Прекрасный яд

Глава 23

Далия

Я не была у Кейна уже три дня.

Но это не мешает мне навещать его маму. Она прислала мне СМС и пригласила на чай, и я не смогла отказаться.

В роскошный особняк меня впустил слуга, который лишь поклонился мне и велел следовать за ним.

Я крепче сжимаю в руке цветы, купленные по дороге.

Особняк Девенпортов не уступает по великолепию и роскоши дому Армстронгов. Оба огромны, сияют и пахнут старыми деньгами.

Оба также пропитаны запахом смерти.

С момента, как я вошла, у меня сдавило грудь.

Шаги дворецкого эхом раздаются по мраморному полу в клетку, создавая мягкий, но ровный ритм, прорезающий зловещую тишину. Он движется с точностью, его осанка прямая, а лысая голова отражает тусклый свет, когда мы проходим мимо высоких стен из темного дерева и картин, на которых изображенные существа кажутся готовыми выпрыгнуть и сожрать меня.

Воздух тяжелый, пропитанный чем-то старым, что давит на мою кожу, как предупреждение.

Так вот… где вырос Кейн.

Как он мог дышать в этой угнетающей атмосфере?

Мое сердце колотится в груди, пока я изучаю окружающую обстановку, стены, кажется, сжимаются с каждым моим шагом. Любой уголок этого особняка выглядит нетронутым, застывшим во времени, как будто он существует вне реальности.

И все же…

Каждый его сантиметр — это Кейн. Сдержанные линии, холодное совершенство, все пронизанное чем-то более мрачным под поверхностью.

Неудивительно, что он превратился в неприступную крепость. Он родился в ней.

— Кейн часто бывает здесь? — спрашиваю я у дворецкого.

Он ничего не отвечает, просто скользит впереди с его жесткой осанкой, ведя меня все глубже в недра этого дома, мимо тяжелых дверей и окон, задрапированных бархатом.

Внезапно он останавливается и указывает на стеклянную дверь в темном деревянном обрамлении впереди. За ней я вижу смутные очертания сада.

Он без слов открывает дверь, и меня обволакивает свежий, острый запах земли и воды.

Сад живет своей жизнью, в отличие от особняка — мягкие камелии колышутся на ветру, где-то вдали тихо журчит ручей.

Камни под ногами кажутся твердыми, но каждый мой шаг все глубже погружает меня в мысли о том, каково это было.

Кейн вырос здесь. Он сформировался где-то между холодными стенами дома и спокойствием этого сада.

Я разглядываю силуэт Хелены, стоящей у большого пруда.

На ней мягкое бежевое платье, на плечи накинута шаль, и она кормит крупных карпов.

Я заворожена видом рыб, которые без усилий скользят по воде и открывают рты.

— Далия, — увидев меня, она останавливается, и на ее губах появляется слабая улыбка.

— Здравствуйте, — я протягиваю ей букет цветов, на который потратила целое состояние. — Надеюсь, вам понравится этот небольшой подарок.

— О, как мило, спасибо, — она прижимает цветы к груди и гладит их яркие лепестки. — Не помню, когда в последний раз получала цветы.

Она указывает на стеклянную дверь, и слуга подходит с решительным видом и забирает букет.

— Отнеси его в мою комнату, — говорит Хелена, затем поворачивается ко мне. — Мне нужно покормить этих малышей, прежде чем мы присядем. Надеюсь, ты не против.

— Конечно, нет. Они такие красивые.

— Да, — ее глаза затуманиваются, когда она смотрит на пруд. — Большинство людей не знают, что за этой красотой скрывается невероятная выносливость и сила. Они могут выживать в суровых погодных условиях и плыть против течения. Они дают мне надежду.

Я изучаю ее профиль. Она выглядит полуживой, а голос звучит немного утомленно. Даже безжизненно.

Мое сердце сжимается от боли за нее.

В молодости Хелена, наверное, была очень красивой, но теперь ее щеки впали, и она очень исхудала.

Я пытаюсь ее развеселить.

— У вас есть среди них любимчики?

— Сора, — она указывает на самую большую красную рыбу, которая все время отнимает у других еду. — Я купила его, когда узнала, что беременна Кейном. Все его братья и сестры умерли, но он крепкий, ему уже почти двадцать три года.

— Что значит «Сора»?

— Небо по-японски. Широкое, бескрайнее и всеобъемлющее небо, — ее глаза смягчаются, как будто она смотрит на Кейна.

Теперь она разбивает мне сердце.

И я действительно начинаю ненавидеть Кейна. Разве так сложно проявить хотя бы немного любви к своей одинокой матери?

Некоторые из нас готовы убить, чтобы иметь маму.

— Хочешь покормить их? — она протягивает мне керамическую миску.

— Можно?

— Конечно.

Я беру миску и начинаю бросать в воду гранулы. Сора съедает все, оставляя остальных с открытыми ртами и без корма.

Он точно унаследовал характер Кейна — все или ничего.

Либо так, как хочет он, либо никак.

После той встречи, когда его друг чуть не убил меня, этот мудак Кейн не общался со мной три дня.

Я не шучу. Он не прислал ни одного сообщения и не разговаривал со мной на арене.

Просто потому, что я сказала, что не хочу видеть его лицо три дня. На самом деле я мстила ему за то, что он отказался встречаться, если речь не идет о сексе, но я не думала, что он воспримет это буквально.

Поэтому сегодня утром я отправила ему сообщение:

Далия: Вау. Какие мы мелочные.

Он только его прочитал.

Не буду врать, мне не нравится, когда мои же тактики используют против меня.

Но, в любом случае, кто такой Кейн?

Парень, который не дает мне покоя, и поэтому я поехала домой к его родителям, вот кто.

Мысленно вздохнув, я снова сосредоточилась на Хелене.

— Сора всегда такой жадный?

Она смеется, звук получается легкий.

— Наверное. Он самый старший и верит в иерархию.

— Прямо как Кейн.

Ее улыбка исчезает.

— Нет. Кейн верит в контроль. Прямо как его отец.

Мои пальцы замирают, и Хелена бросает корм, устремив взгляд в глубину темного пруда.

— Я не хочу лезть не в свое дело, и вы не обязаны мне рассказывать, если вам некомфортно, но мне просто интересно… — я сглатываю. — Почему у вас такие натянутые отношения с Кейном?

— Ты видела шрамы на его спине? — спрашивает она, не глядя на меня.

— Да, и недавно я заметила синяки на его запястьях.

Она напрягается, ее лицо становится таким бледным, что я думаю, ей плохо. Но когда она говорит, ее голос напряжен, будто она с трудом сдерживается.

— Его тренировал, а точнее, пытал его отец с шести лет. С детства он подвергался физическим и психическим пыткам, его даже травили ядом. И хотя сейчас он более независим, если он не оправдывает ожиданий Гранта, его жестоко наказывают. Я не смогла его защитить, и он возненавидел меня за это. И он прав.

Я открываю рот, и миска почти выпадает у меня из рук.

— Вы хотите сказать, что эти ужасные шрамы нанес ему отец? Какой отец может так жестоко издеваться над собственным сыном?

— Тот, кто воспитывает наследника, а наследник должен быть машиной, — в ее впалых глазах появляется блеск. — До всего этого Кейн был самым милым мальчиком. Он был добрым и счастливым. Он сочувствовал другим и помогал. Играл с детьми прислуги и дарил им свои любимые игрушки. Он читал мне сказки на ночь, а не наоборот, и любил срывать цветы в саду и дарить их мне.

Пока она говорит, ее улыбка становится шире, но затем исчезает, когда ветер треплет ее волосы.

— Но эти прекрасные черты характера Грант считал слабостью. Он сказал мне, что его сын не станет бесполезным филантропом, и я ничего не могла сделать, чтобы это предотвратить. Если я захочу уйти, то так тому и быть. Но я не ушла и была вынуждена беспомощно наблюдать, как Грант уничтожал душу Кейна и избавлял его ото всех положительных эмоций, пока тот не стал таким же мрачным и бездушным, как и он сам. И ему это удалось. С блеском.

Меня охватывает ярость.

Я даже не знаю, на кого злюсь. На отца Кейна или на этот проклятый мир, в который он родился. Я даже злюсь на Хелену за то, что она не смогла это остановить.

Но в то же время я хочу обнять ее.

Мне кажется, что она тоже жертва, но в другом смысле. Она не ушла, но и не помогла.

— Прости, что нагрузила тебя всем этим, — Хелена берет миску с кормом и ставит ее на полку под беседкой. — Не знаю, почему мне так комфортно с тобой разговаривать. Может, потому что я потеряла сына и пытаюсь сблизиться с его девушкой. Если ты не против пообщаться с пожилой женщиной, конечно.

Я не его девушка. По крайней мере, не в том смысле.

— Вы не пожилая, — говорю я вместо этого. — И я с удовольствием пообщаюсь с вами. Ваш сад прекрасен.

— Это не мой сад. А Гранта. Все здесь принадлежит Гранту. Я всего лишь аксессуар в его блестящей империи.

Она ведет меня к столу под отапливаемой беседкой, где несколько слуг наливают чай. На столе стоит высокая этажерка с закусками и выпечкой.

— Я не знала, что ты любишь, поэтому попросила повара приготовить всего понемногу.

«Понемногу» — это мягко сказано. Она практически вынесла всю кухню на стол, это настоящий европейский полдник.

Я видела такое только в роскошных фильмах.

— Выглядит потрясающе, спасибо, — я сажусь и стараюсь не съесть все, что вижу.

Манеры, Далия. Манеры. Не показывай свою невоспитанность перед богатыми людьми.

Я борюсь с многочисленными вилками и ножами, но Хелена говорит, чтобы я не беспокоилась и ела, как мне удобно.

Она рассказывает мне о самых счастливых годах своей жизни — с момента рождения Кейна — и о самых печальных — после того, как его отец подверг его жесткой дисциплине.

Хелена также рассказывает о том, как дом стал безжизненным после того, как Кейн навсегда уехал несколько лет назад. Хотя он игнорировал ее и холодно с ней обращался, он все же приходил домой, и она видела его каждый день. Теперь, когда он уехал и отказывается поддерживать с ней связь, ее депрессия усугубилась.

Я замечаю, что она почти не ест, и дворецкий приносит ей лекарства. Он прячет от нее этикетку, но она, похоже, не обращает на это внимания.

Прозак.

Если она принимает антидепрессанты и все равно выглядит такой чертовски грустной, то дело серьезное.

Мне кажется, что я использую ее, выпытывая информацию, но ее сын — как чистый лист, он ничего не скажет, что бы я не сделала.

Проглотив самые вкусные маффины, которые я когда-либо пробовала, я говорю:

— Можно вас спросить?

— Конечно. Что угодно.

— В тот день, когда мы впервые встретились, вы сказали, что я должна бежать, пока могу. Что вы имели в виду?

Она подносит к губам разноцветную чашку, затем делает паузу.

— Наверное, я не хотела, чтобы ты закончила как я. У меня нет выхода, и даже если бы мне удалось вырваться из-под влияния Гранта, мне пришлось бы бросить сына и жить в бегах до конца своих дней. Но я понимаю, что была неправа, когда сказала тебе это.

— Почему?

— Кейн смотрит на тебя не так, как Грант смотрит на меня. Для него я всегда была пешкой. Дочь Верховного судью, которая была ему нужна для достижения его целей, а он был мужчиной, за которого я хотела выйти замуж ради статуса. Грант никогда не любил меня, и я никогда не любила его. Наш брак был чисто политическим. У тебя и Кейна все по-другому. Он заботится о тебе.

Я чуть не подавилась чаем и заглушила это смехом.

— Заботится? Уверена, он не знает значения этого слова.

— Может, не осознанно, но заботится, — она вытянула подбородок в сторону. — Иначе он бы не примчался сюда.

Когда я последовала за ее взглядом, мои губы раскрылись.

Кейн шел к стеклянным дверям, его силуэт поглощал горизонт. Он выглядит так элегантно в джинсах, белой рубашке и кожаной куртке.

— Вы ему сказали? — спрашиваю я.

— Наверное, Сэмюэл. Это дворецкий, который привел тебя сюда. Если бы Кейну было все равно, разве он пришел бы, беспокоясь о том, что ты встретишься с Грантом? — спрашивает она мягким голосом. — Хотя он знает, что Грант возвращается домой поздно по будням, Кейн всегда осторожен.

Через несколько мгновений он останавливается у стола и говорит, как робот-солдат:

— Мама.

— Привет, дорогой, — она улыбается и кивает на свободное место за столом. — Присоединишься к нам за чаем?

— Мы уходим, — он хватает меня за локоть.

Я вырываюсь и дергаю его за рукав, натягивая улыбку.

— Конечно, нет. Кейн с удовольствием присоединится к нам, правда ведь?

Он сердито смотрит на меня.

Я смотрю на него в ответ.

— Не нужно себя заставлять, дорогой, — неловко говорит она. — Если у тебя есть дела…

— У него нет дел, — я привстаю и шепчу ему на ухо. — Если ты не сядешь за этот стол, секса не будет целую неделю.

— Тогда я найду тебе замену, — мрачно отвечает он. — Кого-нибудь менее драматичного.

— В таком случае, можешь забыть о том, чтобы когда-либо еще меня трахнуть. О, и я пришлю тебе фотографии последнего члена, на котором буду скакать.

— Осторожнее, — рычит он мне на ухо.

Он хмурит брови, и, судя по тому, как Кейн сгибает руку, я думаю, что он насильно вытащит меня из-за стола, но затем неохотно садится.

Хелена наблюдает за нами, и на ее губах появляется искренняя мягкая улыбка. Она суетится, прося персонал приготовить еще несколько блюд и принести добавки.

— Не нужно, — говорит Кейн тем же бесстрастным тоном. — Мы ненадолго.

— Надолго, — я обнимаю его руку и глажу, невинно улыбаясь. — До вечера.

Его ледяные глаза пронзают меня, полные презрения, но он ничего не говорит.

Он также не отталкивает мою руку — вероятно, потому что мы перед его мамой — поэтому я пользуюсь ситуацией и продолжаю гладить ее.

Может, я слишком зациклилась на его мускулистых бицепсах, а может, я просто скучала по нему.

Но он никогда от меня этого не услышит.

Хелена улыбается, наливая ему чай, к которому он едва прикасается. По натянутым мышцам я вижу, что он напряжен. Он также мало говорит.

Поэтому я заполняю паузу, стараясь не оставлять его маму в неловкости — что ему не составляет труда.

Завлечь его в разговор — нелегкая задача, но, по крайней мере, Хелена кажется менее грустной, и ее улыбки более естественные.

Она спрашивает об университете и тренировках, на что Кейн отвечает как-то сухо, но я добавляю немного эмоций своими ответами.

— О, я не знала, что ты учишься на стипендию, — говорит она с восхищением. — Это впечатляет, Далия. Тебе, наверное, пришлось хорошо потрудиться ради этого. А я отнимаю твое драгоценное время и прошу тебя развлекать меня.

— Если ты это понимаешь, то не приглашай ее больше, — резко говорит Кейн.

Я сильно толкаю его локтем и улыбаюсь его маме.

— Мне очень приятно. Этот умиротворенный сад — приятная перемена после городской суеты. Я действительно вам благодарна. Не слушайте Кейна. В девяноста процентах случаев он говорит не то, что думает.

— Неужели? — он улыбается, обнимая меня за шею и сжимая руку.

— Конечно. Ты бываешь таким занудой, — я убираю его ладонь. — В любом случае, мы можем встретиться с вами, когда захотите.

Хелена улыбается и качает головой.

Вскоре Кейн устает от этой игры в семью и настаивает на том, чтобы мы ушли. Его мама обнимает его, но он отстраняется и похлопывает ее по спине. Когда наступает моя очередь, я обнимаю ее как можно крепче и обещаю, что мы скоро увидимся.

А я даже не люблю обниматься.

Когда Кейн проводит меня из сада в дом, положив руку мне на поясницу, я смотрю на нее.

— Может, тебе стоит быть добрее к своей маме.

— Может, тебе стоит быть менее любопытной, — он останавливается посреди длинного коридора и поворачивается ко мне, напрягая плечи. — Почему, черт возьми, ты не можешь хотя бы на один день перестать все усложнять?

— Если боишься сложностей, иди и найди себе кого-нибудь попроще.

— Далия… — он обхватил мою шею рукой, и его голос прозвучал низким, темным тембром. — Тебе нужно научиться не лезть в мои дела.

Я запускаю пальцы в его волосы и тяну, затем встаю на цыпочки и шепчу ему на ухо:

— А как насчет «нет»?

Его горячее, тяжелое дыхание скользит по моим губам. Боже. Почему я хочу его поцеловать? Мы сейчас не занимаемся сексом, и близость мне не нужна.

Это сбивает с толку и противоречит логике.

Кейн дышит все тяжелее, его хватка крепнет, а ноздри раздуваются.

Он сдерживает себя.

Запирает за той стеной, которую я так ненавижу.

— Я справлюсь с тобой, Кейн, — шепчу я, гладя его волосы, а не дергая их.

— Ты думаешь, что справишься.

— Я знаю, что справлюсь, — я облизываю губы, и его потемневшие глаза фокусируются на этом движении, загораясь.

— Ты ничего не знаешь, — хрипит он, не отрывая взгляда от моих губ. — Ты просто нужна мне для секса, Далия. Знай свое место.

— И все же ты хочешь поцеловать меня, — я облизываю его нижнюю губу, оставляя блестящий след от своей слюны на его нежной коже.

Его рука сжимается на моей шее.

— Перестань.

— Докажи мне, что я нужна тебе только для секса, — я прижимаюсь к его напряженным мышцам. — Поцелуй меня, Кейн.

— Ты чертова заноза в заднице.

— Поцелуй меня.

— Я ненавижу тебя.

— Я тоже тебя ненавижу. Поцелуй меня.

— Я тебя, блять, уничтожу.

— Докажи. Поцелуй меня…

Не успеваю я договорить, как он сокращает расстояние между нами и прижимается к моим губам со стоном.

В этом поцелуе есть что-то необычное.

Он глубокий и безудержный, как и все в нем, но в то же время более медленный, не такой неистовый, не сопровождаемый его жестоким насилием или постоянной потребностью завладеть и обладать мной.

Его рука сжимает мою шею, указательный палец наклоняет мою челюсть в сторону, пока он пожирает мои губы, чувственно лаская мой язык.

В этом поцелуе есть и гнев, но он меркнет по сравнению с тем, как он владеет мной.

Я целую его в ответ, наслаждаясь тем, как он теряет контроль.

Как он показывает мне свое истинное я.

Только мне.

Я тяну его за волосы, а потом глажу их.

Я стону в ему рот и позволяю обращаться со мной так, как ему хочется.

Я пришла к выводу, что могу позволить этому мужчине делать со мной все, что он захочет, пока он принадлежит только мне.

Я понимаю, что это эгоизм. Впервые в жизни я жажду того, чего не могу иметь.

Это пугает, но я не могу остановиться.

— Кто это?

Кейн замирает, но спокойно отстраняется.

Я вижу это в долю секунды, когда его глаза встречаются с моими.

Гнев.

Нет… страх? Он выпрямляется во весь рост, слегка прикрывая меня собой, но я все еще вижу человека, который только что говорил.

Более пожилая версия Кейна, с суровым выражением лица и в сшитом на заказ костюме.

Грант Девенпорт.

Это должен быть он.

Человек, который сломал Кейна и оставил шрамы по всему его телу.

Он улыбается, но улыбка не доходит до глаз.

— Я не знал, что ты привел гостей, сынок. Представь нас.

— Она ничего не значит, — отрывисто говорит Кейн, но теперь он наполовину закрывает меня.

— О? Если она ничего не значит, почему она в моем доме?

— Это больше не повторится.

— Представь нас, сынок, — повторил Грант тем же монотонным голосом.

Я чувствую, как вся спина Кейна напрягается, и мне это не нравится.

Меня охватывает защитное чувство, которое я испытывала только к Вайолет, и я выхожу из тени Кейна и, улыбаясь, протягиваю руку Гранту.

— Далия Торн. Приятно познакомиться, сэр.

Он крепко жмет мне ладонь. Я делаю то же самое, надеясь сломать ему руку, которой он уничтожал Кейна.

Наконец мы отпускаем друг друга.

— Я никогда не слышал о семье Торн.

— Потому, что они неважны.

— Неважны, — повторяет он бесстрастным тоном, затем смотрит на Кейна. — Если ты с ней закончил, следуй за мной.

Грант уходит по коридору, не оглядываясь на меня.

Когда он исчезает за углом, Кейн поворачивается ко мне, его плечи все еще напряжены, но выражение лица нейтральное. Вся страсть и жар, которые были в нем раньше, исчезли.

Он снова возвел свои стены и выглядит как пустая оболочка.

— Уходи первой. Сэмюэл отвезет тебя в общежитие.

Я хватаю его за запястье, и в животе сжимается ужасное предчувствие.

— Почему бы тебе не отвезти меня? Поедем к тебе.

— Не сегодня, — он спокойно начинает убирать мою руку.

Я впиваюсь в него ногтями еще сильнее.

— Не иди за ним. Он тебя побьет, как в ту ночь, когда вы проиграли «Волкам». Я знаю, что это он оставил те синяки.

Кейн сжимает челюсти, но вскоре выдыхает.

— Вижу, моя мать рассказала тебе то, что не следовало.

— Она беспокоится о тебе, — и я тоже беспокоюсь о нем — что за чертовщина?

— Со мной все будет в порядке. Ничего страшного.

— Насилие — это не ничего, — шепчу я.

— Езжай домой, Далия, — он гладит меня по волосам, а затем по щеке, и в этом движении нет прежнего тепла. — Если ты еще раз пожалеешь меня, я выкину тебя из своей жизни.

А потом он уходит по коридору в логово льва.

Мое сердце сжимается так сильно, что я уверена, что меня сейчас стошнит.