Кая. Полукровка

Глава 15

Хотя вечером я была уверена, что ни за что не усну в эту ночь, слёзы в достаточной мере вымотали меня. Сны были беспокойные и сменяли друг друга: то кошмар о том, как Гард падает с обрыва, а я не успеваю протянуть ему руку, то нежные, будто мы просыпаемся утром в маленьком домике на берегу моря – и всё уже давно позади. Проснулась рано, и совершенно разбитая. Хельг, словно чуткая мать, открыл глаза, стоило мне только приподняться на локтях.

– Доброе утро, – пробормотал он, закрывая томные со сна глаза.

– Хельг, – я потеребила его за плечо. – Как думаешь, границы уже открыли?

– Понятия не имею, – гладир повернулся на спину и потянулся. – Хочешь, сходи да проверь.

– Хорошо.

Внутри словно горел огонь, заставляющий действовать, слабая надежда, что, может быть, казнили не Гарда. И хотя шансы были не велики, эта мысль придавала сил. Постаравшись как можно тише обуться, я проскользнула по коридору и уже собралась было толкнуть дверь, как услышала тихий голос из гостиной.

– Мы должны быть сильными, дорогая.

– Говорят, там миллионы жертв.

– Какие миллионы, у нас столько ищеек во всей стране не наберётся.

– И всё равно много!

Голос сорвался в тихие всхлипывания.

Я медленно прошла в зал, и, под напряжённым взглядом хозяйки, присела рядом. У неё на коленях плакала девушка.

– Что случилось? – едва слышно спросила я. Только что сама так же лила слёзы на коленях Хельга, но теперь, наблюдая за болью другого человека, окрепла, и желание страдать улетучилось само собой.

– Война случилась, деточка, – ответила госпожа Гайя.

– Его уби-или-и-и! – взвыла девушка.

– Это ещё неизвестно. Мы должны быть сильными. И ждать, – хозяйка тяжело вздохнула и пояснила: – Жена моего старшего сына. Вчера его перебросили на фронт, и вот несколько часов назад пришло известие о первых сражениях. Ходят слухи, что погибли многие. Тише, девочка моя, тише. Ты должна быть сильной. Ради Локи.

– Если я не переживу этого, вы воспитаете Локи? – спросила зарёванная гладирка.

– Не говори глупостей, ты со всем справишься. Мы со всем справимся.

– Простите, – я подняла глаза на госпожу Гайю. – Мне бы свежим воздухом подышать, не позволите?

– Конечно, ступай. Дом выпустит тебя.

Девушка разразилась новыми рыданиями, и я тихо, словно боясь испугать её ещё больше, вышла из гостиной. Дверь и в самом деле сама выпустила меня. Стоило только подойти поближе, как ветви крепких лиан, обхватившие с одной стороны дверь, а с другой – стену, разомкнулись и разошли в разные стороны, позволив мне выскользнуть на улицу.

Погода стояла чудесная. Солнце не успело взойти, но уже было светло, и, несмотря на ночную прохладу, воздух оказался тёплым. Оглядевшись и определив направление, я пошла в сторону врат. А перед глазами стояли слёзы незнакомой девушки. Отчего-то на душе было гадко, словно в смерти её мужа моя вина. Но ведь он, возможно, ещё не умер? Известия о смерти не было. А если умер? Нет, причём тут я, это ведь Рю занимается военными действиями, так что и смерти на его совести!

«Мой долг – провернуть всё с минимумом жертв. Все попытки вести переговоры и добиться освобождения наших людей мирным путём провалились. Мы для Прокурора – низшие существа, не достойные ни слова, ни взгляда. Остаётся избавиться от него самого и посадить на Трон Торуса кого-то более подходящего на роль головы, – говорил Рю во время нашего последнего разговора. – И самое безболезненное – предложить гладирам нового, легитимного правителя. Они наверняка и сами уже устали от царящей в стране атмосферы страха. Поэтому нам нужна ты. Кроме тебя нет никого.»

Безболезненно. С минимумом жертв.

Если бы я согласилась сразу, муж той несчастной девушки остался бы в живых?

Возможно.

Так кто, в конце концов, виноват?

***

Кони в Садах Торуса встречались редко, а кони с экраном – никогда. Даже несмотря на то, что Гарду довелось поездить на лошади в детстве, сейчас ему приходилось туго. Медики то и дело приносили ему препараты то для снятия боли, то для придания бодрости, пока один из конюхов короля помогал гладиру обучиться верховой езде. В перерывах он заучивал цветовой алфавит и тренировался в использовании связного браслета. Тогда ему приносили эликсиры для стимуляции работы мозга. Все эти препараты были экспериментальными, и никто достоверно не знал, какой вред они могут нанести организму. Зато все медики, как один, твердили, что, когда действие закончится, бедняга рухнет без сил. Но ни Гард, ни его величество не обращали на эти предупреждения никакого внимания. По большому счёту переживала одна только Мика, которая отходила от гладира только если того требовала служба.

– Пленные утверждают, что Прокурор всё ещё не покидал Сердца, – сказал Рю вечером следующего дня. – Надо торопиться, пока ничего не изменилось.

Гард плотнее закутался в тёплый плед. Как минимум один побочный эффект от препаратов он заметил: постоянный озноб.

– Откуда мы знаем, что меня не убьют на месте? – спросил он.

– Вышел приказ. Теперь всех предателей к нему на допрос, а после всех на костёр. Никаких проволочек. Скорее всего ситуация в Суровом Лесу его так зацепила.

Агата шмыгнула раскрасневшимся носом и быстро утёрла проступившие слёзы.

– Ты чего? – Гард придвинулся к ней и попытался заглянуть в лицо. Та отвернулась. Тогда гладир поднял глаза на его величество. – Что с ней?

– С ней жизнь, – тяжело вздохнул Рю. – Мы не только захватили пленных, но и потеряли своих людей.

– Майк не вернулся, – надрывающимся голосом выговорила Агата.

– Говорят, хороший был медик. Занимался лечением Каи...

Все скорбно замолчали. Агата ещё пару раз шмыгнула, и король ободряюще потрепал её по плечу:

– Но думать-то сейчас надо о живых. Оплакивать потом будем. Гардо, ты готов выступать?

Гладир с сомнением покачал головой:

– До Сердца довольно далеко. Но, надеюсь, на эликсирах протяну.

– Главное подобраться ближе к Прокурору. И как можно быстрее. Кае осталось дня три пути, если ничто не изменится, ты должен успеть. Агата. Распорядись, чтобы ему дали что-нибудь для сна. Максимально быстрого и крепкого. Выходим за час до рассвета.

Гарду Майк не нравился. Наглый, высокомерный и самовлюблённый медик. Но сейчас всё неуловимо изменилось. Они будто в одно мгновение – то самое, когда Майк попал в руки гладиров – стали одной крови. Не в прямом, конечно, смысле. Но им грозила одна опасность, и Гард не мог припоминать грехи несчастного врача. Вместо этого он едва сдерживался, чтобы случайно не загнать лошадь раньше времени.

Скачка заняла у него почти сутки. Если бы не эликсиры, гладир даже в лучшие свои дни не выдержал бы такого темпа, а уж с ранами – и подавно. Но коню явно было хуже. Они останавливались всё чаще и стояли всё дольше. Бедному животному требовался сон, но Гард не мог предоставить ему такой возможности. Разве что короткую передышку.

Именно здесь, в нескольких часах пути до Сердца, его и настигли ищейки. Видать, совсем мало их осталось в Садах, что Гард успел зайти так далеко, и сейчас он был рад им, как никогда прежде. Не оказав никакого сопротивления, он сделал вид, что поддался на ментальное воздействие и смирно побрёл вслед за стражами порядка, чтобы к вечеру предстать перед судом. Справедливым и, конечно, доблестным.

***

Прокурор был стар. Если бы в своё время у него появились дети, а у тех – свои дети, то и они бы уже рожали собственных детей. Но у него не было никого. Кроме матери.

– Он говорит, я не должен его казнить, мам, – прохрипел Прокурор и закашлялся. Болезнь никак не отступала. – Говорит, знает всё о передвижении вражеских войск. Я проверял, он не врёт. Думаешь, помиловать? Сослать его в пещеры?

Старушка ничего не сказала в ответ. Она сидела в кресле-качалке и пустым взором изучала листву дерева над головой.

– Ты снова улыбаешься, – заметил Прокурор. – Я рад.

– Не так, – прошепелявила женщина сморщенными губами, и сын её встрепенулся, придвинулся ближе.

– Что? Ты что-то говоришь?!

– Не надо...

– Не надо миловать?

– Расщепление... опасно... обвал... скучала.

Прокурор поджал губы, и лицо его ожесточилось.

– Ей становится лучше, – произнесла подошедшая со спины пожилая женщина. – Она снова говорит.

– Не говори ерунды, Марта. Это снова демоны захватили её сознание.

– Больше не считаешь, что это дело рук человеческих?

Марта прошла к бездумно улыбающейся старушки и, поставив на траву поднос с тарелкой жидкой каши, повязала ей на шею фартук.

– Ещё как считаю. Они и наслали на неё демона.

– К тебе там главнокомандующий пришёл, просит аудиенции.

– Что там у него?

– Новая стычка, на этот раз под Разливом.

– Мы были к ней готовы.

Марта коснулась кончиком пальца губ старушки, и следующим движением вложила ей в рот ложку с кашей. Та послушно проглотила, не жуя.

– Да, я слышала про твоего осведомителя. Подумать только, последний сын рода Ума!.. Когда-то они пользовались большим уважением.

– Прогнили корни – увяли и листья, – произнёс Прокурор, наблюдая за кормлением матери.

– Среди пленных есть врач, – сказала Марта и бросила цепкий взгляд на мужчину.

– Человеческий врач, – тот пожевал губами. – Думаешь, человеческий врач сможет изгнать демона?

– Если не врач, то только ведьма.

– Это всё бесполезно. Пробовали уже и ведьм, и врачей.

– Он не просто врач, – Марта улыбнулась и отправила в рот старушке ещё одну ложку каши. – Он маг.

– Уже интереснее, – задумчиво протянул Прокурор. – Что ж, пойду узнаю, с чем они ко мне пожаловали.

Кряхтя и прихрамывая, он покинул сад.

– Скорректируйте координаты, – пробормотала мать, и Марта, вздрогнув от неожиданности, укоризненно покачала головой.

***

– Мы уже близко! – задорно крикнул Хельг.

– Откуда в тебе столько энергии, – простонала я в ответ, с трудом взбираясь по крутому холму. – У меня уже ноги отваливаются.

Гладир зацепился руками за торчащее дерево, подтянувшись, залез на огромный камень, после чего дождался меня и помог подняться.

– Мы почти на вершине. Сократили полдня пути, не меньше. Сейчас спустимся, внизу будет усадьба моего старого друга, там и передохнём.

– У тебя здесь ещё остались друзья? – удивилась я.

– Кроме него – никого. Удивительно, что его до сих пор ищейки не повязали.

– Везёт кому-то.

Последние слова я с трудом выдавила из себя, повиснув на очередном дереве. С помощью Хельга я всё-таки залезла на вершину, откуда открылся широкий панорамный вид.

– Э-э, – я осмотрела округу, потом обернулась к гладиру, который теперь сам пытался подняться. – Ты уверен, что именно здесь жил твой друг?

– Абсолютно, – он наконец забрался и, утирая пот, выпрямился рядом со мной. Его лицо медленно вытянулось. – Глад Великий...

– Кажется, ищейки всё-таки добрались до него.

Не отвечая, Хельг бросился по холму вниз. Второй склон был пологим, и на нём почти не росли деревья, поэтому спуск был лёгким. А внизу, в долине, раскинулись следы огромного пожарища. Чуть в стороне от выжженной земли виднелся крошечный круглый домик, сделанный, как и все остальные дома в Садах, из растущих деревьев. Но, в отличие от уже виденных мной строений, этот домик состоял не из широких массивных стволов с густой листвой, а из тонкого кустарника. Возле него бегали полуголые босые малыши, догоняя друг друга и задорно смеясь. Их было трое: старшей на вид не больше шести, а младшему – от силы три.

– Осторожно, Роки! – раздался женский голос из-за домика. Услышав его, Хельг ускорил шаг.

Тут малыши заметили нас и бросились к дому, словно испугались. Впрочем, почему «словно»? Нормальная реакция детей на быстро приближающихся незнакомцев.

– Нона? – позвал Хельг, когда до домика было уже несколько шагов. – Это ты?

Из-за строения показалась женщина, немногим старше меня. Увидев Хельга, она сначала нахмурилась, всматриваясь в его лицо, а потом резко вдохнула и прикрыла лицо руками. В следующее мгновение она бросилась к гладиру.

– Неужели глаза не обманывают меня? – спросила она, взяв его за плечи и внимательно осматривая с ног до головы. Дети недоумённо жались к стене домика. – Как же ты вырос, Хельг! Не узнать...

Он обнял девушку, и лицо его обрело непривычное выражение. Смесь любви и боли, радости и горя. Дети начали перепихиваться и о чём-то шептаться.

– Вы траву не заказывали? – проникновенно спросил гладир.

– Угодник багряный, – кивнула Нона, смахивая блеснувшие на глазах слёзы. – Зачем ты вернулся?

– Должен завершить начатое.

Девушка покачала головой и снова прильнула к Хельгу.

– Упрямый, как всегда.

Я наконец отдышалась после внеплановой пробежки и решилась подойти к гладирам:

– Простите, что здесь произошло?

Нона испуганно оглянулась на меня, потом обратилась к моему попутчику:

– Кто это? Она с тобой?

Хельг усмехнулся. Выпустив девушку из рук, он подошёл ко мне, шепнул: «Сними иллюзию», – подозвал Нону ближе, и продемонстрировал ей моё клеймо. И снова вздох удивления.

– П-простите, – она сделала шаг назад и склонила передо мной голову. – Я не знала, честное слово! Ох, Глад Великий, так это о вас писала госпожа Тише! Вы... вы... Простите, как ваше имя? Ох, я должна всем рассказать! Наши готовы выступить за вас в любой момент, только скажите!

Я растерялась и обернулась на Хельга, который поправлял мой воротник, пряча клеймо обратно. Тот пожал плечами, дескать, разбирайтесь сами, ваше высочество. Смущённо повела плечами:

– Мне не совсем понятно, о чём вы говорите, если честно...

– Да как же! – воскликнула Нона и тут же понизила голос до шёпота: – О свержении.

Она испуганно оглянулась, словно кто-то может подслушивать за спиной. Но там были только дети, бурно что-то обсуждавшие между собой.

– Мы и сами хотели уже выдвинуться к Садам, но не успели...

Хельг напрягся.

– Кстати, где Гром? Я его уже лет двенадцать не видел.

Нона тяжело вздохнула:

– Пройдёмте в дом. Дети! Соберите плодов!

– Каких, ма? – откликнулась старшая девчушка.

– Любых. Тех, что легче дадутся.

Малыши бодро кивнули и побежали к пробегающей неподалёку реке.

Внутри дома, которому больше подошло бы слово «хижина», было до крайности аскетично. По большому счёту, внутри вообще ничего не было, кроме куч сухих листьев, накрытых старыми тряпками – так, видимо, устроили временные постели. Хельг бросил на них короткий напряжённый взгляд, но промолчал, позволив хозяйке говорить самой.

– Это всё письма от госпожи Тише. Мы так обрадовались новостям, что впервые забыли сжечь. А тут, как назло, досмотр.

– Вы всё ещё на контроле?

Нона развела руками.

– Они знают о нашей связи, так что сам понимаешь...

– Простите, – снова вклинилась я в разговор. – Можно мне... прилечь? Сил нет совсем, честное слово.

– Конечно! – воскликнула Нона и быстро расправила одну из лежанок. Хельг со вздохом вытащил из своей сумки небольшую склянку с зеленоватой жидкостью и протянул её мне.

– Выпей. Быстрее придёшь в себя.

Я недоверчиво осмотрела баночку, больше всего напоминающую пробирку, наподобие тех, в которых сама варила зелья, и, сорвав пробку, принюхалась. Пахло цветами сирени и аммиаком.

– Это что ещё за жижа?

– Да не бойся, – подбодрил Хельг. – Подарок от нашей химической лаборатории. Хотя на пустой желудок я бы этого пить не стал.

Подумав, я заткнула флакон пробкой, отложила его в сторону и растянулась на лежанке. Утомлённые мышцы сладко застонали.

– Они пришли на досмотр, – продолжила Нона, когда каждый нашёл себе место по душе. – Обычное дело, мы давно привыкли. Но в этот раз всё пошло не так. Если бы только они пришли на день раньше! Ищейки заподозрили неладное сразу, ощутив наше эмоциональное состояние. И досматривали внимательнее, чем обычно. А тут письмо! Которое не сожгли сразу.

– Почему не сожгли? У вас же это должно быть привычкой уже!

– Так и есть, просто такие новости... Мы стали их обсуждать – и позабыли о нём.

Хельг потёр лоб.

– Они забрали Грома? Когда?

– Вчера. Меня не тронули – пожалели детей, но в наказание... вот.

Нона кивнула в сторону пожарища, которое виднелось сквозь неплотную листву стен.

– Приговор уже вынесли?

– Последние дни всем предателям приговор один, – глухо ответила девушка и опустила глаза. Хельг скрипнул зубами. – Простите. Я пойду посмотрю, как дети. Они... не знают. Не говорите им, хорошо?

Дождавшись наших кивков, она вышла на улицу. Сквозь ветки куста было видно, как она, быстро удаляясь, то и дело подносить ладони к лицу. Хельг цыкнул зубом, яростным жестом сорвал с уха экран и тоже вылез из хижины.

– Эй! – крикнула я, подбирая брошенный экран. – Ты что делаешь?!

Пришлось вставать и выходить следом. Гладир никуда не ушёл, он стоял возле крошечного домика и внимательно всматривался в землю возле него.

– Хельг? Без экрана ходить не безопасно!

– Знаю, – протянул он и стал большими шагами мерить пространство вокруг. – Но иначе не получится...

Он остановился возле хижины, присел на корточки, отыскал взглядом какую-то травинку и, глубоко вдохнув, прикрыл глаза.

Сначала ничего не происходило. Я даже подошла и села рядом, всматриваясь в ту травинку, которую он перед этим со всех сторон осмотрел. И когда уже чуть не начала трясти его за плечо, травинка вдруг зашевелилась и начала расти, на глазах превращаясь в тонкое изящное деревце. Хельг открыл глаза и молча наблюдал за ростом незнакомого мне растения. Спустя несколько минут оно раскинуло ветви и вытянулось высотой в два моих роста. Внешне оно напоминало распушившийся хвост кота: настолько пушистое и вытянутое.

– Нона – моя сестра, – сказал Хельг, снимая с одной из ветвей молодого дерева крошечный сморщенный плод. – Не совсем родная... Это её и спасло. Ни клейма, ни семьи. Содержалась в нашем доме как помощница по хозяйству, всем говорили, что мать её когда-то работала на нас, но погибла во время урагана.

– А на самом деле?

Хельг палкой раскопал ямку, бросил туда плод и снова сосредоточил на нём своё сознание. Если уж кого-то и называть колдунами, то именно гладиров: разве же это не чудо?

– На самом деле она от предыдущей жены отца, – ответил он. – Так сложилось, погибла в родах... Здесь с медициной куда хуже, чем в вашем королевстве.

– Получается она законная дочь, – заметила я. – Отчего же не клеймили?

– Скажем так, они не успели узаконить свои отношения. А значит, по закону она не принадлежит к нашему роду.

Я озадаченно уставилась на растущее дерево. Интересно, а мои родители успели узаконить свои отношения? Если у меня на шее есть клеймо, то по всему выходит, что да. Но как, если они встречались тайком от правительства?

– Но ведь ты говорил, твою старшую сестру казнили, – вспомнила я.

– Та была от первой жены, – Хельг грустно улыбнулся и принялся сажать третье дерево. – Родовое проклятье: женщины умирают очень рано.

– Проклятий не существует.

– Как тогда объяснить, что ни одной из жён моего отца не осталось в живых?

– Не повезло... Прости, я не знала. Ты всегда ходишь такой весёлый и беззаботный, что...

Гладир отмахнулся:

– Всё в порядке, я давно научился с этим жить. В этом мире ещё столько неизведанного, потрясающего, что нет ни единой причины застревать в прошлом. Что было – то прошло, и это главное.

Мы стояли рядом, наблюдая за ростом нового саженца, и думали каждый о своём. Улыбка Хельга потеряла оттенок грусти, стала нежной и мечтательной. Наверное, в своих мыслях он был где-то, где всё всегда хорошо. А я возвращалась снова и снова к его словам.

«Что было – то прошло, и это главное.»

Жаль, никто не сказал мне этого раньше. Действительно, какая разница, что там было в прошлом, сегодня новый день, новые возможности и...

Но в этом дне уже не будет Гарда. Опустила глаза и тихо проговорила:

– Наверное, я так не смогу. Ведь без покинувших нас людей жизнь станет совсем другой.

– Это так, – кивнул Хельг, протягивая мне сморщенный плод. – В том случае, если вместо того, чтобы творить свою жизнь, ты позволяешь ей просто случаться. Если люди, которые окружали, – создавали твою судьбу. Держи.

Я послушно взяла твёрдый шарик, который оказался тяжелее, чем выглядел.

– Это семя может вырасти само, но ему потребуется много времени. Годы, десятилетия. У нас их нет, наша жизнь коротка. Поэтому мы не будем ждать, а приложим к семени свою волю. Попробуй. Закрой глаза, представь яркое-яркое солнце, проливные дожди, смену времён года, одно за другим. Только без снега, эти мониарии не переносят холода. Почувствуй рост, изменение, возрастающую внутри силу. И передай её семени.

Спохватившись, я вынула из уха серьгу и сунула её в карман. Без контакта с кожей экран не действует, что было одновременно удобно и проблемно: слишком мало возможностей активировать его с одной стороны, а с другой – легко отключить, не убирая далеко.

Присев, я кинула плод в подготовленную Хельгом ямку, присыпала его, зажмурилась и, влекомая голосом Хельга, погрузилась в мир собственной фантазии.

– Представь, словно ты – маленькая девочка, тебе всего три, и мама носит тебя на руках. Это лето, яркое, солнечное, полное радости...

Вместе мы шли из года в год, и с каждым новым витком я почти физически ощущала, как расту и взрослею. Смотрела на осыпающиеся листья, на голые зимние деревья, и на их возрождение. Наблюдала, как меняются соседские девчонки. Как Дин становится всё выше и сильнее.

– А теперь, – проникновенно закончил Хельг, – открой глаза и вдохни это всё в семя.

Я послушалась. Ему не нужно было подробно объяснять, как именно передавать семени свои чувства: переполнившая меня изнутри сила сама рвалась наружу. Семя не умело мыслить. У него не было сознания в привычном нам понимании, но оно умело чувствовать.

Чувствовать солнце. Воду. Силу. Рост.

И прямо на глазах, в течение считанных минут, оно превратилось в дерево. Не такое высокое, как соседние, и чуть менее пушистое, но цвет его был даже зеленее, листья крупнее, ствол крепче.

– Очень здорово для первого раза, – заметил Хельг.

Но я не восприняла его слов. Чувство силы всё ещё бурлило внутри, словно поток широкой реки. Мне удалось только выдохнуть:

– Это... невероятно.

– Точно, – улыбнулся гладир. – Сама жизнь. Смерть и потери – её неотъемлемая часть, с этим приходится мириться. Но помимо них есть всё это.

– Хельг, я не понимаю. С такими способностями и с вашими мозгами, вы должны быть лучшими в медицине! У вас должны быть невероятные технологии и уровень жизни, и...

Я замолчала, не зная, как точнее выразить свою мысль.

– Это наш дар и проклятье. Взгляни вокруг, что ты видишь? Леса, реки, сады, в которых деревья аж гнутся под весом огромных спелых плодов. Чтобы построить дом, нужно всего лишь несколько дней вот так взращивать деревья, создавая любую форму, какую только душа пожелает. Здесь не бывает холодов. А чтобы заставить человека поступать, как нужно тебе, нет необходимости брать оружие. Достаточно обладать более сильной ментальностью и подавить его волю. Для любого прогресса требуется нужда. Нет проблемы – нет и решения.

Закончив, он сосредоточился на очередном ростке, и какое-то время мы молчали.

– Но ради чего тогда жить? – спросила я, собравшись с мыслями.

– У всех по-разному. Из-за всего этого у гладиров очень сильно чувство собственного предназначения. Своего места в этом мире. Помнишь своих бабушек? Я пытался объяснить, почему они так ни разу и не встретились.

– Потому что каждая из них находилась на своём месте, – припомнила я.

– Именно. Когда все на своих местах, то и жизнь в стране ладится. Но стоит кому-то занять чужое – и всё рушится. Так произошло с Прокурором.

Хельг отошёл на несколько шагов назад и критически оглядел строящуюся стену. Ветви деревьев уже начали переплетаться, образуя преграду для ветра и дождя, чтобы совсем скоро стать большим и уютным жилищем.

– Что-то Нона задержалась. Посмотришь, чем они там занимаются? А я пока, – он присел и вставил перепачканную палку в землю, – ещё здесь поработаю. На десяток таких молодцов сил должно хватить.

Семейство Ноны я застала весело хлюпающимся в воде. Вернее, это дети залезли в речку по пояс и теперь плескались, визжа и бегая друг от друга. Мать же сидела на большом валуне и чистила крупные жёлтые фрукты от толстой, но эластичной кожуры, складывая их возле себя на большой, сложенный на манер миски, лист.

– Хельг вас потерял, – сказала я, с любопытством ощупывая самодельную миску. Лист, который на вид казался самым обычным, хоть и крупным, на деле оказался твёрдым и прочным. Очередное чудо ментального воздействия на растения. – И взялся дом строить посреди выжженного поля.

– Похоже на него, – улыбнулась Нона и, сложив остатки фруктов в импровизированную корзину, поднялась на ноги. – Дети! А ну вылезайте быстро! Обедать идём!

Подул ветерок, тёплый, нежный, и я невольно улыбнулась, наблюдая за мокрыми малышами. Солнце стояло высоко, и приятно пригревало. Птицы в кронах деревьев так и заливались пением. Словно не было никакой войны.

Тут Нона вздрогнула и резко обернулась. Её лицо стало серьёзным и напряжённым, видимо, какой-то звук коснулся чуткого гладирского уха.

– Что это, ма? – спросила старшая.

Я прислушалась. Действительно, со стороны хижины донеслось ржание коней.

– Подождите здесь, – сказала Нона. – Лия, поиграй с братьями, и не выходите из-за перелеска. Пойду посмотрю, что там.

Меня охватило смутное беспокойство. Последние дни ничто не идёт по плану, и мысленно приходилось каждый раз готовиться к самому худшему.

– Я с вами.

Перебежками мы добрались до ближайшего к пожарищу куста и, затаившись за ним, прислушались. На дороге, которая тянулась вдоль бывшей усадьбы, стояли несколько коней, а на них верхом – гладиры в ярко красных рубахах.

– Хельг рода Росса, – произнёс один из них, судя по высокой шляпе – самый важный. – Вы арестованы по обвинению в предательстве родины и приговорены к сожжению на костре.

Мои глаза невольно расширились. Какого чёрта?! Как они здесь оказались? Откуда они знают, что это он?!

– Соседи, – прошептала Нона, напряжённо хмурясь. – Узнали таки.

– Я никого не видела в округе.

– У них вон заборчик низенький, видите? У них там как раз беседка стоит.

Только теперь я заметила, что куст вишни, который совсем никак не привлекал к себе внимание, обладал довольно специфичной формой и, судя по всему, был не просто кустом. Но и тихим укрытием.

– Да чтоб вас, – прошипела я, выпрямляясь. – Его надо спасать.

– Стойте! – Нона схватила меня за руку. – Вам никак нельзя! Вы – наша последняя надежда! Если вас поймают, это будет конец! Ох, Глад Великий, прошу вас, бегите! Бегите и сделайте то, зачем пришли!

Несколько секунд я смотрела в полные отчаяния глаза гладирки. Вспомнила её мужа, вспомнила Гарда. Бросила взгляд на послушно шагающего за ищейками Хельга с покорённой волей, скрипнула зубами и, вытащив из кармана серьгу быстро вставила её обратно в ухо.

– Пожелайте мне удачи, Нона.

Ну, Прокурор, держись. Я из тебя котлету сделаю!