— Хозяйка, мы закончили, — послышался голос Хенни; закрылась дверь в кухню. — Уж и не знаю, что это значит, но доложу вам, что я не досчиталась четырёх ложек, одного блюдца, двух салфеток и пивной кружки, — служанка появилась в зоне видимости со следовавшей за ней Тёклой.
«С кружкой понятно», — Ника посмотрела на Ван дер Меера. Как выяснилось позже, он пообещал подарить кружку подвыпившему дебоширу, не понявшему условия розыгрыша, только бы тот не устроил скандал и не испортил торжество. А вот остальное…
— Салфетки?.. Ложки? — в один голос переспросили Ника и госпожа Маргрит, а Ван дер Меер коротко вздохнул.
Хенни утвердительно кивнула:
— Блюдце от красивой чашки, — сделала движение пальцами, показывая, что речь идёт о чайной паре с прямоугольным блюдцем с оттиском сухих растений. — Саму чашку не взяли. Видно, не смогли незаметно унести, чтоб их… Блюдце красивое, — вздохнула с огорчением.
— Дети? — предположила Ника. — Случайно взяли.
Госпожа Маргрит иронично вскинула брови:
— Все дети приходили с родителями. Я бы заметила, если бы мой ребёнок невзначай прихватил чужую вещь.
Девушка не знала, что ответить. Неожиданная пропажа привела в недоумение. Если воровство станет регулярным, то в короткий срок от посуды останется пшик.
— Следует подумать, что можно сделать, — мама смотрела то на дочь, то на её компаньона. — Вас тоже это касается — думайте.
— Гуго ушёл? — спросила Ника. Думать сейчас о кражах она была не в состоянии.
— Ушёл, госпожа Руз, — Хенни не спускала глаз с монет на столе. — Я отдала ему ведро с отходами, как вы велели.
Ника потянулась за монетами:
— Ладно, отдадим ему гульден завтра.
Поблагодарив хозяйку за вознаграждение, Тёкла вышла, а Хенни не уходила, мялась.
— Что-то ещё? — Ника подняла на неё глаза.
— Я отобрала кое-что из отходов, хорошее совсем. Позвольте Тёкле забрать. Жалко отдавать свиньям или птице. Уж лучше…
— Да, конечно, — не стала слушать её девушка, догадавшись, для кого предназначены отходы.
То ли господа пришли в кофейню голодными, то ли им нравилась приготовленная еда, что польстило Нике, но отходов осталось мало.
Проводив служанку недовольным взором, госпожа Маргрит подтянула за цепочку шатлен и открыла свою записную книжицу.
— Да, вот ещё, — переворачивала исписанные страницы. — Госпожа Волленвебер спросила, у кого ты купила рукомойник. Она желает заиметь два таких же — для себя и дочери. Я пообещала ей уладить этот вопрос. Также поступили заказы на изготовление двух копилок, двух чайных пар с прямоугольными блюдцами, два блюда с перегородками, постоянно забываю, как ты их называешь, — мама протёрла висок, вопросительно глядя на Нику.
— Менажница, — напомнила та.
— Верно, — улыбнулась женщина. — Ещё один светильник, четыре пивных кружки, две мыльницы и шесть подставок под ложку, — с ожиданием смотрела на дочь.
— Ого! И когда прикажете мне исполнять заказы? Ночью? — у Ники не хватило силы, чтобы возмутиться в полной мере. — К тому же мастер Губерт будет занят исполнением другого заказа, и печь будет занята. — Отмахнулась, зевнув в ладошку: — Думаю, с таким режимом работы я никогда ничего не смогу лепить.
Госпожа Маргрит заёрзала на сиденье диванчика:
— Но как же так, дочь? Я уже пообещала, что ты всё изготовишь, — вертела записную книжицу в пальцах. — Нехорошо выйдет.
— А не нужно было обещать, — язвительно поддела её Ника. — Следовало бы сначала спросить меня.
— А если я найду тебе помощницу уже завтра? — мама приподнялась, сдвинула диванную накладку в сторону и подалась к дочери через столешницу. — К тому же ты можешь снова начать лепить посуду в помещении моего склада. Как прежде, — подчеркнула многозначительно. — С арендатором склада я договорюсь.
— Пожалуй, я пойду, — встал Ван дер Меер. — Кружку мою не разбейте, — отодвинул её на середину стола.
— Ты её не заберёшь? — поднялась Ника.
— Где сейчас, по-твоему, я буду пить пиво? — направился в сторону дворика. — Идём, закроешь калитку. Приятных вам снов, госпожа Маргрит, — отвесил лёгкий поклон хозяйке дома.
С подозрением косясь на выходившую из зала пару, госпожа Маргрит осталась сидеть за столом. Пододвинула к себе тетрадь с записями дочери и принялась их изучать.
¤
Ника и Ван дер Меер вышли на крыльцо.
Безветренная ночь окутала тёплой душистой сыростью. Трава поникла под тяжестью росы. Бледный диск луны притягивал взгляд.
Девушка втянула воздух носом и глубоко вдохнула влажный, напоённый ароматами цветов воздух. Вскинула голову к усыпанному звёздами небу.
— Как же хорошо, — сказала еле слышно, направляясь к калитке.
— Хорошо, — эхом отозвался Адриан, не спуская глаз с компаньонки, следуя за ней.
Она стянула с головы надоевшую чалму, расправила её и накинула шарф на плечи.
— У меня для тебя есть кое-что, — улыбнулся Кэптен, останавливаясь у калитки.
Достал из внутреннего кармана полукафтана лоскуток бархата.
Сердце Ники остановилось. Она боялась думать, что окажется в нём.
— Не хотел отдавать при госпоже Маргрит, — протянул дар компаньонке.
На ладони Ван дер Меера лежали серьги с крупными небесно-голубыми сапфирами-каплями.
— Это же… — у девушки задрожал голос; на глазах выступили слёзы. — Ты не продал их? Почему?
— И не намеревался продавать. Я сразу сказал тебе, чтобы ты оставила их себе. Такие дары не должны покидать семью.
— Иногда обстоятельства вынуждают нас расстаться с фамильными реликвиями.
— Не в этот раз, Руз.
— Спасибо, — опустила в смущении глаза, пряча бархатный лоскуток в кошель, где лежали подаренная госпожой Лейфде подвеска и золотые часы — всё её богатство.
Когда Кэптен тронул её за ладонь и заботливо сжал холодные пальцы, девушка затаила дыхание. По телу прошла огненная волна, разгоняя кровь. Сердце взорвалось бешеным стуком.
Поддавшись порыву, Ника встала на цыпочки, обняла мужчину за шею и прижалась своими губами к его губам — неумело, сильно, со всей страстью.
Вдохнула удивление мужчины.
Услышав его тихий ответный стон, ослабила натиск.
Ван дер Меер привлёк компаньонку к себе, ответил на поцелуй: его мягкие неуверенные губы раскрылись.
Первый поцелуй…
Нечаянный. Тревожный. Приятный. Чарующий.
Первые объятия любимого. Руки на талии… бёдрах.
Ника задохнулась от охватившего её счастья. Мужчина её мечты целует её! Он целовал её не как сестру, и не так, как целуют в знак благодарности. Ослабели колени; сердце от восторга то замирало, то пускалось в пляс; не хватало воздуха. Душа рвалась ввысь. К неизведанному, новому, хорошему.
Ника тысячу раз представляла, каким он станет — её первый поцелуй. Не знала, что можно быть настолько счастливой. Голову кружил смолисто-дымный аромат одежды Кэптена. Сладкая горечь его губ — мягких и податливых — вызывала желание, манила.
Первый поцелуй…
Нежный и ласковый, он отдавался в груди теплом. Обжигал. Возбуждал. Обещал.
Всё решает послевкусие. Всегда. Во всём. Многое зависит от того, что ты почувствуешь после. После первого обмена взглядами, после ни к чему не обязывающего общения, после первой взаимной улыбки, после первого поцелуя, после первой нечаянной ссоры. Именно это «после» является решающим.
Адриан осторожно оборвал поцелуй. Бережно обхватив ладонями лицо Ники, посмотрел в её глаза.
— Руз, с тех пор, как я вернулся…
— Я так и знала.
От низкого, шипящего голоса госпожи Маргрит Ника вздрогнула и отшатнулась от мужчины. Во все глаза смотрела на приближавшуюся к ним женщину с показным спокойствием на лице. Её истинное состояние выдавали глаза кажущиеся в лунном свете чёрными, бездонными.
— Я знала, что так случится, — повторила она. — Не ожидала от тебя подобного, — обратила укоризненный взор к Ван дер Мееру. — Как ты посмел? Ты связан нерасторжимым брачным союзом… Ты… — женщина захлебнулась словами.
Кэптен опустил глаза:
— Простите, госпожа Маргрит. Мне очень нравится Руз. Если бы не моё положение…
— Вспомнил о своём положении? Уходи, — женщина рывком распахнула калитку. — С тобой я поговорю завтра. Разочаровал ты меня, Адриан. Ох, как разочаровал.
Прижав ладонь к губам, застигнутая врасплох, Ника подавлено молчала.
Когда за Кэптеном захлопнулась створка, и заскрипел задвинутый засов, госпожа Маргрит резко повернулась к дочери.
— Не сбежала, негодница? Ждёшь? Шагай в дом, — мотнула головой в сторону крыльца.
Получив толчок в спину, Ника содрогнулась. На губах застыл возглас возмущения. Во взгляде женщины — непроницаемом, бескомпромиссном, карающем — она прочитала приговор себе.
— Не вмешивайтесь в мою жизнь! Я люблю его! — выкрикнула девушка.
— Тише, — поморщилась госпожа Маргрит и небрежно толкнула её в спину, направляя к крыльцу. — Что ты понимаешь в любви?
— Он тоже меня любит.
Если бы не вмешательство госпожи Маргрит, Ника обязательно услышала бы признание Кэптена. Она долго ждала его слов любви — прямых, искренних и пылких. Не теряла надежды, молилась, чтобы расторгли его брак с предавшей его женщиной, и он, наконец, обрёл свободу.
— Любит? — мама рассмеялась, втолкнула дочь в коридор и захлопнула створку.
Пламя горящей на стене свечи взметнулось; зашипел воск.
Госпожа Маргрит закрыла дверь на задвижку и повернулась к Нике:
— Любит? Это ты вцепилась в него, как клещ. Прозрей, наконец.
Ухмылка сошла с её лица; глаза стали колючими и пугающими. Задев краем юбки ведро у скамьи, женщина оттолкнула его ногой. Поморщившись от дребезжащего звука, наступала на дочь:
— Не поняла, глупая? Сегодня Ван дер Ваал выбирал мужа для своей дочери. Дело осталось за малым. Кого выбрал, видела? — наклонила голову, прислушиваясь, что та ответит.
Ника попятилась и покачала головой:
— С ними ушёл Алан Матфейсен.
Мама усмехнулась:
— Сам пошёл или его позвали?.. Молчишь?
— Адриан не свободен.
Госпожа Маргрит растянула губы в плотоядной улыбке:
— Скажу тебе больше, дочь. Госпожа Шрайнемакерс по велению Ван дер Ваала разузнала и передала ему всё о Ван дер Меере, его семье вплоть до пятого колена, недвижимости, состоянии дел, а также о его жене: где она, что с ней. Вдумайся — всё.
Мама не кричала, не бранилась, не топала ногами. Говорила негромко, медленно, впечатывая каждое слово в мозг дочери, словно вкалывая в него шляпные булавки — до невозможного больно и страшно.
Надвигалась на дочь, оттесняя её к лестнице.
Ника пятилась, отрицательно качая головой, отказываясь верить в очевидное, а женщина продолжала сыпать соль на рану:
— Он купит ему свободу взамен на устройство счастия своей единственной дочери. Виллемина красавица, хорошо воспитана, с ней приятно будет проводить долгие зимние вечера. Ван дер Меер не в пример тебе разумный и расчётливый, не откажется от столь щедрого предложения её отца.
— Откажется, — Ника подняла подбородок, без страха глянув в глаза женщине.
Госпожа Маргрит остановилась. Сцепившись взглядом с дочерью, побледнела.
— Он тебя обесчестил? — спросила просевшим голосом.
— Нет, — тихо ответила Ника.
— Скажи мне правду, Руз, не бойся.
— Нет, — смелее ответила девушка.
— Признавайся! — закричала женщина, багровея.
Копившаяся весь день агрессия, ничем и никем не сдерживаемая, обрушилась на Нику потоком раскалённой лавы:
— Признавайся, дрянь!
От удара по лицу девушка не устояла. Шагнув назад, упершись пятками в нижнюю ступеньку, упала спиной на лестницу. Охнула от боли в затылке — перед глазами взмыли огненные вихри.
Госпожа Маргрит била дочь размеренно, хлёстко, прицельно. Каждый удар сопровождала сдавленным вскриком:
— Признавайся, дрянь! Признавайся!
Полулёжа на крутых ступенях, сжавшись, закрыв лицо и голову согнутыми в локтях руками, Ника еле слышно стонала:
— Зачем же… по голове… Не надо… по голове…
Не сопротивлялась, терпела. Пусть женщина выскажется, выместит на дочери зло, выдохнется, успокоится. Ника потерпит.
Пламя свечи металось, вспыхивало, грозясь погаснуть. По стенам и потолку носились чёрные бестелесные ломаные тени.
Схватив дочь за волосы, вынуждая её опустить руки и запрокинуть голову, госпожа Маргрит всмотрелась в её расширенные глаза. Не увидев в них ни слезинки, досадливо поморщилась и с силой дёрнула за волосы:
— Ты забудешь о Ван дер Меере навсегда. Ему незачем приходить в кофейню каждый день. Ему сюда совершенно незачем приходить. Не сделаешь, как я велю, — губы исказил болезненный оскал, — лишу тебя наследства. Поняла?
Ника сглотнула сухим горлом: вот и приговор — окончательный, без права на помилование.
— Лишайте, — прошептала, держась за запястья женщины, ослабляя её хватку.
Глядя в непокорные глаза дочери, с угрозой в голосе госпожа Маргрит продолжила:
— Я отниму у тебя кофейню. Выкуплю долю у Ван дер Меера, а затем выкуплю твою.
— Нечего у вас не выйдет, — проговорила девушка еле слышно.
Или выйдет? Она чего-то не знает? Думалось плохо. Тупая боль сковала движения. От неудобной позы ломило тело.
Женщина наклонилась к Нике:
— Выйдет. Как только Ван дер Меер возьмёт в жёны дочь Ван дер Ваала, ты сама продашь мне кофейню и пожелаешь уехать в Амстердам или Париж. Или я совсем тебя не знаю.
Ника вздрогнула.
— У вас ничего не получится. Адриан любит меня, — упрямо повторила она.
— Может, и любит, — устало согласилась госпожа Маргрит, отпуская волосы дочери, кладя ей руку на голову. — Твой отец тоже любил другую, а в жёны взял меня. Тоже был, как Ван дер Меер, гордый, упрямый, непреклонный.
— Отец изменял вам, — Ника пригнулась в ожидании очередного всплеска ярости женщины.
— Изменял ей со мной, — усмехнулась мама победно. — Супружеские обязанности исполнял исправно, — заключила сухо. — Вернёшь подвеску старухе и отвадишь мальчишку от моего дома. Поиграла в добрую сестру, потешила народ и хватит.
Погладила Нику по голове:
— Вставай и иди спать. Застынешь.
— Дэниэл мой брат, — возразила девушка, не спеша расслабиться.
— Бастард, — выплюнула женщина, поправляя сбившийся парик. — Где подвеска? Дай мне. Сама верну старухе.
Ника не двигалась.
— Молчишь?.. Купили тебя? Мою дочь, потомственную Ван дер Зи купила ведьма Лейфде?! Где подвеска, дрянь ты этакая!
У госпожи Маргрит лопнуло терпение. Она снова накинулась на дочь. Выворачивала ей руки в попытке отнять кошель, била куда ни попадя.
Ника согнулась, зажмурилась от боли. Со всей силы прижимала кожаный кошель на поясе, чувствуя, что слабеет.
Ей было больно и холодно сидеть на ступенях, встать с которых не хватало сил. Голова странным образом опустела, будто в ней образовался вакуум, потяжелела, налилась свинцом. Как сквозь вату до неё долетали обрывки слов:
— Дрянь… будешь знать… изувечу… похороню…
— Госпожа Маргрит, вы убьёте её! — вторгся в сознание Ники крик Хенни.
Навалившись на спину госпожи, служанка схватила её за руки.
— Уйди, — крикнула женщина, вырываясь, подаваясь к дочери.
— Убьёте!
От страшного слова в голове Ники щёлкнуло. Сопротивляясь насилию, тело напряглось. Упёршись ладонями в ступени, девушка рывком распрямила согнутые в коленях ноги.
От удара в живот госпожа Маргрит налетела спиной на Хенни, и они вместе упали на пол.
Загремели сорвавшиеся с перевернувшейся скамьи вёдра. Вспыхнула и погасла свеча.
Ника оглохла и ослепла.
Некоторое время она боялась пошевелиться. Широко открытыми глазами всматривалась в кромешную тьму; вслушивалась в стон и хриплый голос Хенни.
— Госпожа Маргрит… госпожа Маргрит, вы лежите на мне, — плаксиво ныла служанка. — Вконец меня зашибли.
Послышались возня, кряхтение; откатилось задетое ведро.
— Госпожа Маргрит, — позвала Хенни.
Ника вертела головой, таращилась в непроницаемую темноту, тщетно силясь различить хоть что-то.
— Что там? — спросила глухо, вытягивая шею, холодея от плохого предчувствия.
— Не дышит, — нервно икнула Хенни. — Хозяйка убились. Преставились.