Бойся пламени

ГЛАВА 22

Мой смех преследует меня как призрак, и все вокруг меня, как будто, застряло в сиропе, движется медленно. В Эстеллиане я чувствовала себя застывшей. Но прямо сейчас я чувствую себя в ловушке собственного разума, медленно наблюдая, как рушится замок и разбиваются окна, пока я пытаюсь удержать себя в руках.

Боль в моей груди не от связи, а от потери. Кража времени. Страх неудачи. Ветер дует сквозь скрипучие деревья к Имирату, но я остаюсь здесь, в милях от существ, которых я видела так отчетливо, словно они были передо мной.

У меня непреодолимое желание вернуться домой, но я не знаю, где находится дом. Одеяло накинуто на мои плечи, вырывая меня из мыслей. Я оглядываюсь назад, не замечая, что Кейден отошел от своего места у огня.

— Ты дрожишь. — Он проводит ладонями по моим рукам, и я изо всех сил стараюсь сдержать свои эмоции, ненавидя себя за то, что чувствую, что снова готова расплакаться перед ним.

— Извини, — шепчу я, не совсем понимая, за что именно извиняюсь. За то, что не в порядке? За то, что слишком эмоциональна?

Его губы недовольно опущены.

— Ты никогда не извинялась передо мной до сегодняшнего дня, так что не начинай сейчас. Особенно за то, что ты чувствуешь.

— В следующий раз, когда я увижу драконов, я буду лучше. Я смогу держать себя в руках. Я была просто шокирована и не готова. — Слова вырываются из меня в защиту, хотя я не защищаюсь ни от чего, кроме восприятия слабости, которое воспринимаю только я.

— Я знаю, что ты будешь готова, — говорит он, снова садясь рядом со мной. Он подбрасывает дрова в огонь, и мои глаза бегают по тому, как он подчеркивает его черты. — Но тебе это сейчас не нужно. — Он смотрит на меня, и мой живот сжимается. — Я хочу знать, что здесь происходит. — Он нежно постукивает пальцами по моей голове.

Я качаю головой, поворачиваясь к огню.

— Слишком много.

— Мне судить об этом. — Он снова разжигает огонь, и искры взлетают в ночное небо. — Поговори со мной. — Он делает паузу на мгновение, прежде чем добавить: — Пожалуйста.

Это короткое слово, но оно обладает силой покрыть лес тишиной, кроме далеких воев и грохота волн. Но что-то в том, чтобы быть здесь, вдали от замка и любопытных глаз и ожиданий, фасадов и фальшивого смеха, заставляет мои губы чувствовать себя свободными. Я часто чувствовала, что я слишком интенсивна для людей, поэтому всегда предпочитала держать себя в руках. Мои мысли принадлежат мне, но Кейден смотрит на меня так, словно они сделаны из воздуха, и он жаждет наполнить свои ноющие легкие.

— Я так долго жила с чувством вины, что не знаю, кто я без него. — Я плотнее заворачиваюсь в одеяло. — Когда я была моложе, я почти ничего не чувствовала. Я даже не чувствовала себя человеком. Мне приходилось говорить себе, что нужно проявлять эмоции, чтобы люди не беспокоились обо мне, и я просто притворялась, что со мной все в порядке, чтобы никто не заглянул слишком глубоко и не понял, как мне больно. Я чувствовала себя статуей, высеченной кем-то, пустой и улыбающейся, потому что я не могла испытать ни минуты радости, не думая о том, как страдают мои драконы.

Я чувствую себя как чайник, который вот-вот закипит, и я сжимаю губы, чтобы не болтать. Пальцы тянут кулон вдоль цепочки, и я пытаюсь рассеять, стеснение в груди, глубоко дыша.

— Продолжай говорить, Эл, — мягко говорит Кейден, осторожно проводя рукой по моей спине.

— Мне не следовало бы так много говорить. Я должна быть благодарна за ту жизнь, которая у меня есть.

— Не говори мне эту чушь. — Мои глаза вспыхивают, когда я встречаю его сердитый взгляд. — Не принижай все, что ты вытерпела, ради восприятия себя, в которое кто-то заставил тебя поверить, что ты должна быть такой.

Я сглатываю комок в горле и впиваюсь ногтями в ладони, кивая, когда его рука снова гладит мой позвоночник.

— Мне всегда говорили, что я больше никогда не увижу своих драконов, и от меня ожидали, что я приму это. Но я никогда не могла, и сегодняшняя встреча с ними разорвала рану, которая так и не зажила. — Я вытираю чертовы слезы со щек и продолжаю. — Я притворяюсь, что ничего не боюсь, но я в ужасе. Я не могу снова подвести своих драконов. Я сражалась с Аллиардом, когда он забрал меня из Имирата, чтобы я могла вернуться к ним. Мне было десять лет, и мне было все равно, что возвращение означает наказание или смерть, потому что мои драконы всегда были для меня всем. Они часть меня, и я скучаю по ним… так сильно, — выдавливаю я.

Я никогда не могла поговорить с Аллиардом о моих драконах без того, чтобы он не напомнил мне, что они убили его сестру. Ни с Финнианом без того, чтобы он не перечислил причины, по которым это невозможно, не из злобы, а из страха за меня.

Кейден притягивает меня ближе, кладет мои ноги себе на бедра и прижимает мою голову к своему подбородку. Сначала он напряжен, как будто понятия не имеет, что делает, и двигается, не обдумав это, но, в конце концов, расслабляется. Его пальцы перебирают мои волосы, а мой разум и тело настолько истощены, что я даже не пытаюсь бороться с комфортом. Он теплый на фоне ночи и устойчивый, как раз то, что мне сейчас нужно.

— Мне…

— Перестань извиняться. — Он снова проводит пальцами по моим волосам. — Каждая слеза, падающая с твоих глаз, это еще один умирающий враг.

— Я не хочу, чтобы ты думал, что человек, с которым ты связался, нестабилен.

— Тебе нечего мне доказывать. Я искал тебя. — Когда я отрываю голову от его груди, его взгляд направлен на Имират. — Ты свирепая и решительная. Ты храбрая, стойкая и смертоносная. Ты выживаешь, видела худшие стороны человеческой натуры, и все же каким-то образом никогда не забывала, как далеко может зайти один акт доброты. Ты также милая и мягкая, хотя и пытаешься это скрыть. — Я притворяюсь, что смотрю на него, хотя его слова вызывают новую волну эмоций, и его напряженность дает трещину, когда он усмехается над выражением моего лица. — Иногда выживание, это бремя. Я знаю, что значит жить с чувством вины, как оно тебя разъедает.

— Я не думала, что ты уделяешь мне столько внимания.

— Почему ты думаешь, что я когда-либо отводил взгляд?

Мое сердце замирает в груди.

— Есть ли кто-нибудь, к кому я могу тебе помочь вернуться?

Он бросает взгляд обратно на лес, и его глаза становятся далекими и стеклянными.

— Ты поможешь мне выиграть эту чертову войну, как только мы освободим твоих драконов. Это все, чего я жажду.

— Мы сделаем это. — Я киваю, не в силах оторвать взгляд от его профиля. — Что Гаррик сделал с тобой?

Горестная улыбка кривит его губы, и он откидывается на дерево, его горький смех возносится к луне. Несколько секунд пролетают и превращаются в минуты. Как раз когда я придумываю, что сказать, чтобы разрядить обстановку между нами, он смягчается и заявляет без всяких эмоций:

— Мою мать казнили по его приказу.

Мой взгляд скользит по шраму на его лице и следам от плети, выглядывающим из-под его кожи. Следы тяжелой жизни.

— Сколько тебе было лет?

— Одиннадцать.

Я беру его руку в свою, и он смотрит на нее, как будто утешение озадачивает его.

— Поможет ли тебе поговорить об этом?

— Единственное, что мне помогает, это выход на поле боя, — говорит он.

— Ну, я здесь, если ты передумаешь.

Он снова смотрит на меня, и я чувствую, что если бы я была кем-то другим, он бы набросился на меня. Его глаза горят гневом, но он не направлен на меня, и это меня не пугает. Он смягчается, кивает. Даже если он никогда не примет мое предложение, я никогда не пожалею, что протянула руку дружбы тому, кто, кажется, понимает одиночество и безнадежность так же, как я. Возможно, мы едины не только в нашей способности к гневу и мастерстве владения клинками, хотя осознание этого не приносит мне никакого чувства утешения.

— Расскажи мне что-нибудь, что делает тебя счастливым, — говорю я. Я не хочу, чтобы он затерялся в прошлом, которое явно болезненно.

— Счастливым? — произнесенное им слово наполнено отвращением.

— Боги, я знаю, что ты сварливый, но это уже слишком.

— Большинство людей бесконечно раздражают. — Он бросает веточку в огонь и вздыхает, понимая, что я не смягчусь. — Деньги, виски, драки.

Я хихикаю, и его взгляд устремляется на меня, гнев медленно угасает.

— Я люблю читать. Я воровал книги, когда жил на улице, но до этого я перечитывал одни и те же, пока рос, потому что это было все, что у нас было в доме. Слова давали убежище.

Я его прекрасно понимаю.

— Могу ли я одолжить твою любимую книгу?

Он кивает, и его губы кривятся.

— Боюсь, ты будешь разочарована отсутствием страстной романтики.

— Боги! — Я закрываю лицо руками. — Финниан сказал тебе?

— Ты не единственный, кто любит шпионить, дорогая.

— Я должна была убедиться, что ты не убийца, раз уж мы живем вместе, — фыркнула я. Он медленно моргает и указывает на свое оружие. — Для меня ты убийца.

— И ты сделала какие-нибудь выводы из моей мыльницы и белья?

— Ты приятно пахнешь и очень чистенький. — Я ухмыляюсь и подпираю подбородок кулаками. Он разражается смехом, и я не могу не присоединиться к нему.

— Мне нравится твоя улыбка… твой смех тоже. Ты не даешь мне ни того, ни другого легко. — Он проводит рукой по своим растрепанным волосам, и волны падают обратно туда, откуда он их откинул со лба. Они еще больше завились во влажном воздухе. — Признайся, Эл.

— Выпечка. — Я подталкиваю камень ботинком. — Когда я делаю что-то руками, это успокаивает мой разум. Я люблю плавать летом и загорать на камнях.

Он касается моей ноги своей.

— Мука на щеках и кровь под ногтями, умилительный образ.

Я толкаю его руку, и он качается в сторону, посмеиваясь, потирая плечо, когда он выпрямляется. Я хмурю брови.

— Я тебя ранила?

— Нет. — Он опускает руку. — Я сломал плечо, когда был мальчишкой, и оно до сих пор иногда болит, когда я его перегружаю. Не смотри на меня так. Я понесу тебя в любой чертов день, это заключенный меня ранил. — Я заправляю волосы за уши и становлюсь перед ним на колени. — Что ты делаешь?

— Я целитель. Я могу попытаться облегчить боль.

Он ловит мои запястья, прежде чем я успеваю прикоснуться к нему, и я понимаю, насколько близко наши лица. То, как тусклый свет огня превращает его глаза в раскинувшиеся весенние луга. То, как его волосы выглядят неумолимо черными. Щетина на его челюсти, которая каким-то образом растет вокруг его шрама. И, наконец… Я замечаю его губы, на создание которых боги, должно быть, потратили дополнительное время.

О губах мне думать не следует.

Губы, о которых я не могу вспомнить.

— Тебе следует пойти спать, — говорит он хриплым голосом, поднимая мои глаза к его жгучему взгляду. Он смотрит на меня так, будто хотел бы знать, как отвести взгляд, но остается застывшим во времени. Мое сердце колотится в груди, а мои пальцы зудят от желания прикоснуться к нему так, как я знаю, что не могу.

Я не могу. Я не могу. Я не могу.

Но чем дольше я смотрю на него, тем слабее становится голос в моей голове.

— Я не устала, — шепчу я.

— Эл. — Его горло дергается, а руки сжимают мои запястья. — Мне нужно, чтобы ты от меня ушла.

— Почему?

— Потому что я не уйду от тебя, и мне нужно, чтобы ты была сильнее меня.

То, как его слова заставляют мою кровь бежать, неправильно. Я не могу чувствовать эти вещи. Он мой союзник. Он не может быть чем-то большим.

Я высвобождаю свои запястья из его хватки и встаю. Я могу сделать это для него после того, что он сделал для меня сегодня. Одеяло согрелось у огня, и я лежу на спине, чтобы посмотреть на звезды. Мои веки тяжелеют от сегодняшних событий, но прежде чем сон затягивает меня, я шепчу:

— Спасибо.

— За что?

— Ты единственный человек, достаточно храбрый, чтобы помочь мне освободить моих драконов. — Я знаю, что он делает это не по доброте душевной. В нашем соглашении есть условия. Но его храбрость все равно что-то значит.

Он пожимает плечами.

— Достижение невозможного даст мне повод позлорадствовать, когда я окажусь в аду.

К тому времени, как мы возвращаемся в замок, я практически тащусь по ступенькам. Все, чего я хочу, это горячая ванна и еда после нескольких часов езды под дождем. Когда я открываю дверь в наши покои, я сталкиваюсь лицом к лицу с Финнианом, Райдером и Саскией, развалившимися на диванах в гостиной. Карты разложены на столе, словно они ждали довольно долго.

О, боже милостивый.

Кейден обхватывает мои плечи сзади и сжимает.

— Ты должен быть на границе.

— Я закончил задание пораньше, поэтому вернулся, чтобы отдать тебе отчет, но обнаружил, что тебя здесь нет, — отвечает Райдер, бросая на стол еще одну карту.

— Приношу свои извинения за ту печаль, которую, должно быть, тебе причинил, — отвечает Кейден.

— Как дела у ассасина, Элоин? — спрашивает Финниан.

— Отлично! — Мой голос громче обычного.

Он ухмыляется.

— Отлично?

— Судя по твоей улыбке, он, должно быть, был очень обаятельным покойником, — говорит Саския.

— Кто-нибудь голоден? Я голодна, — говорю я, направляясь в сторону своей комнаты.

— Если вы двое хотите провести время вместе, вам не нужно лгать, — говорит Райдер, и я спотыкаюсь о собственные ноги, останавливаясь на спинке дивана.

Финниан смеется, выкладывая на стол еще одну карту.

— Мы все знали, что это должно было произойти, в конце концов.

— Прошу прощения?

Кейден смотрит на бутылку виски, которую Райдер, должно быть, взял из своего запаса.

— Как мило с вашей стороны, что вы все так терпимы к тому, как мы решаем проводить свое время.

— А где именно вы проводили время? — спрашивает Саския. — Вы оба исчезли еще до того, как мы это осознали.

— Мы поехали на побережье, — говорю я. Мы же не можем лгать и говорить, что были в городе.

— Побережье? — Саския изогнула идеально вылепленную бровь, и я почувствовала, что сказала что-то не то. — Интересно. — Ее взгляд метался между Кейденом и мной, но Райдер и Финниан были слишком поглощены своей игрой, чтобы замечать происходящее. — Мы поужинаем после того, как ты примешь ванну, и обсудим встречи по договору.