Прекрасный яд

Глава 19

Кейн

Дыши.

Вдох.

Выдох.

Расслабься.

Прими боль.

Запястья горят от цепей, руки вытянуты над головой, вес тела тянет плечи вниз.

С каждой невольной дрожью, пробегающей по телу, железо впивается в плоть.

Погреб, в котором я свисаю, поглощает меня целиком, холод пронизывает кожу. Каменные стены сырые, пахнут плесенью и тяжелым запахом ржавого металла.

Причина, по которой я здесь — снова — проста.

Сегодня вечером мы проиграли выездную игру.

«Гадюки» потеряли чистую победную серию. Проиграли чертовым «Стантовским Волкам».

Сказать, что боевой дух команды на нуле, было бы преуменьшением.

Это было следствием целого ряда неудачных обстоятельств.

Во-первых, я был не сосредоточен, и хотя мое тело было на льду, мой ум был далеко вне игры.

Безупречная дисциплина, которую я оттачивал более пятнадцати лет, начала давать трещины, и на фундаменте появились небольшие расколы.

Во-вторых, возможно, это было из-за отсутствия моего решительного лидерства, но остальные члены команды тоже запутались и с трудом сдерживали «Волков», особенно их капитана.

Осборн игрался с нашим командным духом и уделял особое внимание Престону, блокируя и даже нападая на него, пока наш левый нападающий не начал задыхаться. Как одержимый, Осборн сделал Престона своей мишенью и безжалостно атаковал его, как будто мой друг был единственным игроком «Гадюк» на льду. И это, оглядываясь назад, заставило Джуда вступать в драки чаще, чем обычно — он всегда очень защищал Престона, с тех пор как мы были детьми.

В-третьих, обычного хладнокровия Престона не было и в помине. Он продержался первый период, но в конце концов поддался стычкам и тому, что Осборн шептал ему каждый раз, когда сбивал с ног. В третьем периоде Престон не выдержал и отправил Осборна в борт, который разлетелся на куски.

Единственной реакцией Осборна был злобный смех.

Это был первый раз, когда Престон сознательно прибег к насилию во время игры. Хотя он не против убийств, он считает, что насилие в хоккее недостойно его, а те, кто полагается на свои мускулы, — просто крестьяне.

Даже в реальной жизни Престон часто делегирует выполнение заданий обширной сети частных телохранителей своей семьи, категорически отказываясь пачкать руки, если задание недостаточно интересное.

Но он совершил элементарную ошибку, которая привела его к пяти минутам на скамейке штрафников, что в значительной степени стало причиной нашего поражения.

Эти пять минут игры в большинстве своем были жестокими, и Осборн не забывал махать Престону каждый раз, когда забивал гол. Болельщики «Стантовских Волков» были в восторге от Осборна, кричали и скандировали его имя, как будто он был их Богом.

Даже после того, как Престон вышел из бокса штрафников, он был практически бесполезен. Осборн уже залез ему в голову, так что мы заведомо проиграли.

Джуд и я держали оборону, поэтому нас не разгромили полностью, но все равно мы проиграли.

Я плохо переношу поражения.

Я не проигрываю. Точка.

Все мое воспитание было направлено на то, чтобы научить меня, что такие люди, как мы, не проигрывают. Мы всегда на стороне победителей.

Каждый раз, черт возьми.

Естественно, мой отец был недоволен и, чтобы выразить свою ярость, запер меня в моем собственном аду.

Темная комната в подвале нашего дома, потому что, да, у Гранта Девенпорта есть камера пыток, где он может учить своего ребенка дисциплине.

Все началось прямо здесь, до того как интернат взял на себя эту традицию. После того как я закончил школу, это место снова стало моей тюремной камерой.

Я подвешен за запястья, закрыв глаза, на мне только джинсы, а пальцы ног едва касаются холодного, сырого пола.

Время от времени потолок надо мной открывается, и на меня льется ледяная вода, чтобы я не заснул.

Пару лет назад я впал в состояние гипотермии[4], но врач Гранта спас меня. Иногда, когда он действительно разочарован во мне, он бьет меня электрошокером так, чтобы причинить боль, но не убить.

Раньше я боялся наказаний. Я напрягал мышцы и сопротивлялся. Но это только продлевало страдания, поэтому я научился терпению.

Дисциплине.

Закалив свой дух, я научился не обращать внимания на то, что он мне делает.

Стихия, тьма, напряжение мышц — все это нормально.

Хотя время, проведенное в этой комнате, невозможно сосчитать, я обычно провожу здесь ночь и меня выпускают утром перед тренировкой или открытым катанием. Грант не может позволить внешнему миру упустить своего золотого мальчика, особенно после того, как я стал звездой хоккея.

Он считает мои победы само собой разумеющимися, а поражения — оскорблением его чести.

Обычно я использую это время, чтобы подумать о следующих шагах, которые мне нужно сделать, чтобы уничтожить его, разрушить его наследие и разбить его жизненные достижения.

Но моя голова занята другими мыслями и постоянно возвращается к тому дню, когда я трахнул Далию как животное и потерял последнюю каплю самоконтроля.

Я хотел трахнуть ее и унизить. Использовать и выбросить, как в первый раз.

Это должно было быть демонстрацией силы, чтобы она поняла, кто здесь главный.

Но она принимала все, что я ей давал, и получала от этого удовольствие. Она стонала. Ее внутреннее животное столкнулось с моим, идеально вписавшись в мои самые извращенные желания.

Даже в самых смелых мечтах я не думал, что встречу кого-то, кто разделяет мою развратную душу.

Поэтому я никогда не показывал эту сторону себя. Даже не думал об этом.

Но с Далией? Это произошло слишком естественно.

Она осмелилась поцеловать меня. Впилась в меня своими маленькими когтями и прижалась ко мне. Даже потребовала этого.

Как будто она имела на это право.

И тогда всякое подобие рациональности разлетелось в прах. Я потерял полтора десятилетия дисциплины за долю секунды.

И вот так я поддался своей инстинктивной первобытной стороне.

Мои губы дрожат, как будто я все еще чувствую ее вкус на языке.

Чертовски раздражает, как такая крошечная женщина с сомнительными намерениями может разрушить мои барьеры и размыть мои стены одним своим существованием.

Нет. Не раздражает.

Это опасно.

И что самое ужасное?

После той встречи она исчезла из моей жизни.

Ну, не совсем, но с тех пор, как я дал ей свою куртку, чтобы она прикрылась, вывел ее из особняка Армстронгов и отвез в общежитие, она меня игнорирует.

Ее сообщения в лучшем случае сухие, и она всегда находит способ меня избегать.

На следующий день я увидел, как она хромает на пути в аудиторию, и, как джентльмен, поинтересовался, все ли с ней в порядке.

Кейн: Ты хромаешь.

Ладно, это не было совсем как «поинтересовался», но она поняла, о чем я. Или нет. Потому что ее ответ был не таким, как я ожидал. Не то чтобы я знал, чего ожидать.

Далия: Спасибо за наблюдательность, Шерлок.

Кейн: Ты поранилась?

Далия: Это ты виноват, козел. Я едва хожу.

Кейн: Было настолько хорошо, да?

Далия: Было НАСТОЛЬКО плохо.

Кейн: Ты кончила трижды, дикий цветок. Не думаю, что все было так плохо. К тому же, ты не использовала стоп-слово.

Она лишь прочитала мое сообщение.

Обычно я бы не обратил на это внимания, но я прищурился и оставил все как есть. На следующий день я снова ей написал.

Кейн: Ты перестала хромать?

Далия: А если нет? Поцелуешь, чтобы прошло?

Кейн: Могу попробовать. Приходи ко мне сегодня вечером.

Далия: Нет, спасибо. Я не в настроении умирать.

Кейн: Я не буду тебя трахать. Не волнуйся.

Далия: Нет. Я на это не куплюсь.

Кейн: Избегать меня — не решение того, что творится в твоей голове.

«Прочитано». Снова.

В этот момент мои брови почти поднялись до линии роста волос, но я дал ей пару дней, чтобы она успокоилась.

В ее жизни, похоже, не произошло ничего нового.

Я знаю это, потому что следил за ней. Она всегда очень занята учебой, студенческими проектами, подработкой и наблюдением за сестрой в конце дня.

Еще у нее есть привычка долго задерживаться в лаборатории.

Кейн: Твоя истерика закончилась?

Далия: Я не устраивала истерику, но если хочешь, я с удовольствием тебе ее организую.

Кейн: Лучше приезжай ко мне.

Далия: Я занята.

Кейн: Не заставляй меня приходить в твое общежитие и терроризировать твою соседку.

Далия: Сюда не пускают посторонних.

Кейн: Мило, что ты думаешь, будто в этом городе есть место, куда я не могу попасть.

Далия: Просто оставь меня в покое, Кейн. Мне сегодня нужно работать допоздна.

Кейн: Тогда брось эту ерунду с минимальной зарплатой. Я устрою тебя в медицинскую команду на оплачиваемую стажировку. С утроенной зарплатой. Можешь начинать через два дня.

Далия: Типичные богачи. Разбрасываются деньгами и надеются, что это решит все проблемы.

Кейн: Я не надеюсь. Я знаю, что они все решат. Кстати, разве ты не хотела работать в медицинской команде?

Далия: Это было до того, как я поняла, что не хочу больше проводить время в твоей компании.

Кейн: Очень смешно. Я все устрою, так что ты будешь выполнять больше наблюдательную и административную работу.

Далия: Почему именно ее?

Кейн: Чтобы ты не прикасалась к другим игрокам. Я исполнил твое желание, так что ты должна меня поблагодарить.

Далия: Спасибо, мой повелитель, но я отказываюсь. Я предпочитаю зарабатывать деньги честным трудом.

Кейн: Я не предлагал тебе воровать. Хватит нести чушь про гордость бедных и упрямство ради упрямства. Если предоставится возможность, не упускай ее. Я думал, ты не хочешь быть аутсайдером, но ты сама выбираешь эту роль.

Далия: Ты закончил читать мне нотации?

Кейн: Черт возьми, ты самое раздражающее существо на планете.

Далия: Спасибо. Ты и сам не лучше.

Кейн: Соглашайся на эту работу, Далия. Твой банковский счет будет тебе благодарен.

Она оставила меня на «прочитано». Снова.

В этот момент я так сильно нахмурился, что Джуд, который переодевался рядом со мной после тренировки, пнул меня по голени.

— Что-то не так?

— Что это значит, когда тебя постоянно оставляют на «прочитано»?

Он замолчал, затем медленно стал надевать толстовку.

— Отсутствие интереса?

— Раньше она писала мне первой.

— Значит, она точно потеряла к тебе интерес.

— Нет, — я хлопнул шкафчиком и ушел.

В любом случае, спрашивать Джуда было бессмысленно. У него никогда не было отношений — он в них не верит — и он грубиян, не ценящий ничего нежного и деликатного. Джуд из тех, кто называет цветы травой, а шоколад — ненужным сахарным развратом.

Престон мог быть более полезным, но у него тоже аллергия на моногамию, да и время было неподходящее, поскольку он был в предвкушении матча с «Волками». И это несмотря на то, что он постоянно предупреждал Джуда и остальных членов команды, чтобы они были в лучшей форме.

Прошло два дня, а я все еще не понимаю, почему она мне не отвечает. Возможно, это повлияло на мою игру сегодня вечером — или вчера. Сейчас, наверное, уже раннее утро.

Шум над моей головой разгоняет мои мысли.

Ледяная вода ударяет по коже, как осколки стекла, проникая в плоть и кости. Я стискиваю зубы, мышцы напрягаются, пытаясь противостоять натиску, но он не утихает, каждая волна холоднее предыдущей, стекает по спине, промокая джинсы, пока от меня не остается лишь замерзшая кожа и стучащие кости.

Пол подо мной скользкий, ледяной холод поднимается с земли, проникает в ноги и доходит до позвоночника. Над головой звенят цепи, а запястья кричат от напряжения.

Я уже не могу понять, где заканчивается вода и начинается боль.

Все, что я слышу, — это равномерные кап, кап, кап, эхо которых разносится в темноте.

Пока мое закаленное тело поглощает шок, мысли о Далии тускнеют до тонкой полоски света в темноте, быстро исчезая под ударами боли.

Однако в этот момент я даю себе обещание.

Это последний раз, когда я позволяю головорезам Гранта похитить меня и запереть в этом месте.

В следующий раз это он будет висеть под потолком.

Как и ожидалось, Грант отпустил меня в пять утра.

Не сам.

Он ясно дал понять это прошлой ночью.

— Мой сын не может быть неудачником, это ясно?

— Да, сэр, — это все, что я сказал, прежде чем он закрыл дверь.

Один из его помощников снимает с меня цепи и бросает меня на землю.

Когда я поднимаюсь по лестнице в главный дом, я вижу, что Самуэль ждет меня с полотенцем, его прямая осанка вот-вот будто сломается.

Он морщинистый старый лысый мужчина, который был нашим дворецким всю мою жизнь. Он почти не разговаривает, но всегда приносит полотенце и готовит мне теплую ванну, чай и еду после пыток.

Он также всегда на всякий случай приглашает врача.

Грант определенно не хочет, чтобы его сын и единственный наследник умер. Не после того, как мой дядя исчез из его жизни и, вероятно, наслаждается лучшими днями со своим юным бойфрендом.

Иногда мне кажется, что изгнание — не такая уж и плохая идея.

Но потом я вспоминаю, что не могу позволить Гранту получить все.

Я не настолько великодушен, как мой дядя.

Я благодарю Самуэля и вхожу в ванну. Тепло пронизывает меня, снимая озноб, но мышцы все еще напряжены. Поэтому я погружаюсь в воду на пару минут, прежде чем вновь вынырнуть.

— Сэр. Ваш телефон, — Самуэль стоит у ванны и протягивает мне телефон.

Но он не уходит.

Я обхватываю устройство синими от воды пальцами.

— Что такое?

— Ваша мать хочет вас видеть.

— Нет. Не подпускай ее ко мне. Я уеду через полчаса.

— Принято к сведению.

Он выходит из ванной, за ним закрывается огромная богато украшенная дверь.

Я прислоняюсь к ванне и включаю телефон.

На экране появляется множество уведомлений, и я уже собирался удалить их все, когда заметил несколько сообщений.

Я выпрямляюсь, вода плещется вокруг меня.

Далия: Я знаю, что вы впервые проиграли в этом сезоне, но ты сделал все, что мог.

Далия: Ты немного помешан на контроле, поэтому, вероятно, воспринимаешь все на свой счет, но не стоит. Если что, это Престон должен чувствовать себя виноватым и умолять о прощении на коленях. Боже, он был просто смешон, особенно в третьем периоде. Какой бесполезный кусок дерьма.

Далия: В любом случае, благодаря тебе «Гадюки» не были разгромлены в пух и прах. Есть в этом и что-то хорошее, правда?

Я откидываю голову назад и смеюсь.

Боже мой, черт возьми.

Не задумываясь, я встаю, вытираюсь и одеваюсь.

Затем я еду в центр города, в больницу Грейстоун, где она проводит большую часть ночей.

Старшая медсестра и персонал кланяются, увидев меня, но я не обращаю на них внимания, поднимаюсь на лифте и иду к палате в конце коридора.

Как и ожидалось, Далия спит в кресле, голова неловко склонилась на кровать рядом с бледной девушкой в коме. Ее ноутбук открыт, а несколько учебников хаотично разбросаны по обе стороны от нее.

Единственный звук, раздающийся в комнате, — это равномерный писк аппаратов.

Я иду к ней, как будто она заманивает меня невидимой веревкой.

Подойдя ближе, я бросаю взгляд на экран ноутбука.

Университетский проект, бесчисленные вкладки, связанные с исследованиями…

Что у нас тут?

Внизу экрана свернута вкладка со статьей о сегодняшней игре. Я нажимаю на нее и увеличиваю.

Сенсационный вечер — «Гадюки» разгромлены «Волками».

Я прокручиваю страницу и обнаруживаю, что у нее есть аккаунт, и ее ник — я не шучу — ColdAsKane. И ее альтер эго уже оставило множество комментариев.

— Да пошел ты. Разгромили. Говоришь как гребаный ребенок, который треплет языком, чтобы привлечь внимание и набрать клики. Никакого разгрома не было, и «Гадюки» бы отлично выстояли, если бы не этот сукин сын Армстронг.

— Сенсационный? Скорее жалкое зрелище. «Волки» не смогли бы «разгромить» никого, если бы не дали судьям на лапу.

— Блять, умоляю. Один матч не определяет весь сезон. Узнайте факты для начала, идиоты.

— Забавно, как одна победа заставила фанатов «Волков» пену пускать изо рта. Отчаяние вам к лицу.

— «Волкам» повезло, но везение не вечно. «Гадюкам» же везет всегда, ублюдки.

А когда фанаты «Волков» вступили с ней в перепалку, она вела себя очень пассивно-агрессивно, обзывая их всеми матами на свете и троллила до посинения.

Господи Иисусе.

Она как самая ядовитая маленькая девчонка в интернете, выражающая нелогичные чувства фанатов по поводу игр. Не думаю, что я когда-либо слышал, чтобы она так ругалась в реальной жизни, но в интернете она мастер.

Это вызывает у меня улыбку. По крайней мере, она перестала интересоваться «Волками» и их ублюдочным капитаном.

Мысль о том, что Осборн дотронулся до нее раньше меня, вызывает у меня желание убить его.

Я закрываю ноутбук и заправляю прядь волос, упавшую ей на лицо, за ухо.

Она тихо стонет и прижимается к моей ладони, уткнувшись щекой, как щенок.

Эта женщина станет моей погибелью.

Она открывает глаза и несколько секунд смотрит на меня в нежном утреннем свете. Карие глаза постепенно превращаются в самые чистые, чарующие зеленые.

Она так чертовски красива, что на нее трудно смотреть, не чувствуя обжигающего жара.

Как будто пробуждаясь от оцепенения, Далия вскакивает и смотрит то на меня, то на свою сестру, застыв в напряжении.

Увидеть, как она в мгновение ока переходит в режим защиты, просто завораживает.

— Что ты здесь делаешь? — спрашивает она четким, жестким голосом.

Черт. Я пришел без раздумий, поэтому не придумал подходящего оправдания.

— Утренняя проверка перед тренировкой.

— У тебя нет личного врача?

— Есть, но мне нужно было пройти тест мышечных тканей на аппарате, который есть только здесь.

Она прищуривается.

— Откуда ты узнал, что я в этой палате?

— Джуд.

— Джуд?

Прости, здоровяк. Я твой должник.

Я указываю за себя на другого безжизненного пациента в палате.

— Это его личный охранник.

— А, ясно, — она хмурится. — Я никогда не видела, чтобы Джуд его навещал.

— Не в твоем присутствии, потому что он не любит, когда его беспокоят. Если не веришь, можешь спросить у него сама.

Она кладет руку на бедро.

— Тогда ты спроси его об этом сейчас. Позвони ему и включи громкую связь.

— Похоже, ты мне не веришь.

— Не верю. Давай.

Черт.

Я достаю телефон и звоню, но Джуд не отвечает.

Отлично.

— Наверное, еще спит, — говорю я, вешая трубку, и быстро отправляю ему сообщение, делая вид, что хмурюсь в телефон.

Кейн: Я в больнице. Лучше поторопись.

Далия все еще прищуривает широко раскрытые глаза, но вздыхает и собирает свои вещи.

— Ты можешь идти. Моя сестра настороженно относится к незнакомцам.

— Уверен, она не сможет сказать ничего против, потому что находится в коме.

Она сердито смотрит на меня.

— Неудачная шутка?

— Просто уходи.

Я сажусь в ее кресло и бросаю беглый взгляд на спящую девушку.

— Сводная сестра?

Она садится на кровать, закрывая мне обзор.

— Почему ты так думаешь?

— Вы не похожи.

— Приемная сестра, — ее голос смягчается, когда она берет сестру за руку. — Она единственный родной мне человек.

— Что случилось? — я притворяюсь заинтересованным.

— Мы не знаем точно, но на нее напали и привезли в больницу в Стантонвилле. С тех пор она в коме.

— Мне очень жаль.

Ее глаза встречаются с моими, блестящие, с неестественным блеском.

— Спасибо, но она выживет. Я знаю это.

Я хочу сказать ей, чтобы она не цеплялась за ложные надежды и ударить ее жестоким фактами о том, что пациенты в коме не могут просто так из нее выйти и ей следует сдаться, но не могу этого сделать.

Обычно мне плевать на чувства других людей.

Но Далия — исключение, и я не могу понять, почему.

Но я все же говорю:

— Если ты хочешь оплатить ее лечение, разве не разумно принять мое предложение?

— Фонд оплачивает ее лечение.

— Тогда ты сможешь получить стажировку с разумным графиком, более высокой зарплатой и достаточным престижем, чтобы добавить ее в свое резюме. Это самое разумное, что ты можешь сделать.

Она отпускает руку сестры и шепотом говорит:

— Ты уверен, что это не ради того, чтобы иметь доступ ко мне в любое время для своих извращенных игр?

Я тяну ее за руку, пока она не прижимается к моей груди, ее лицо в двух сантиметрах от моего.

— Наших извращенных игр, и я могу иметь доступ к тебе, независимо от того, в медицинской ты команде или нет.

Ее дыхание прерывистое, глаза мерцают между темно-зеленым и яростным карим.

Теперь я понимаю, почему она избегала меня.

— Ты боишься, да? — шепчу я ей на ухо.

— Я не боюсь, — она толкает меня в грудь.

— Ты дрожишь, боясь, что тебе это нравится. Ты в ужасе от того, что если я буду преследовать и трахать тебя так грубо, ты снова развалишься на части. Признай, дикий цветок, твое внутреннее животное создано для моего.

— Ты заставил меня это сделать. Я не такая больная, как ты.

— Тогда скажи «красный».

Она сжимает губы.

Я улыбаюсь.

— Ты даже не думала об этом слове, да? Тебе это нравилось слишком сильно, чтобы думать о том, чтобы остановиться. Готов поспорить, ты прикасалась к своей маленькой киске, вспоминая об этом.

— Заткнись.

— Как хочешь.

Я наклоняюсь ближе, сосредоточив внимание на ее губах. Ее прерывистое дыхание скользит по моей коже.

Я даже не люблю целоваться, но с тех пор, как она поцеловала меня, я мечтаю укусить ее губы, вонзиться в них зубами и поглотить ее через них.

— Снимите себе отдельную палату и перестаньте беспокоить пациентов, — рычит Джуд, входя с уродливым выражением лица.

Далия отшатывается, ее лицо бледнеет, и все следы страсти исчезают с ее нежных черт.

Гребаный Джуд сегодня на тренировке получит по заднице.

Мы смотрим, как он ставит корзину с фруктами на столик своего охранника.

Далия выпрямляется и медленно переходит ко второй кровати, как будто хочет защитить другого пациента.

— Ты действительно знаешь Марио?

— А тебе-то что? — он поворачивается к ней и мы обмениваемся взглядами. — Кроме того, вам уже не пора уходить, чтобы я мог спокойно его навестить?

Далия хмурится, но ничего не говорит.

Я встаю и протягиваю ей руку.

— Пойдем, тебе нужно позавтракать.

Она игнорирует меня и целует сестру в лоб.

— Увидимся вечером, Ви.

Когда она выпрямляется, она смотрит на мою руку, замирает, а затем берет ее, как очень хорошая девочка.

Но не мою ладонь.

Далия обхватывает мое запястье обеими ладонями и задирает рукав моей толстовки, обнажая фиолетовые следы от цепи. Ее глаза расширяются, и я мысленно проклинаю себя.

Я так торопился, что забыл обмотать их бинтами.

— Что случилось? — ее голос мягкий, но испуганное выражение ее лица ранит меня сильнее, чем слова.

Я вообще не люблю жалость, но особенно не выношу ее на лице Далии.

— Ничего страшного, — я незаметно вырываю руку и опускаю рукав.

Она открывает рот, чтобы что-то сказать, но я перебиваю ее:

— Пойдем отсюда.

Я мельком смотрю на Джуда, который качает головой.

Далия не сопротивляется, когда я вывожу ее из палаты.

Когда я оглядываюсь, рука Вайолет дергается на простыне.