессильны, как и медицина.

– Влад… – нежно, но настойчиво Таня дотрагивается до моей щеки, заставляя посмотреть на нее. – Врач говорил, что тебя стабилизировали. Стимуляция шла корректно. Но, вероятно, порог срабатывания слишком низкий. Они пересчитают параметры. Паниковать пока не о чем. Ничего ужасного не произошло. Я хоть и заплаканная, но все равно верю, что все получится, слышишь?

«Пока». Хорошее слово. То есть до следующего раза. До следующего приступа. А так да, ничего ужасного не произошло. Не первое мое посещение больницы. И, вероятно, не последнее.

Я киваю ей, не находя, что ответить. Таня продолжает, словно спешит вселить надежду:

– Ещё сказали, скорректируют дозировку лекарств. Это поможет.

Голос ее дрожит от напряженного оптимизма. И, наверное, это самое худшее. Придумывать в этой ситуации какие-то несуществующие сценарии. И я, сука, тоже ведь придумываю…

– Посмотрим, – говорю уклончиво, хотя хочется правду-матку.

Таня хочет что-то добавить, но в этот момент открывается дверь, и появляется медсестра – невысокая смуглая девушка в белом халате. Заметив, что я пришёл в себя, будто воодушевляется, подходит к кровати, смотрит на монитор и нажимает кнопку вызова врача.

– Доброе утро. Как мы чувствуем себя? – произносит на английском с заметным акцентом.

«Я в порядке, спасибо», – едва не огрызаюсь по-русски, но сдерживаюсь.

– Бывало и лучше, – отвечаю.

Она опять смотрит на монитор, удовлетворенно кивает:

– Судя по параметрам, сейчас все нормально. После серии приступов мы ввели вам диазепам, поэтому, вероятно, чувствуете слабость.

– Угу, есть такое, – бурчу я.

Она еще что-то говорит про анализы, про то, что меня подержат под наблюдением неделю-другую, и сейчас подойдет врач и все расскажет. Я почти не слушаю. Потому что каждый раз одно и то же. Знаю все наизусть. И торчать тут несколько дней – скука смертная.

Медсестра уходит, и вместо нее появляется врач. Рассказывает, что дальше ждет по лечению. Прогнозов таких оптимистичных, как вначале, уже не дает. По крайней мере, именно это я и слышу. Но Таня, кажется, принимает его слова наоборот с воодушевлением и надеждой. Или не до конца понимает, что еще два-три подобных эпизода – и нейростимулятор можно высовывать.

Врач уходит. Я прошу Таню открыть окно и смотрю в него, стараясь не нагружать мозги активностью. Но это как защитная реакция… Перебираю в голове фамилии, цифры. Мне пиздец как страшно лишиться вот этой разумной своей части. Пиздец как.

– О чем думаешь? – тихо спрашивает.

Медлю с ответом. Что ей сказать?

– Думаю, что вы с Алисой, должно быть, здорово перепугались, – ухожу от прямого ответа. – Прости, заставил понервничать.

– Все наладится, – снова берет меня за руку.

Я прикрываю глаза на пару секунд. Все наладится, конечно. Если эпилепсия не возьмет свое.

И сказать ей об этом тяжело. Хотя я знал, что все будет на грани в этих отношениях, когда дал добро. Но по-другому, наверное, и не смог бы в тот момент, а сейчас поздно включать обратку. Эгоизм это или голый расчет был, не знаю. Скорее слабость. Потому что впервые не смог тогда сказать «нет». И в первую очередь – себе.

Как и признавать сейчас, что облажался и подвожу другого человека. Я, выходит, обманул ее. Дал поверить, что мы победим заразу. Хотя знал, что шансов мало. Гореть мне за такое в аду. И за эти слезы на ее лице.

Свободной рукой неуклюже пытаюсь вытереть влажную щеку напротив.

– Если этот не поможет, есть другие способы… Мы еще поищем методики… Сейчас столько всего разрабатывают… – произносит, будто себя в первую очередь убеждает.

Спорить бессмысленно. Хотя мы обсуждали, что больше по врачам я ходить не буду. Но отнимать у нее сейчас надежду, когда она так расстроена, не хочу.

– Угу, – неопределенно мурлычу я и глажу ее щеку.

Лиссабон постепенно заливается ранним солнцем. Красиво. Город не стал ближе за эти месяцы лечения, но отчасти стал домом.

Таня хотела знать, о чем я думаю? О том, какое это все-таки дерьмо и одновременно наслаждение вся эта ситуация. Во что она превратила мою жизнь?.. Я и сам с надеждой по самое не балуй, и в эйфории, и в медикаментозной тупой боли. И даже злостью. Что не встретил ее чуточку раньше, и было бы у нас больше времени.

Машинально касаюсь пальцами повязки под ключицей, там под кожей прячется корпус нейростимулятора. Теоретически должен отслеживать приступы и блокировать их электрическим импульсом. Ха. Но не сработал. Счастливая статистика в чем-то обошла стороной. Хотя оно и понятно. Везде удачу не поймаешь.

Слабость накатывает, и глаза опять закрываются. Спать хочется дико. Похоже, медсестра влила какие-то новые дозировки. Или организм до сих пор в шоке и сам требует восстановления.

Откинув голову на подушку, прикрываю глаза.

– Ты отдохни, а я рядом побуду.

Чувствую прикосновение к лицу и внезапно ловлю себя на том, что рад этой пришедшей слабости. Поводу пока не разговаривать. А еще возможности спрятаться во сне от тяжелых мыслей. Хоть ненадолго.

Таня поправляет одеяло у меня на груди, а сердце сжимается от боли и нежности.

Прости, девочка, – мысленно обращаюсь к ней, уже проваливаясь в забытье. Хотя даже сам не понимаю за что прошу прощения.

За то, что появился в ее жизни? За то, что еще у нас будет? Или за то, чего не будет никогда.