Прекрасный яд

Глава 9 Кейн

— Каллахан!

Голос тренера прерывает всю суматоху.

Как обычно, Джуд только что прижал Прайса к борту и уехал с шайбой, как будто это совершенно нормально.

Тренер Слейтер — ветеран игры, родился и вырос в этом городе и является гордым выпускником непревзойденной хоккейной программы Университета Грейстоун.

Он высокий, худощавый, с залысинами и пивным животом. Хотя он строг, его понимание командной гармонии и стиля исполнения на высшем уровне. Он известен тем, что подталкивает игроков к преодолению границ, которые они считают непреодолимыми.

Но только не Джуда.

У этого ублюдка нет границ.

Вместо того, чтобы помочь Прайсу подняться, Джуд злобно смотрит на него за то, что тот осмелился прервать его игру.

Тренер смотрит на него с лавки, его кожа краснеет.

— Я сказал тебе не трогать моих игроков, Каллахан. Прибереги свою разрушительную энергию для других команд.

Джуд пренебрежительно пожимает плечами.

— Я думал, это тренировка, и мы должны играть, как на настоящей игре.

— Ты пропустил часть про минимизацию риска травм?

— Минимизация — это не полное отсутствие.

— Вон со льда. Номер 71, пять минут за задержку соперника.

— Да ладно, здесь не больше двух минут, — спорит с ним Джуд с убийственным выражением лица.

— Вон с моего катка. Сейчас же.

Джуд кривит лицо, направляясь к скамейке штрафников.

Отлично. Теперь мне придется довольствоваться десятью игроками. Иногда Джуд — самый ненадежный человек, которого я когда-либо встречал.

Когда его мозг работает, он творит чудеса. Когда он позволяет своим импульсам взять верх, он ничем не отличается от неукротимого дикого коня.

Я смотрю, как он сидит, похожий на пойманное животное. В последнее время он ведет себя странно. И под странно я имею в виду, что с ним трудно справиться.

Даже мои безупречные навыки сдерживания не помогают.

Такого не было за все время, что я его знаю.

А мы знакомы всю жизнь.

— Готов быть похороненным подо льдом, Девенпорт? — спрашивает Престон, капитан и лидер команды Б, перед началом игры в зоне атаки. — Без правого нападающего твоя команда бесполезна.

Я не спускаю глаз с шайбы.

Престон может быть мастером в том, чтобы давить на слабые места, но это только потому, что он считает своей миссией использовать слабости своих противников. Он эксперт в изучении человеческой натуры и подборе точных слов, которые выведут соперника из себя. Его сбивали с ног и бросали на землю больше раз, чем я могу сосчитать, но он часто выходит из этого с улыбкой, слегка провокационной, в то время как Джуд впадает в ярость и начинает драку.

Так было с тех пор, как нас отправили в интернат. Кто-то издевался над Престоном, потому что он был худощавым и слабым, а Джуд их всех уничтожал. Иногда с моей помощью.

Я же предпочитал превращать их жизнь в ад, не пошевелив и пальцем.

Когда мы выросли, Престон избавился от своей детской слабости, но не от враждебного поведения.

Оно стало в десять раз хуже.

Жаль его, правда. У меня нет слабостей, которыми он мог бы воспользоваться, поэтому его методы на меня не действуют. Его слова — просто белый шум.

Я отбираю шайбу и сравниваю счет. Тренер кричит указания защитникам Престона, звуча так, будто хочет их задушить.

Несмотря на все мои попытки минимизировать ущерб, сильная игра команды Б дает им преимущество, от которого я не могу избавиться. К тому времени, когда Джуд возвращается, нам с трудом удается удержать ничью.

Он играет как сукин сын и едва не получает еще один штраф за безрассудную игру.

В конце концов мы выигрываем, но тренер читает нам лекцию о том, что мы должны быть ответственными на льду, прежде чем отпускает нас в душ.

— У меня есть идея, как решить проблему с Каллаханом, — шепчет мне Престон, когда я выхожу из душа, обернувшись полотенцем, и направляюсь к шкафчикам.

Престон уже закончил принимать душ, переоделся в джинсы, белую футболку и бомбер «Гадюк» и сейчас причесывает свои золотистые волосы назад гребнем. Каждая прядь лежит идеально.

Я открываю шкафчик, бросаю полотенце, надеваю боксеры и спортивные штаны.

— Мы не можем сломать ему ноги.

— Но это избавит нас от его идиотизма.

— Нет, — все еще не глядя на него, я роюсь в сумке в поисках толстовки, а затем натягиваю ее через голову.

Престон прислоняется спиной к шкафчику рядом с моим, его взгляд становится ледяным, и его легкое настроение меняется так быстро, как будто его и не было. Он — типичный пример АСРЛ[3]. У него диагностировали^{1} социопатию, биполярное расстройство и целый ряд других психических проблем. Ходят слухи, что он убил свою мать. Этот факт никто, кроме него самого, не может ни подтвердить, ни опровергнуть.

Престон имеет репутацию принца на белом коне. Сердцеед с золотистыми волосами и ярко-зелеными глазами. Он любит девушек и трахает все, что носит юбку и готово подавиться его членом.

Но Престон, как и все мы, мастер в поддержании имиджа. Возможно, среди нас он в этом лучший. Потому что за личностью сердцееда скрывается монстр, который любит смотреть, как страдают другие. Хотя он редко позволяет себе поддаваться насилию, его возбуждает вид крови и пустых глаз.

Всякий раз, когда у нас были задания устранить потенциальных врагов «Венкора», я убивал их с помощью глушителя. Джуд обычно забивал их до смерти, что было грязно и не к месту. Престон же старался растянуть процесс на как можно дольше. С помощью ножа.

Он также очень презирает тех, кто разрушает его планы и надежды, и становится чертовски сумасшедшим, когда дела идут не так, как ему хочется. Он не импульсивен, как Джуд, но он смертельно опасен.

Я чувствую тонкое изменение в его тоне, даже когда он улыбается.

— Я не позволю этому куску дерьма саботировать мою игру против «Стантовских Волков», так что если ты не сделаешь с ним что-нибудь, это сделаю я.

— Нашу игру.

— Что?

— Это не твоя игра против «Волков». Это наша игра. И можешь не мечтать о победе без Каллахана. Он не зря считается самым сильным правым нападающим в лиге.

— Ты обо мне говоришь? — Джуд выходит из душа без полотенца, демонстрируя свои шрамы и многочисленные татуировки.

Ему никогда не было важно, что о нем думают другие или как на него смотрят члены другой команды. Он просто носит свое кровавое прошлое как знак отличия.

В этом и заключается разница между Джудом и мной. Он демонстрирует все, что с ним произошло. А я — нет.

— Армстронг предложил сломать тебе ноги, чтобы ты не испортил наши предстоящие игры, особенно матч против «Волков».

Я с силой захлопываю шкафчик. Пора на мою обычную утреннюю пробежку перед первым уроком.

— Я выбью тебе зубы, — Джуд встает перед Престоном.

Тот смеется и похлопывает его по плечу.

— Шучу. Просто шучу, здоровяк.

— Ага. Тронь меня, и твоя жизнь оборвется в какой-нибудь ужасной аварии.

— Да ну? — Престон широко улыбается. — Хочешь поспорить на следующую игру?

— Никаких споров, — я смотрю на Джуда. — Либо ты разберешься с тем, что творится у тебя в голове, либо я позабочусь о том, чтобы тебя отстранили от всех игр.

Он злобно смотрит на меня, сжимая челюсти, но я ухожу, не давая ему возможности ответить.

Может, мы и выросли вместе, но это не значит, что между нами не бывает стычек.

Особенно между Джудом и Престоном. В одну минуту они защищают друг друга, а в следующую — готовы убить.

Поскольку наши семьи являются основателями города, наши роды часто сражаются за господство.

Нас учили не доверять друг другу и что война — это вопрос времени, а не возможности. Сейчас мы равны, но кто знает, что будет в будущем?

Кто знает, не будем ли мы сражаться друг против друга за власть?

Хотя мы и не можем нанести серьезный ущерб друг другу, не после того, как заключили договор, когда нас отправили в эту кошмарную школу-интернат.

Мы трое против всего мира, а не наоборот.

Но сейчас это не моя проблема.

Моя задача — победить. Сохранить команду в целости и сохранности и контролировать гребаного Джуда и тикающую бомбу в виде Престона.

Я верю, что он достаточно умен, чтобы не вляпаться в неприятности, но почему-то мне кажется, что он в какой-то момент по полной облажается.

И мне придется за ним убирать. Как обычно.

Я всегда был рациональным, спокойным, надежным Кейном. Ничто не может вывести меня из себя или пошатнуть мои убеждения.

Мой отец позаботился об этом.

Теперь я всего лишь оружие в руках его и организации. По крайней мере, так он думает.

Пока что.

Престон догоняет меня, ударяется плечом о мое сзади, затем наклоняет голову и шепчет:

— А давай его отравим?

— Нет.

— Только на время.

— Нет.

— Выслушай меня. Ты знаешь о новом препарате, который разрабатывает его семья? Он был бы идеальным подопытным кроликом.

— Нет.

— Ладно. Тогда давай похитим его и выбросим на каком-нибудь острове.

— Нет.

— Запрем его?

— Он просто разгромит все и сбежит.

— Это правда. Хм. А как насчет… — он отбрасывает эту мысль и толкает меня локтем.

Я поднимаю голову и замираю, левый указательный палец дергается на бедре.

У стены у входа в арену в крошечных шортах и огромной толстовке стоит заноза в моей, блять, заднице.

— Ну, привет-привет, — Престон скользит к ней, демонстрируя свою очаровательную улыбку. — Даллас, верно.

— Далия, — отвечает она, не отрывая взгляда от моего лица.

Далия Торн среднего роста, с естественно загорелой кожей и каре-зелеными глазами, которые в тусклом свете кажутся скорее коричневато-желтыми, чем зелеными. Ее каштановые волосы собраны в хвост, подчеркивая высокие скулы и круглое лицо.

Шорты обтягивают ее кожу, подчеркивая изгибы тела.

Изгибы, которые я не могу выбросить из головы с той ночи, когда три дня назад я пометил ее и объявил своей.

С тех пор она появляется на моих утренних тренировках, как чертов паразит.

Всегда.

В одно и то же время.

С тем же решительным выражением лица.

После психических и физических пыток я думал, что она будет немного разбита и утомлена. Более того, я думал, что она бросит все и сбежит. Я даже сделал бы исключение и позволил ей уйти.

Но нет, она носит это выражение лица как знак отличия.

И она постоянно пишет мне сообщения.

Далия: И что теперь?

Далия: Эй?

Далия: Неужели у тебя положительный результат на ЗППП? Не хочу тебя расстраивать, но я же говорила.

Далия: Это была шутка. Я тебе ничем не заразила.

Далия: Эм, тебе нужно поработать над своими коммуникативными навыками.

Далия: О боже. Спасибо за коробку шоколадных конфет после такого грубого секса. Ой, постой, это же не ты ее прислал. А говорят, что романтики в наше время не существует.

Далия: Все это какая-то фигня. Что будет после посвящения? Есть какие-то секретные собрания, о которых я должна знать?

Далия: Ладно, ладно. Буду и дальше восхищаться твоими потрясающими навыками общения.

Я проигнорировал всю ее болтовню, но это не помешало ей появиться лично.

Как неизлечимая мигрень.

— Даллас. Далия. И там, и там есть буква «Д», — Престон ухмыляется. — Кстати, о членах, у Кейна не такой уж и впечатляющий член. Хочешь рассмотреть вариант получше? Гарантирую тебе полное удовлетворение.

— Я подумаю, — говорит она с фальшивой улыбкой, не отрывая взгляда от меня.

— Думай быстрее. Места ограничены.

— Может, когда-нибудь.

— Ты не пожалеешь. Пять из пяти.

— Я бы не была так в этом уверена.

— Ай. Ты ударила меня прямо по больному, — он кладет руку на грудь и притворяется, что ему больно. — Теперь я должен защитить неприкосновенную честь своего члена. Как насчет сегодня вечером?

Я спокойно прохожу между ними и бегом ухожу от арены в сторону Холма.

— Подожди! — ее голос доносится до меня, прежде чем я чувствую ее отчаянные шаги, следующие за мной.

Я ускоряюсь, пока деревья не начинают размываться в периферийном зрении.

— Кейн! — кричит она, задыхаясь. — Сбавь скорость, черт возьми.

Я поворачиваюсь и начинаю бежать. Она с трудом поспевает за мной, ее конечности дрожат, а лицо краснее осенних листьев, разбросанных по земле.

— И зачем мне это делать?

Она тяжело дышит, но не останавливается.

— Потому что я так рано проснулась, чтобы поговорить с тобой?

— Не моя проблема.

— А я думала, что твоя, раз я на твоем попечении и все такое.

— Под надзором.

— Что?

— Под моим надзором, а не на попечении.

Она замедляет бег и наклоняется, положив руки на колени, но, видя, что я все еще бегу назад по холму, стонет и ускоряется.

— Ладно, что я должна делать под твоим надзором?

— Ничего. Для начала исчезни.

— Что, черт возьми, значит «ничего»? Разве не ты должен учить меня работать в «Венкоре»?

Я резко останавливаюсь, и она сталкивается со мной, ударяясь головой о мою грудь.

— Ай, — она стонет от боли, и ее прерывистое дыхание заполняет тишину леса.

Ее мягкие изгибы облегают мои твердые мышцы, и я вспоминаю, как ее киска растягивалось, чтобы принять меня, сжимая и сдавливая мой член…

Нет.

Я не думаю членом. Никогда. Я даже не использую член, чтобы свести счеты, как Престон, или чтобы избавиться от агрессии, как Джуд.

Это всего лишь оружие, используемое для демонстрации силы. Ничего более.

И все же я говорю:

— Если ты так хочешь снова почувствовать мой член, тебе нужно только встать на колени.

Она отскакивает назад, увеличивая расстояние между нами, но не успевает, прежде чем ее пряный аромат жасмина наполняет мои ноздри. Как чертов яд.

В ходе тренировок меня кусали бесчисленные ядовитые змеи, но ни одна из них не оставила такого сильного послевкусия, как ее запах.

Она скрещивает руки, и толстовка натягивается на ее грудь.

— Нет, спасибо. Я не хочу снова проходить через это испытание, трахаясь с тобой.

Мой указательный палец дернулся, но я позволил губам растянуться в улыбке.

— Ты часто кончаешь, когда проходишь испытания, Далия?

Ее губы выдвинулись вперед, и в глазах вспыхнул огонь, потемневший, как судный день. Впечатляет, что ее чувства написаны на лице, но это нормально. Наверное.

— Я притворялась. Знаешь, чтобы пройти испытание.

— Ты можешь симулировать оргазм, да, но ты не можешь симулировать сквирт или то, как твоя киска глотала мой член, душила и сдавливала меня. Признай, ты была разочарована, что я не наполнил твою дырочку своей спермой, да?

Чем дольше я говорю, тем краснее становятся ее щеки и тем больше я хочу подтолкнуть ее и увидеть ее реакцию.

Посмотреть, как далеко я смогу довести ее к краю.

И это не похоже на меня. Совсем не похоже.

Мне плевать на эмоции людей. Я использую их через эти нелогичные, неконтролируемые и разрушительные чувства.

— Ты… ты… — она показывает на меня пальцем.

— Да?

— Ты чертов робот.

— Это должно меня задеть?

Между ее бровями появляется легкая морщинка.

— Ты действительно робот? Может пройдешь проверку капчей?

— Какой капчей?

— Боже мой. Ты действительно робот!

Ее голос.

Он женственный, но не мягкий, и она не говорит тем ласковым, фальшивым тоном, которым пользуются некоторые девушки, чтобы я их трахнул.

Она прямо перед тобой. Или, точнее, передо мной.

Все просто льется из нее, как из чертового фонтана.

И я начинаю презирать ее за то, как свободно она себя ведет — первое, что я заметил в ней, становится раздражающим.

— Возвращайся в университет и перестань за мной следить. Это выглядит жалко.

Я поворачиваюсь, собираясь продолжить бег, но, конечно же, эта чертова заноза, которая нарушила мой покой, выскакивает передо мной.

— Подожди!

— Передумала? Я позволю тебе отсосать мне после следующей игры, если буду в настроении.

— Нет, спасибо, — она сглатывает, пытаясь сдержать румянец или ярость, не могу точно сказать. — Я просто хочу знать, чего от меня ждут. Какой смысл быть членом «Венкора», если я ничего не знаю?

— С тобой свяжутся, если что-то понадобится. А не наоборот.

Она замирает, и я вижу, как ее мозг работает на полную мощность. Мне нравится, что она думает, прежде чем что-то сказать. Время между мыслью и речью может быть длинным, но это хорошая черта.

Так я и понял, что она планирует проникнуть в «Венкор». Я не совсем понимаю, зачем, но именно поэтому я устроил весь этот гребаный спектакль с инициацией.

Лучший способ следить за потенциальной угрозой?

Держать ее под контролем.

Раздавить, если она начнет рыпаться.

Мне не нужно было ее трахать, но это все равно рычаг давления на нее, и она не использовала кодовое слово, а значит игра продолжается.

Все в этой жизни — игра.

Она заправляет несколько прядей за ухо, и я слежу за ее движениями. Как вытягиваются ее тонкие пальцы. Ногти не покрашены и коротко обрезаны, но выглядят элегантно и аккуратно.

Затем она снова заговорила, пытаясь — безуспешно — звучать беспристрастно.

— Как насчет встреч и всего такого?

— Всего такого?

— Ну, знаешь. Все, что происходит на этих встречах.

— Все, что происходит на этих встречах, не для членов на испытательном срока. Если только тебя не пригласит Старший.

— Тогда пригласи меня.

Я подошел к ней, сократив расстояние между нами.

Моя грудь снова наполняется ее ароматом, и я с трудом сдерживаюсь, чтобы не сорвать этот чертов дикий цветок и не раздавить его в крови.

Было время, когда я любил красивые вещи. Теперь я хочу, чтобы все они были разрушены.

Растоптаны.

Превращены в прах.

Далия поднимает взгляд, ее пухлые губы приоткрываются, нижняя немного полнее верхней. Когда я смотрю на нее, из ее слегка приоткрытого рта вырывается прерывистое дыхание, и я замечаю родинку на уголке ее губы, крошечную, едва заметную.

И теперь я смотрю на ее губы.

Я отрываю взгляд от ее глаз, слегка расширенных. Даже ожидающих.

— Что я получу взамен?

— А что ты хочешь? — ее тихий шепот пронзил мой член электрическим разрядом.

Господи, блять.

Вопреки здравому смыслу, я схватил ее за подбородок большим и указательным пальцами, откинув ее голову назад, чтобы заглянуть ей в глаза. Престон всегда говорил, что мои глаза пугают, и я вижу, что она чувствует это, когда я смотрю на нее несколько долгих секунд.

— Если я скажу, что твое тело и душу, ты отдашь их мне?

Ее губы снова приоткрываются, создавая идеальное отверстие, если я захочу засунуть между ними свой член ей в горло, а потом украсить ее лицо своей спермой.

Снова.

— А у меня есть выбор? — ее шепот преследует меня, в нем нет жизни.

И я ненавижу, как постепенно угасает ее огонь.

Как она медленно уходит в себя.

— У тебя всегда есть выбор, Далия. Это слово — «красный». Оно дает тебе выход из всего, кроме «Венкора». Однажды попав туда, ты сможешь выйти только в гробу или если я сочту тебя недостойной.

— Если… — она с трудом сглатывает, ее глаза ищут мои, несмотря на тонкий страх, скрывающийся под их светло-желтым цветом. — Если я отдам себя тебе, ты будешь защищать меня?

— Нет.

Она вздрагивает, ее тело напрягается, и мне, наверное, следует отпустить ее.

Но я не делаю этого.

Даже несмотря на то, что ее тепло смешивается с моим, посылая неправильные сигналы моему члену.

— Почему нет? — спрашивает она.

— Я не привязываюсь к людям, с которыми трахаюсь.

— Я тоже. Так что это выгодно для нас обоих.

— Врешь. Ты пытаешься сгладить ситуацию и притвориться, что то, что произошло в тот день, нормально, но дело в том, что ты лишь притворяешься сильной. Я знаю, что тебе некомфортно. Ты сжимаешь челюсти, твое тело напряжено, и ты всегда одеваешься так, чтобы не привлекать внимания к своему телу. Ты боишься, что я трахну тебя и снова использую. От этой мысли ты дрожишь. А твоя дрожь меня возбуждает, — я поворачиваю ее бледное лицо между пальцами. — Твоя борьба и страдания возбуждают меня. От них у меня встает. Так что, Далия, исчезни с глаз моих, пока я не сломал тебя.

Я чувствую тот самый момент, когда в ней просыпается инстинкт самосохранения.

Как только я отпускаю ее, она отступает назад, и листья хрустят под ее кроссовками. Она спотыкается, не отрывая широко раскрытых глаз от моего лица, а затем поворачивается и бежит обратно.

Далия достаточно умна, чтобы почувствовать опасность. По крайней мере, сейчас.

Она должна была почувствовать ее, прежде чем решить приблизиться к организации.

Или ко мне.

Потому что, хотя я только что отпустил ее, это лишь временная мера, чтобы я мог держать себя в руках.

Это лишь вопрос времени, когда я снова поймаю ее в ловушку.