Прекрасный яд

Глава 18

Далия

Я дышу короткими рывками.

Холодная земля обжигает мои ноги.

Воздух душит мои горящие легкие.

Но я не останавливаюсь.

Не могу.

Мокрая трава скользит под ногами, и каждый раз, когда моя кожа касается влажной земли, по моим костям пробегает дрожь. Но я ускоряюсь, сердце колотится в груди. Лабиринт возвышается надо мной, его высокие стены из живых изгородей поглощают меня целиком, когда я погружаюсь все глубже в темноту.

Густой ночной воздух обволакивает меня, как удушающая петля. Я с трудом вдыхаю воздух, а ветки царапают мне руки, цепляясь за ткань платья.

Я слышу шуршание листьев за спиной. По спине пробегает острый холод.

Он близко.

Я чувствую его вместе с биением своего сердца.

Слышу его среди гула в ушах.

Это тихое, устойчивое присутствие преследует меня в темноте. Иногда ясное, иногда слабое, как будто он играет со мной.

И он на самом деле играет со мной.

Он ясно сказал, что я его игрушка.

Теперь, если бы мое нутро не превращалось в месиво при мысли о том, что меня преследуют, было бы здорово.

Я пытаюсь сосредоточиться на пути вперед, но звук его спокойных, контролируемых шагов продолжает тянуть меня назад. Острые ощущения от осознания, что он там, всего в шаге позади, перемешиваются со страхом в груди. Разум подсказывает мне бежать, но есть еще что-то.

Что-то более мрачное.

Часть меня, которая хочет замедлиться.

Эта больная, извращенная часть хочет, чтобы он меня поймал.

Земля под ногами разъезжается, мокрая трава скользит под моими босыми ступнями. Я спотыкаюсь, тело наклоняется вперед, и колени ударяются о твердую землю.

Острая боль пронзает ноги. Я почти уверена, что поцарапала колени, но это меньшая из моих проблем.

Грохот шагов эхом разносится по воздуху, и я поднимаюсь и снова бегу. Несмотря на затуманенное зрение. Несмотря на острый металлический привкус во рту.

Это вопрос выживания.

А я всегда была хороша в выживании.

Затем я вижу в живой изгороди узкую щель, едва достаточную, чтобы пролезть в нее. Принимая мгновенное решение, я бросаюсь к ней, ломаю ветку и бросаю ее в противоположном направлении так далеко, как могу.

Надеюсь, это отвлечет его.

Я скольжу в узкое пространство, прижимаюсь спиной к шершавым листьям и обнимаю колени.

Ветки впиваются в кожу, но я игнорирую причиняемый дискомфорт. Грудь поднимается и опускается, в ушах стучит, пот покрывает виски и стекает по спине.

Шаги останавливаются.

Густая, угнетающая тишина поглощает меня, и я кусаю губу, пытаясь успокоить дыхание. Но бешеное биение сердца грозит выдать мое местонахождение.

Не говоря уже о том, что воздух настолько холодный, что я боюсь замерзнуть.

На мгновение единственным звуком становится шепот ветра в живой изгороди.

Но я уверена.

Он там.

Где-то в темноте, преследует и наблюдает, как хищник.

Электрическое напряжение в воздухе заставляет мои волосы на затылке встать дыбом.

Он близко. Слишком близко.

Затем я слышу его шаги, уносящие его в противоположном направлении.

О, слава богу.

На мгновение, всего на мгновение, я думаю, что он потерял мой след.

Но прежде чем я успеваю выдохнуть с облегчением, грубая рука обхватывает мою лодыжку.

Громкий крик вырывается из моего горла, когда меня резко вытаскивают, и мое тело скользит по влажной земле, а пальцы хватаются за ветку или что-нибудь еще, за что можно ухватиться.

Мои ногти впиваются в землю, под ними скапливается грязь, я цепляюсь за траву, но она скользит по моим рукам, как вода.

Я верчусь, изо всех сил пинаясь ногами.

На мгновение я действительно верю, что нахожусь в опасности, и борюсь, стремясь нанести как можно больше вреда.

Однако его хватка невероятно сильна, и это еще больше раззадоривает меня.

Мир вращается, когда меня тянут назад, земля подо мной грубая, трава царапает ноги.

Холодный, безжалостный ветер бьет по лицу, но я слышу только его ровное дыхание и его глубокий голос, который шепчет:

— Поймал.

Меня охватывает ошеломляющий ужас и болезненное возбуждение, и я поднимаю дрожащие руки в темноте.

— Кейн… подожди… давай поговорим.

— Не называй меня по имени. Я для тебя никто, — его голос звучит тише, ближе, каждое слово обволакивает меня, как кипящее землетрясение.

Он переворачивает меня с ужасающей легкостью.

Все, что я вижу, — это нависающая в темноте тень его тела — большая, широкая и совершенно устрашающая. В животе пробуждается странный трепет.

Это возбуждение?

Желание?

И то, и другое?

Или что-то большее?

Животное, первобытное чувство пронзило меня, как гром, и во мне закрутилось возбуждающее напряжение.

Кейн раздвинул мои колени и опустился между ними. Последнее, что я видела, был блеск ножа, прежде чем он подцепил мое платье и разрезал его пополам.

Платье, которое было настолько дорогим, что я боялась его надеть.

Он грубо срывает его с меня, как будто оно стоит копейки.

Мой вздох эхом разносится по саду, и я толкаю его в грудь.

— Перестань!

Он решительно отталкивает мою руку и разрезает мой бюстгальтер без бретелек, как масло.

Мои груди выскакивают на свободу, соски еще больше твердеют, когда он грубо сжимает одну из них в своей большой ладони.

— Такая грязная шлюшка. Твое тело создано для того, чтобы я им пользовался. Ты будешь глотать мой член и просить мою сперму, правда?

— Не трогай меня! — я бью его ногой в грудь со всей силы.

Он хватает мою ногу и разрезает трусики, а затем вставляет рукоятку ножа в меня.

Боже. Я вся мокрая.

Я такая мокрая от его грубого обращения, что мне должно быть стыдно.

— Ты думаешь, что можешь со мной бороться? — он дальше проталкивает ее, со злобной ловкостью двигая рукояткой. — Думаешь, что сможешь от меня сбежать?

Моя спина выгибается на мокрой траве, но я все еще пытаюсь сопротивляться ослепляющему удовольствию, нарастающему внутри меня.

Это похоже на потребность.

Болезненную, развратную потребность.

— Ты такая мокрая от перспективы быть использованной. Такая возбужденная и готовая. Ты сжимаешь нож, как будто это мой член, да?

— Ты мне противен, гребаный ублюдок. Отпусти меня! — я поднимаю правую руку и бью его по отвратительной маске.

Он бьет меня другой рукой. Так сильно, что у меня затуманивается зрение, и я думаю, что немного кончила.

О нет.

Нет.

Нет.

Это всего лишь шоу, испытание, и я играю в его игру, чтобы получить то, что хочу.

Я не должна получать от этого такое удовольствие.

Я не должна кончать.

— Подумай дважды, прежде чем открывать свой рот, — он просовывает руку под меня и прижимает палец к моему заднему отверстию, и я напрягаюсь. — Я мог и трахнул бы тебя в задницу без презерватива. М-м-м. Такое ощущение, что эта дырочка еще девственна.

Я вырываюсь и пытаюсь убежать от него, раздвинув ноги, чтобы не порезать бедро ножом, а сердце громко стучит.

— Давай проверим.

В тот момент, когда он вытаскивает нож из меня, я пинаю его и переворачиваюсь, отползая на четвереньках, задыхаясь, как раненое животное.

Я полностью голая, и холод кусает мою теплую кожу, но это не имеет значения.

Я чувствую, будто бегу, спасая свою жизнь.

Будто я в реальной опасности.

Но на самом деле я хочу еще больше спровоцировать его, выпустить зверя и заставить его показать свое истинное лицо.

Хотя бы раз.

Только для меня.

Рука обхватывает мои волосы, и я кричу, когда меня дергают назад, так что я оказываюсь на коленях. Моя спина прижимается к напряженной груди Кейна, его тяжелое дыхание заполняет мои уши.

Впервые он не спокоен. Не уравновешен.

Он далек от самоконтроля.

Он вышел из себя.

— Куда, блять, ты собралась?

— Подальше от тебя, — я откидываю голову назад, несмотря на боль, и плюю на его маску, лживо улыбаясь сквозь зубы. — Твои прикосновения мне противны.

— Неужели? — пока он все еще держит меня за волосы, я чувствую, как его правая рука движется за моей спиной, и слышу, как расстегивается ремень, и этот звук эхом разносится в пугающей тишине.

— Да. Ты больной ублюдок, к которому я бы дважды не прикоснулась, — мой голос дрожит, несмотря на попытки спровоцировать его.

Он сказал, что мое сопротивление его возбуждает, и я чувствую это.

Я чувствую, как твердый и тяжелый член давит мне между ягодиц.

— Если я больной ублюдок… — он несколько раз шлепает меня по заднице и вдавливает свой член между моих бедер, скользя им по моей мокрой киске, а затем говорит мне в губы, а его маска касается их с каждым грубым словом: — То ты грязная маленькая шлюшка.

Затем он входит в меня с такой силой, что у меня перехватывает дыхание.

О боже.

О черт.

Неважно, что я мокрая и на грани оргазма — Кейн огромный. И он кажется еще больше, чем раньше, когда его член входит в меня, как будто он меня ненавидит.

И я сжимаюсь вокруг него, как будто я тоже его ненавижу.

Все еще извиваясь, борясь, как будто я действительно не хочу этого, даже если все мое тело оживает.

Даже если волна непреодолимого удовольствия наполняет мой живот.

Не помогает и то, когда он продолжает шептать мне на ухо грязные слова, как мантру, как афродизиак.

Слова, которые доводят меня до грани безумия.

— М-м-м. Твоя киска так хорошо сжимает меня.

— Вот так, растянись для меня. Хорошая девочка.

— Твое тело создано для того, чтобы я им пользовался и владел.

— Ты берешь меня всего. Так глубоко. Так хорошо.

— Ты быстро учишься. Поверни бедра, чтобы я мог трахнуть твою тугую киску.

В голове гудит низкий, постоянный шум, и мое тело воскресает.

Из пепла.

Из мертвых.

Кейн — единственный, кому когда-либо удавалось пробудить эту странную сторону меня.

Может, это из-за его неортодоксальных методов.

Может, потому что он трахает меня жестко и быстро, лишая меня всякого контроля, нравится мне это или нет.

Может, потому что я не могу ясно мыслить.

А возможно, я просто сошла с ума и получаю удовольствие только от этой грубой игры.

Мне нравится, как с каждым прикосновением удовольствие смешивается с болью, пока их становится невозможно отличить.

Каждый толчок становится глубже, сильнее, заставляя дрожать каждую клеточку моего тела. Мои стоны, хныканье и приглушенные проклятия эхом раздаются в воздухе, пронзая тишину и смешиваясь с непристойными звуками его движений.

Но он не останавливается.

Не замедляет темп.

Его дыхание становится прерывистым и грубым.

— Ты создана для меня. Только для меня.

Я не могу удержаться на ногах и хватаюсь за него. Мои ногти впиваются в воротник его рубашки — или пиджака — но этого недостаточно. Я наклоняюсь вперед под его мощными толчками и почти падаю, но он обхватывает мое бедро сильной рукой и проводит пальцами по моему возбужденному клитору.

— Кончи для меня. Покажи мне, как сильно ты этого хочешь.

Невозможно выдержать.

Я не могу.

В тот момент, когда он прикасается ко мне, я теряю контроль.

Мое тело дергается, и я дрожу всем телом, разваливаясь на его члене. Я держусь за него, чтобы не упасть, пока волна за волной накрывает меня, поглощая все мои нервы.

Я закрываю глаза, чувствуя каждый сантиметр его тела, пока он трахает меня, не замедляя темпа и не становясь нежнее.

Какой-то части меня это нравится. Той части, которая никогда не любила нежность.

Кейн отпускает мои волосы и сжимает мою шею рукой.

— Ты все портишь. Все.

Я не думала, что это возможно, но его толчки усиливаются, становятся жестче, длиннее и глубже, ударяя по чувствительному месту внутри меня.

— Все, — рычит он, его слова резкие и грубые.

Нет и следа сдержанного Кейна.

Того, кто прятался в крепости без ключа.

Он полностью стал собой. В чистом виде.

— Тебе не следовало появляться в моей жизни, — толчок. — В моем мире, — толчок. — В моей гребаной системе, — толчок. — Я разорву тебя на куски за то, что ты осмелилась ко мне приблизиться.

Я чувствую, как остатки оргазма превращаются в нечто более мощное.

Я едва могу дышать из-за его пальцев, сдавливающих мое горло.

Удовольствие усиливается, чем сильнее он сжимает, нарастая, пока я не думаю, что потеряю сознание.

Тем не менее, я поднимаю дрожащую руку к его маске и сдвигаю ее вверх. Мои движения неловкие, учитывая мою слабость.

Как только я обнажаю его губы, я сокращаю небольшое расстояние и прижимаюсь дрожащими губами к его губам.

Подозреваю, что Кейн не целуется. Он никогда раньше не пытался меня поцеловать, и ему не нравится, когда я его трогаю.

Но мне это нужно.

Среди насилия и унижения мне нужна какая-то связь. Мне также нужно завладеть частью его, которой никто до меня не осмелился обладать. Мне нужно перевернуть его мир с ног на голову, так же как он перевернул мой.

Он на мгновение замирает, его массивное тело застывает, как будто его подстрелили. Его губы холодные и неподвижные.

Но это только мгновение.

Всего лишь одно застывшее мгновение.

Из глубины его груди раздается рык, и он целует меня с безжалостной силой, которая лишает меня мыслей.

Это не поцелуй — это обладание. Его губы двигаются по моим с грубой интенсивностью, не оставляя места для дыхания или нежности.

Просто Кейн.

Его пальцы сжимают мою шею, поднимая мое лицо, чтобы он мог поглотить меня.

Поцелуй — это столкновение, война жара и гнева, когда он скользит зубами по моей нижней губе, погружает язык и поглощает мой. Его вкус — огонь, сжигающий все мысли в моей голове. Его дыхание обжигает мои губы, и его губы безжалостны, как будто он пытается проглотить меня, сломать.

В его поцелуях нет никакой утонченности. Они неконтролируемы и не изысканны. Они даже не такие дисциплинированные, как его секс. Как будто он никогда раньше не целовался, и я могу наблюдать каждую секунду его жестокой, горячей, взрывной силы.

Я жажду этого.

Я люблю это.

Я разрываюсь от мысли, что он показывает только мне эту сторону себя.

Без ограничений. Без сдерживания.

Просто Кейн.

Его поцелуй яростный. Он опасен.

Он — все.

Затем он трахает меня, целуя с ослепительной страстью. Его бедра дергаются в том же ритме, что и его язык.

На этот раз я не получаю предупреждения, когда разбиваюсь на его члене.

Я кончаю так сильно, что думаю, что потеряю сознание.

Но я в себе.

Все еще держусь за эту необузданную часть его, нуждаясь в большем.

Я слишком чувствительная, слишком разбитая, стону в его рот, пока он продолжает целовать меня. Он толкается в меня, как будто наказывает и одновременно владеет мной.

Хотя он, вероятно, не знает, что я тоже владею частью его.

Частью, которую никто другой не видел.

— Блять! — он отрывает свои губы от моих и отпускает мое горло, толкая меня на четвереньки на траву.

— Святое дерьмо, — он хватает меня за бедра, приподнимая мои ягодицы, и входит в меня с неприкрытой яростью.

Я люблю, когда он теряет контроль из-за меня.

Он ругается, сбрасывая с себя один за другим верхние слои одежды.

Из-за меня.

И хотя я полностью измотана, я склоняю голову на руки, цепляюсь за землю и позволяю ему трахать меня как зверь.

Каждый восхитительный, заслуживающий наказания толчок почти доводит меня до предела, и я не могу поверить, что мои истощенные внутренности думают о еще одном оргазме.

Должно быть, я действительно очень люблю грубость.

Грудь Кейна прижимается к моей спине, его рука обхватывает мои волосы, и я чувствую его зубы и губы, сосущие и кусающие мои плечи, позвоночник — оставляя следы повсюду.

Это так больно и так приятно.

— Ты чертов кошмар, — рычит он у моего уха, губами скользя по мочке.

— Кейн…

— Не стони мое имя, Далия.

— Кейн… Кейн…

Я стону громче, глубже, когда оргазм пронзает меня.

— Кончи со мной… пожалуйста…

— Блять, блять!

— Я принимаю противозачаточные… кончи в меня.

— Боже, блять, — Кейн вытаскивает член, и я чувствую, как его сперма покрывает мои ягодицы и спину, жжение горячей жидкости на отпечатках его рук на моих бедрах блекнет по сравнению с чувством, которое опускается в желудке.

Почему я разочарована, что он не кончил в меня?

Кейн падает на меня, придавливая к земле.

— Я чертовски ненавижу тебя.

— Я тоже тебя ненавижу, мудак, — бормочу я, теряя всю свою силу.

Мне кажется, что он придавит меня своим весом.

Какой прекрасный способ умереть.

Быть задавленной до смерти после лучшего секса в моей жизни.

Кейн сдвигается, и я думаю, что он отпустит меня, но он одним быстрым движением притягивает меня к себе, так что я лежу на нем, спиной к его груди, головой на его плече. Мои ноги зажаты между его ногами, его полувозбужденный член толкается мне между ягодиц.

Я в ужасном состоянии, покрыта спермой, потом и даже слезами от интенсивности Кейна Девенпорта.

Я даже не хочу думать о том, в каком состоянии сейчас мой макияж.

Но Кейн все еще обнимает меня одной рукой за грудь, а другой обхватывает бедро и киску.

Я настолько чувствительна, что дергаюсь от малейшего прикосновения. Мои соски упираются в его руку, и мне не нравится вся эта сцена.

Я чувствую себя уязвимой, а я не люблю быть уязвимой.

Что, на самом деле, смешно. Я могу справиться с тем, что меня преследуют и трахают посреди пустоши, но когда меня так удерживают, срабатывает сигнал тревоги, как будто меня облили ледяной водой.

Я извиваюсь и пытаюсь повернуться.

— Не двигайся, — его грубый голос доносится до моих ушей, как проклятие.

— Мне неудобно.

— Мне плевать. Перестань пытаться перевернуться. Хватит все портить. Просто перестань.

Я отворачиваюсь от него.

— Я ненавижу тебя, ублюдок.

Его рука обхватывает мою шею, и он поднимает мою голову, чтобы сказать мне в губы:

— Я тоже тебя ненавижу, Далия.

А потом он целует меня до потери сознания.

Целует, пока мне не начинает казаться, что это мой конец.

Пока я не думаю, что он никогда не перестанет меня целовать.