При виде лавки лекаря у Ники тревожно забилось сердце. Одно дело пойти в поликлинику к хирургу в современном мире и совсем другое — попасть на приём к целителю семнадцатого века, не имевшему ни малейшего понятия об анестезии, дезинфекции и накладывании стерильной повязки.
Лавка была поделена на две половины. В одной лекарь продавал изготовленные снадобья, микстуры и порошки, в другой — вёл приём больных.
В полутёмном помещении пахло горькими травами и кленовым сиропом. На стеллажах во всю стену высились закупоренные пробками бутыли зелёного стекла, колбы с мутным содержимым и глиняные кувшины с привязанными к горлышкам бирками.
Звон дверного колокольчика известил хозяина о приходе посетителей. Однако лекарь на зов не вышел. Из-за дощатой перегородки, дверной проём которой был затянут плотной шторой, нёсся нарастающий сдавленный женский стон.
Отогнув штору, Хенни заглянула в проём и тотчас вернулась к Нике.
— Зуб рвёт, — болезненно поморщилась она и зябко передёрнула плечами.
За перегородкой послышался истеричный вопль больной.
Ника вздрогнула и шагнула к выходу.
Хенни прижала ладонь ко рту и округлила глаза.
— Хозяйка, я вас на улице подожду, — не глядя на неё, опрометью выскочила из лавки.
Девушка вздохнула и села на стоявший у двери стул. Хочешь не хочешь, а прибегнуть к помощи целителя придётся. Пересчитала языком свои зубы; прошлась по пересохшим губам. Понятно, что лекарь пломбу на заболевший зуб не поставит и, в случае чего, лишишься его целиком. Лучше их беречь. Ника берегла: после каждого приёма полоскала рот водой, массировала дёсны пальцем, чистила зубы найденной у Руз палочкой с пучком свиной щетины на конце. Зубным порошком служила тонкомолотая яичная скорлупа с добавлением сухих трав.
Из-за перегородки послышался стон и ласковый старческий голос, уговаривавший больную потерпеть.
Лекарь — приятного вида седовласый старец с аккуратно подстриженными бородой и усами, облачённый в балахон и маленькую круглую шапочку, вывел под руку бледную женщину средних лет в сбившемся чепце и с плотно закрытым перекошенным ртом.
Ника поспешила уступить ей место.
Та, не глядя, села на стул, закатила глаза и жалобно застонала, прижав ко рту платок со следами крови.
Наказав ей молчать, сидеть смирно и дожидаться его, целитель перевёл взор цепких строгих глаз на посетительницу.
У Ники появилось стойкое желание сбежать.
Не успела — от судьбы не уйдёшь.
Старец взял её за руку, погладил вместо приветствия, тепло улыбнулся и указал ей на дверной проём с отдёрнутой шторой:
— Прошу, госпожа, пройти.
За перегородкой оказалась маленькая комната с удобным креслом напротив окна. На широком подоконнике — ступка с перетёртым в пыль порошком, колба с коричневой жидкостью и открытый ларец со снадобьями.
Сняв шарф и подняв волосы, Ника показала лекарю гематому. Предупредив его вопрос, сказала, сколько дней назад упала. Покраснела от волнения, вспотела.
Старец нежно потрогал шишку и кожу вокруг неё, сухой прохладной ладонью коснулся лба девушки, приподнял её подбородок, ощупал шею. Покачал головой:
— Следовало прийти сразу, госпожа.
Ника судорожно вздохнула:
— Собиралась, но… думала, само… рассосётся, — зорко следила за неспешными движениями лекаря.
Когда он снял с полки полупрозрачную выпуклую чашу с жидкостью с угадывающимися на дне паразитами, уточнила:
— Пиявки?
— Больно не будет, — заверил он, всматриваясь в её покрывшееся испариной лицо.
Девушка знала, что процедура не имеет побочных эффектов, безопасная и безболезненная — пиявка впрыскивает в кровь обезболивающее вещество. Чтобы избежать инфекции, ею должны воспользоваться один раз. Смиренно попросила:
— Пожалуйста, поставьте мне ранее не использовавшегося червя. Буду вам очень признательна.
Посмотрела в его блёклые глаза настолько тоскливо-просительно, насколько сумела:
— Для меня это имеет большое значение, — улыбка вышла вымученной и робкой.
Лекарь наклонил голову к плечу:
— Не тревожьтесь, госпожа. Я всё сделаю крайне чисто. Вам не следует беспокоиться.
Он предложил ей опустить голову на положенный на подлокотник кресла валик.
Ника достала из рукава носовой платок и застелила им замусоленную обивку. Прислушивалась к поглаживаниям и невесомым касаниям рук целителя к ране.
Как и ожидала, боли не почувствовала. Ощутила лишь лёгкое жжение в месте ушиба и шум крови в ушах от волнения.
— Успокойтесь и расслабьтесь, — донёсся до неё голос старца. — Подождём, пока пиявки насосутся.
— Сколько штук вы поставили? — забеспокоилась Ника.
— Две. — Услышав звон дверного колокольчика, предупредил: — Я выйду, госпожа. Не вставайте, сидите спокойно.
Девушка положила голову удобнее и закрыла глаза. Прислушалась к себе. Ничего страшного не происходило. Жжение ослабело; в голове приятно зашумело.
Её тронули за плечо.
— Вот и всё, отвалились сами, — услышала сквозь дрёму ласковый голос лекаря.
Сколько прошло времени, Ника сказать затруднялась. Кажется, она задремала. Рядом стояла бледная Хенни и во все глаза смотрела на неё.
Старец смазал ранку чем-то вязким, прохладным, остро пахнувшим.
— Чудесно, — сказал он, довольно потирая ладони. — Пока рана не затянется, немного будет идти кровь. Не пугайтесь, так надо. Придите завтра, я посмотрю, нужно ли повторить лечение.
Пока хозяйка рассчитывалась с лекарем, Хенни держала её под руку.
— Я долго спала? — спросила Ника, выйдя из лавки, вдыхая свежий воздух.
Слегка кружилась голова. Чувствуя, как по шее потекла струйка крови, прижала к ране носовой платок.
— Не так чтобы долго, — ответила служанка. — Лекарь принял двух человек и одного выгнал.
— За что?
Ника ускорила шаг. Казалось, что кровь пошла сильнее; платок стал влажным и липким. Что она станет делать, если кровь будет течь без остановки? Придётся лежать. Кто проследит за выгрузкой и расстановкой мебели?
Хенни с беспокойством поглядывала на хозяйку:
— Тот сказал, что после визита лекаря к его жене, она бросила его и уехала к матери.
— Так ему и надо, — проворчала Ника. — От хорошего мужа жена не уедет. Целитель ни при чём. — Перешла к делу: — Если кровь не перестанет идти, ты сможешь проследить за выгрузкой столов и стульев?
— Вам нехорошо? — всполошилась Хенни, только сейчас заметив руку госпожи на затылке. — Вы бледная.
Ника, наоборот, почувствовала прилив сил, слабость отступила. На одну проблему стало меньше.
— Отлежусь, — заверила она служанку. — Госпоже Маргрит ничего не говори.
Предвкушала, как согласно эскизам встанут на свои места столы, стулья, диваны, барная стойка, стеллаж. В ныне пустующий дверной проём установится половинчатая дверь, на полках появится декоративная керамика, на стенах — картины. Зал кофейни преобразится, дополнится яркими деталями и зелёными растениями, приобретёт завершённость. В кофейне под интригующим названием «Ветер странствий» будут продаваться вкуснейшие напитки и кулинарные изделия. Она станет самым уютным и любимым горожанами уголком в Зволле.
Так хотелось думать.
Так мечталось.
Было приятно. Очень.
Ника млела от близости мужчины. Ласково гладила его красивое лицо, волнистые волосы. Заглядывала в бархатные серые глаза. Коснулась несмелым поцелуем губ — оттолкнёт? Отстраниться не спешила. В робком ожидании смежила веки. Внутри сладко подрагивало. Тело просило ответной ласки.
Мужчина не оттолкнул её, сжал в объятиях. Ответил на поцелуй с жадным нетерпением: горячо, страстно, отчаянно. Скользил ладонями по её напряжённой спине, плечам.
Дивясь своей смелости, Ника тихо застонала, всецело отдаваясь чувствам. Было восхитительно и совсем не страшно.
— Кэптен, — прошептала она, отрываясь от его дерзких губ, вдыхая аромат хвойной свежести, касаясь губами кожи его шеи. — Возьми меня в жёны.
— Ты же знаешь, что это невозможно, — ответил он ей, прерывисто дыша, прижимая её голову к своей груди. — Руз, мы никогда не будем вместе.
— Руз?.. Она не Руз, а Верони-ичка. Изворотливая и лживая с-сука, мля.
Ника вздрогнула от звука вкрадчивого, насмешливого Ромкиного голоса. С отчаянной злостью крикнула:
— Заткнись, гад! Тебя нет! Ты мёртвый!
— Ты тоже, — разразился грубым смехом Грачёв. — Тебя тоже нет.
Ника не видела ни его, ни его лица. Более того, он казался ей бестелесным призраком, просто голосом в необозримом, внезапно став ледяным пространстве. Но казалось, вот-вот Ромка обретёт тело, нагло вмешается, оттолкнёт Нику, ударит. Не сдержалась, закричала:
— Сгинь, нечисть! Это из-за тебя я оказалась здесь! Из-за тебя вынуждена лгать и мучиться! Из-за тебя не могу сказать правду тому, кого люблю!
— Что ж ты такая некультурная, Верони-ичка? — спрашивал Грачёв елейным голосом. — Хочешь вернуться домой? Я помогу тебе… Хочешь?
Ника оглядывалась, шарила руками вокруг себя, искала Адриана и не находила — как в воду канул! Запаниковала, с замирающим сердцем вскрикнула:
— Где ты?!.. Кэптен, ты где?
Ромка громко и хрипло рассмеялся:
— Хочешь вернуться домой, мля?
Перед глазами Ники поплыл багровый туман. Она хватала открытым ртом воздух, давилась им, задыхалась. В ушах затихающим эхом зазвучала знакомая мелодия — Лебединский пел:
— Вот и вся любовь! Талая вода,
Хочешь, я вернусь, но не навсегда.
— Не хочу! — Ника замахала руками, рванулась в сторону и села в постели.
Прижав руки к ходившей ходуном груди, испуганно озиралась по сторонам.
Солнце перевалило далеко за полдень. В приоткрытое окно задувал тёплый ветерок, трепал зелёную шёлковую занавеску. Она касалась раскидистого куста томата, качала его, тревожила. Ему не нравилось — он издавал острый запах зелени и тепла, который удивительным образом успокаивал и приводил в чувство.
Ника поморщилась от вида большого засохшего тёмного пятна на сбившемся полотенце. Нащупала на затылке в волосах сгусток запёкшейся крови.
— Гадство, — выдохнула протяжно, спуская ноги, натыкаясь ступнями на комнатные туфли.
По возвращении от лекаря девушка не стала обедать. Чтобы не столкнуться с госпожой Маргрит, сразу же поднялась в свою комнату, сбросила чёрное платье и легла на ложе. Сменила напитавшийся кровью носовой платок на сложенное вчетверо полотенце. Собиралась полежать немного, отдохнуть, но заснула.
Бросив полотенце в миску с холодной водой, где мок носовой платок, посмотрелась в зеркало.
«Краше в гроб кладут», — пришло на ум нелестное сравнение. На бледном лице выделялись лихорадочно блестевшие глаза с тёмными кругами под ними. Волосы расплелись, растрепались.
Ника коснулась припухших губ, очертила их кончиками пальцев. Поцелуй с Кэптеном… Откровенный, полный жизни и энергии. Взаимный.
От пережитого во сне волнения перехватило дыхание. Вот бы всё было правдой! До того момента, как в их идиллию вторгся Грачёв. Мёртвый, невидимый Грачёв. Мерзкий и страшный со своей правдой — Ника мертва, похоронена, её нет. Её душа замкнута в чужом теле, выход из которого один — смерть.
В глубине дома послышался стук захлопнувшейся двери.
Девушка наспех собрала волосы в пышный хвост, перевязала лентой, надела домашнее платье и вышла в коридор. Гадала, проспала она доставку мебели или успеет сама всё осмотреть и принять?
Войдя в зал кофейни через распахнутую дверь, остановилась.
Новая мебель, правда, не вся, была расставлена согласно её эскизам, оставленным Хенни для приёма заказа. Ощутимо пахло свежим деревом и лаком. В вымытые окна заглядывало солнце.
У окна в VIP-зоне, пока не отделённой от основного зала фальш-перегородкой, за новеньким жемчужно-серебристого цвета с молочным отливом столом, покрытым матовым лаком, сидели госпожа Маргрит и — Ника присмотрелась — сваха?
Женщины беседовали и пили чай. Вернее, чай пила госпожа Сникерс, а мама безотрывно смотрела в окно и протяжно вздыхала.
Сваха поспешно доедала медовик, алчно поглядывая на последний кусок на блюде. Давилась словами, запивая их крупными глотками чая:
— Милая госпожа Маргрит… неразумно заставлять мужчину… ждать… столь долго. Охладеет… отступится. Сожалеть… будете, — отёрла носовым платком вспотевшее лицо.
Её громкий голос вибрировал, дышал недовольством, эхом отскакивал от стен зала, тяжёлыми глыбами падал на мозаичные плиты пола.
Мама опустила глаза на платок в своих пальцах, нервно теребящих тонкое белоснежное кружево. Вскинула покрасневшие глаза на визитёршу:
— Подожду ещё чуток. Вы же знаете, сейчас не самое подходящее время. Мой сын, мой Якоб… — засморкалась в платок.
Ника укоризненно качнула головой: сваха пришла не случайно. Появился мужчина, желающий заполучить в жёны немолодую вдову-аристократку?
Девушка с любопытством присмотрелась к госпоже Маргрит. Разве это невозможно? На каждый товар найдётся свой купец. В скором времени у Руз появится отчим?
Вместо того чтобы незаметно вернуться в коридор и войти в кухню с другой стороны, Ника направилась к женщинам. Нетерпение узнать, кого прочат в мужья маме, пересилило нежелание встречаться с госпожой Сникерс.
— Гаргулья! — раздался со стороны камина скрипучий голос.
Ника едва не споткнулась и резко остановилась.
— Тьфу, зараза! Напугал, — сплюнула она в сторону.
Сосредоточившись на рассматривании установленной барной стойки, высоких стульев и навесных полок, составленных на полу у противоположной стены, она не заметила Жакуя, неподвижно сидевшего на каминной полке. Если бы он промолчал, и девушка не знала, что в доме есть живая птица, то приняла бы его за чучело.
— Дрянь, — тотчас отозвался попугай.
— Съем тебя, — пообещала девушка с угрозой и смачно почмокала. — С перьями и потрохами, — щурясь, с показным наслаждением облизала губы.
— Гарпун тебе в глотку! — крикнул Жакуй басовито, взмахнул крыльями и улетел в кухню через зияющий пустотой проём в стене.
Послышалось дребезжание упавшей то ли миски, то ли кастрюли и яростный возглас Хенни:
— Кыш!.. Ирод в перьях!
Снова загремела посуда.
Ника сочувственно посмотрела в сторону кухни и направилась к женщинам, сидевшим в уединённой зоне у окна.