Райская лагуна

Все стало… лучше. Как будто мир, блядь, наконец-то пришел в норму. Но иногда я просыпался, опасаясь, что все это рухнет подо мной и мы навсегда погрузимся в вечный хаос. Все было не идеально. Мы с Фоксом все еще не разобрались в наших делах и сводили разговоры к поверхностным темам, но я действительно надеялся, что со временем это изменится.

Проблема заключалась в том, что каждый раз, когда Роуг прикасалась ко мне или мы слишком долго смотрели друг на друга в его присутствии, он снова закрывался, удаляясь из нашего пространства, от меня. И это разбивало мое чертово сердце. Я никогда не думал, что возможность назвать Роуг своей будет равносильна потере одного из моих самых близких друзей во всем гребаном мире. Но, конечно, я должен был подумать об этом. Когда мы были детьми, я просто не рассматривал себя как реальный вариант для нее, и наивно полагал, что ничто не сможет разлучить нас, даже когда я боялся ее выбора. Но теперь наша связь казалась хрупкой, как стекло, и я знал, что это не могло продолжаться вечно, потому что я уже видел, как в глазах Фокса появляются трещины. В конце концов, он должен был разбиться в дребезги. Поэтому я решил, что сделаю все, что в моих силах, чтобы предотвратить это, и хотя Фокс отвергал все мои попытки преодолеть пропасть между нами, на этот раз я не собирался принимать отказ в качестве ответа.

Пока Роуг играла в бассейне с остальными, а Мейбл дремала в гостиной, я проскользнул внутрь, где Фокс готовил обед на кухне, повернувшись ко мне загорелой спиной и сосредоточившись на текущей задаче. Практически каждый его обед в эти дни превращался в пиршество, и иногда я задавался вопросом, не потому ли это, что он хочет проводить как можно больше времени в этой комнате, избегая общения с нами.

Здесь был свежий хлеб, сыры, оливки, фрукты, паста и три разных вида салата. Я имею в виду, кому, черт возьми, нужны три разных вида салата? Не то чтобы я особо жаловался, я так вкусно не ел уже целую гребаную вечность, и я клянусь, что у нас пятерых из-за этого была сияющая кожа и более густые волосы. Но напряженный транс, в котором, казалось, пребывал Фокс во время работы, заставил меня подумать, что вся эта готовка была выходом для беспокойства из-за всего того, о чем ему не с кем было поговорить. Но когда-то ему было с кем, и я очень, очень, очень хотел, чтобы он снова мог доверять мне.

Я достал из холодильника свежий лимонад, налил его в стакан и дал о себе знать, хлопнув дверцей, но он не оглянулся. Так что я залпом допил свой лимонад, затем прочистил горло, задел бедром табурет, так что тот слегка заскрипел по полу. Он по-прежнему не оборачивался.

Я снова откашлялся, с силой ставя стакан на стол, чтобы издать звук, но он выскользнул у меня из пальцев, упал и скатился со стойки, ударившись об пол и разбившись.

— Черт, — прошипел я, опускаясь и пытаясь собрать осколки руками, тут же порезавшись и выругавшись.

— Какого хрена ты делаешь, Джей-Джей? — Фокс зарычал, и я почувствовал, что он подходит ко мне сзади.

Я оглянулся через плечо, и он налетел на меня с совком и щеткой, оттолкнув меня от стекла на полу.

Я встал, посасывая указательный палец, на кончике которого теперь был порез, и чувствуя вкус крови на языке.

Фокс убрал беспорядок, затем повернулся ко мне, резко нахмурив брови. — Покажи мне, — скомандовал он, и маленькая сучка во мне, которая раньше была у него под каблуком, вынула мой палец изо рта и протянула ему.

Это было глупо, но мне раньше нравилась эта наша динамика. Я хорошо играл роль его «второго», это сделало нас командой мечты. Меня всегда бесило только то, что он распространял свое командирское дерьмо на мою личную жизнь.

— Кто берет стекло голыми руками? — пробормотал он, доставая из холодильника белый ром и таща меня к раковине, где он начал поливать порез алкоголем.

— Я? — предложил я, натянув свою самую милую улыбку, и он взглянул на меня с намеком на улыбку в ответ, но потом подавил ее.

— Вот, — сказал он, ставя бутылку на стол и возвращаясь к приготовлению еды.

— Итак эмм… — Я вздрогнул.

— Тебе не нужно заводить со мной светскую беседу, Джей-Джей, иди наслаждаться солнцем, — сказал он, и мое сердце почувствовало себя как побитая уличная кошка, свернувшаяся в клубок в мусорном контейнере.

— И все же я хочу с тобой поговорить, — сказал я, выдвигая табурет и опускаясь на него.

Он взглянул на меня через плечо, и я с надеждой выгнул брови, заставив его покачать головой и снова отвернуться.

— О чем? — пробормотал он.

— О всякой всячине… и прочем, — сказал я, беря оливку из тарелки, подбрасывая ее в воздух и ловя ртом.

— Ты же знаешь, что этот милый детский номер на меня не подействует, — пренебрежительно сказал он.

Черт возьми, откуда он знает, что я задумал?

Я вздохнул. — Ну же, Фокс, поговори со мной. — Я поставил локти на стол, обхватив голову руками, и умоляюще посмотрел на него, и когда он обернулся, я увидел, что он обдумывает это.

— О чем? — спросил он. — О том, как ты лгал мне? Действовал за моей спиной? Трахал девушку, которую я люблю, в доме, где я вырос, прямо у меня под носом? Это то, о чем ты хочешь поговорить?

Мое горло словно окаменело, не в силах сделать ни единого вдоха, поэтому я просто кивнул.

— Прекрасно, я весь во внимание, — сказал он, скрестив руки на обнаженной груди и склонив голову набок в ожидании.

Черт, я не продумал все до конца.

— Ну… я знаю, что поступил немного подло, но я думал… Честно? Я думал, ты прострелишь мне голову, если я скажу, что хочу ее. И я не выражаюсь метафорически, я буквально думал, что ты меня убьешь. На самом деле я на девяносто девять процентов шокирован тем, что все еще дышу. — Я изложил все, как было, полагая, что на данный момент я уже не смогу причинить больше вреда нашей дружбе. Она уже была сбита с ног, вся в колотых ранах, и судорожно пыталась найти свою смерть.

Фокс наклонил голову, не огрызаясь в ответ, как я ожидал, а выглядя так, словно он действительно пытался услышать то, что я хотел сказать. Похоже, для него это тоже было настоящей гребаной борьбой, но он старался, и это дало мне надежду. — Да, думаю, я понимаю, почему ты так подумал, — сказал он в конце концов, и мои брови взлетели вверх. — Но это не оправдывает, что у тебя не хватило смелости подойти поговорить со мной, прежде чем ты начал трахать ее.

— И как, по-твоему, прошел бы этот разговор, Фокс? — Прорычал я. — Потому что я почти уверен, что это закончилось бы тем, что ты сказал бы мне никогда не прикасаться к ней, какие бы чувства я к ней ни испытывал, не так ли?

И снова он на мгновение задумался над этим, явно прикусив язык из-за своей инстинктивной реакции огрызнуться на меня.

— Да, — сказал он наконец. — Может быть и так.

— Итак, ты понял? — Спросил я, и надежда зародилась в моей груди.

— Нет, Джей-Джей, — сказал он, и на его лице отразилась обида. — Потому что я знаю, что я неразумный мудак, но я был твоим другом. И я не говорю, что воспринял бы это хорошо, но у тебя даже не хватило смелости попробовать.

— И рискнуть быть казненным тобой за предательство? — Я усмехнулся. — Не было двух вариантов, Фокс. Ты рассмотрел бы мои действия по отношению к тебе как действия против Команды, как ты поступил с Чейзом.

Фокс вздрогнул от моих слов, и я понял, что они попали ему в сердце, как кинжал. — Я знаю, — прорычал он. — Я, блядь, знаю, Джонни Джеймс.

— Не называй меня так, — сказал я в отчаянии, вскакивая на ноги. — Послушай, может, я и не был прав, но и ты тоже. И мне жаль, что я облажался, жаль, что солгал, но я не жалею, что люблю ее, и я не жалею, что предъявлял на нее права при любой возможности, потому что она — все, чего я когда-либо хотел, и если бы мы поменялись ролями, ты бы предъявил права на нее прямо у меня на глазах, даже не задумываясь о том, что я могу чувствовать по отношению к этому.

— Ты никогда не говорил мне! — Фокс огрызнулся. — Я с самого начала ясно дал понять, что я чувствую к ней.

— Это ничего бы не изменило, — твердо сказал я. — Ты знаешь, что не изменило бы. И, несмотря на это, если бы ты хоть на секунду задумался, ты бы понял, что это было чертовски очевидно, что я люблю ее, как и все мы, блядь, любим ее.

Фокс открыл рот, чтобы возразить, но его взгляд скользнул поверх моей головы, и я обернулся, обнаружив, что Роуг идет по дому в крошечном розовом бикини, которое она купила, когда ходила за новой одеждой, и ее улыбка погасла, когда она поняла, что мы спорим.

— Что происходит? — спросила она.

— Ничего, красотка. — Я отвел взгляд, но почувствовал, как ее пристальный взгляд сузился, когда она подошла ближе, и я взял ее за руку.

— Не надо, — настаивала она, и я вздохнул, зная, что мы поклялись быть честными друг с другом, но я не хотел портить ей настроение.

— Мы просто пытаемся разобраться в нашем дерьме, — сказал Фокс, и я удивленно посмотрел на него.

— Правда? — Спросил я. — Это то, что мы делаем?

Он перевел взгляд с меня на Роуг, на то место, где наши руки были сцеплены вместе. В его глазах горел самый настоящий собственнический зверь, и он заставил себя отвернуться, чтобы смотреть куда-то в сторону, словно ему было невыносимо видеть нас вместе. Иногда казалось, что он привыкает к этому, но по одному этому взгляду было ясно, что это не так. Он страдал, сгорая в аду, который сам же и создал, изо дня в день. Но он все еще был здесь, все еще пытался, и от этого мне было чертовски грустно за него.

— Так не должно быть, — сказал я, и Роуг попыталась вырвать свою руку из моей, но я не отпускал.

— Хочешь прогуляться, Барсук? — Спросила Роуг, но он покачал головой.

— Я в порядке, колибри. Обед почти готов. — Он изобразил на лице улыбку, которая не коснулась его глаз. — Идите развлекайтесь, я позову вас, когда все будет готово.

Он вернулся к приготовлению еды, его плечи напряглись, когда он попытался скрыть свою боль, но она была прямо здесь, жила в этой комнате, как демон. И я не мог этого вынести.

Маверик вбежал внутрь, насквозь мокрый, с него повсюду капала вода, он явно не уловил неловкой атмосферы в комнате, когда схватил Роуг, перекинул ее через плечо и шлепнул по заднице, заставив ее вскрикнуть от удивления.

— Веселишься, кухонная девка? — окликнул он Фокса, который не ответил.

Маверик посмотрел на меня, скорчив угрюмую гримасу в насмешку над Фоксом, затем вернулся к бассейну и бросил в него Роуг, прежде чем нырнуть за ней.

— Иди развлекайся, Джей-Джей, — сказал Фокс, не глядя на меня.

— Почему бы тебе тоже не пойти? — Спросил я, не желая отказываться от попыток преодолеть эту пустоту между нами.

— Я готовлю еду, — сказал он.

— Ты наготовил достаточно чтобы накормить армию, — сказал я, подходя к нему и хватая его за руку. Это был смелый шаг, но, черт возьми, мне нужно было преодолеть эту неловкость между нами, потому что она сводила меня с ума.

Я потянул его к двери, взглянув на разделочный нож в его руке, а затем на его хмурое выражение лица. — Ты собираешься порезать меня этим ножом для салата, не так ли?

— Ну, я действительно забыл положить огурец, — сказал он, многозначительно глядя на мою промежность, и я ахнул, обхватив ладонью Джонни младшего.

— Ты бы не стал.

— Похоже, это решило бы обе мои проблемы. — Он одарил меня дьявольской улыбкой, крутя лезвие в руке, и ухмылка расплылась по моему лицу.

— Это была шутка?

— Может быть. — Он пожал плечами, как будто это ничего не значило, но это было не так. Это был шаг к старым временам, когда мы с ним дурачились. И я был здесь ради этого.

— Давай просто положим нож, ладно? — Я потянулся за ним, но он убрал его из зоны досягаемости, в его глазах загорелся вызов, и я ухмыльнулся в ответ на него. Это определенно было лицо человека, который хотел поиграть, а я был готов, как клоун во всеоружии.

Я рванулся вперед, схватив его за запястье, мои пальцы сжались на точках давления, но он отбросил меня другой рукой, отчего я, спотыкаясь, вылетел во внутренний дворик. Я снова кинулся на него с заливистым смехом, а он спрятал нож за спину, пытаясь отбиться от меня одной рукой. Но это была его ошибка. Я зажал его в удушающем захвате, заставив опустить голову, и потянулся за ножом, но он зацепил своей ногой мою, бросив свой вес в сторону и повалив нас обоих на землю.

Я ударил его тыльной стороной ладони в челюсть, и он выругался, когда я попытался перекинуть через него ногу, чтобы прижать к земле. Лязг металла дал мне понять, что он выронил нож, и теперь он уже обеими руками придавил мои плечи под собой, а я навострил уши, когда Чейз начал считать.

— Пять, четыре, три, два, один. Фокс победил, — объявил он, и Фокс улыбнулся самой яркой улыбкой, которую я видел у него за долгое время.

— Я поддался, потому что тебе нужна была победа, — сказал я с ухмылкой, и мое сердце вспыхнуло, как костер, когда он ухмыльнулся в ответ.

— Конечно, Джей, — поддразнил он, поднимаясь на ноги и подтягивая меня за собой.

Я взглянул на Роуг, обнаружив, что она и Маверик выбрались из бассейна и стоят рядом с Чейзом, наблюдая за нами.

— Победитель встречается со следующим противником, — Маверик подбежал к нам, колотя себя в грудь, как горилла, и врезался в Фокса с силой товарного поезда.

Они рухнули на землю и начали бороться, как дети, с силой мужчин, причем оба они казались настолько равными, что никак не могли уложить друг друга.

Роуг опустилась на шезлонг, где в тени отдыхал Дворняга, взяла свой стакан лимонада, стоявший рядом, и сделала большой глоток, наблюдая за шоу. Я обменялся взглядом с Чейзом, который сказал мне, что он точно знал, о чем думала Роуг, поскольку ее взгляд оставался прикованным к Фоксу и Рику.

— Тебе нужна салфетка для всех этих слюней, красотка? — Я поддразнил ее, и ее глаза метнулись ко мне, полные жара и грязных мыслей.

Черт, она выглядела воплощением секса, Афродитой в человеческом обличье. Я мог бы наблюдать за ней весь день. Хотя мне и было наплевать на ее голодный взгляд, пожирающий остальных, я хотел, чтобы в этот момент ее внимание было приковано ко мне, поэтому я шагнул к ней, а ее рот оказался идеально расположен на одной линии с моим членом из-за ее сидячего положения на шезлонге. Я запустил пальцы в ее волосы, и чувственная энергия заструилась по моим венам, когда я увидел ее приоткрытые губы и расширенные зрачки.

— Ты решила оставить темный цвет волос? — спросил я. Я провел по ним пальцами, мне нравилось, что они напоминают мне о девушке, которую я когда-то знал, но в то же время я презирал тот факт, что чертов Шон выбрал этот цвет для нее.

— Я еще не решила, — сказала она, нервно покусывая нижнюю губу, и тут появился Чейз, плюхнувшийся на шезлонг рядом с ней и закуривающий сигарету.

Он был без футболки, его шрамы были видны, но повязка на глазу была на месте, и время от времени он хватал футболку, как будто раздумывал надеть ли ее, прежде чем снова положить. Я знал, что он пытается проявить храбрость в этой новой версии самого себя, но я видел его хрупкие стены и был уверен, что несколько сильных ударов заставят их рухнуть.

— Что скажешь, Эйс? Брюнетка, радуга или что-то еще? — Спросила Роуг, откидываясь на спинку шезлонга, и мой взгляд упал на идеальный блеск ее загорелой кожи, выпуклость ее сисек в этом крошечном бикини и…

Дворняга вцепился мне в ногу, и я, выругавшись, отступил назад и плюхнулся на свой собственный шезлонг. Маленькое исчадье ада.

— Для меня это не имеет значения, — ответил Чейз, выпуская дым между губ. — Когда я смотрю на тебя, я вижу только цвет. Ты словно закат, который никогда не заканчивается.

Он произнес это так непринужденно, будто это был неоспоримый факт, и так оно и было, черт возьми, но от его слов у меня внутри все затрепетало, а уж каково было Роуг — вообще невозможно представить. Ее щеки покраснели, когда она посмотрела на него, но он, казалось, не заметил произведенного эффекта — продолжал курить и наблюдать за схваткой, в которой все еще сражались Маверик и Фокс.

Они переместились вплотную к бассейну, и когда Маверик попытался прижать голову Фокса к земле, Фокс извернулся, перекатился, и они вдвоем рухнули в воду, заставив меня рассмеяться, поскольку они продолжали бороться даже тогда.

Роуг наклонилась и прижалась губами к щеке Чейза, а он удивленно посмотрел на нее, все еще казавшийся ошеломленным ее любовью к нему. И, черт возьми, я устал от того, что он считает себя никому не нужным. Из-за его чертова отца и гребаного Шона его уверенность в себе была сведена на нет, и я, со своей стороны, не собирался больше этого терпеть.

И когда мне пришла в голову идея, я улыбнулся, как Гринч, задумавший испортить Рождество, потому что сегодня вечером Чейз вернет себе уверенность в себе, нравится ему это или нет, и к черту всю эту хрень.

***

Наступил вечер, и я был чертовски взволнован возвращением в «Загробную Жизнь» после столь долгого отсутствия. Эстель держала меня в курсе того, как продвигается бизнес, работала сверхурочно, чтобы поддерживать все в порядке, и я собирался выплатить ей солидную премию за присмотр за заведением. И за моей любимой морской звездой.

Я вошел через заднюю дверь в спортивных штанах с низкой посадкой и в розовой майке с изображением акулы, обнаружив там всех танцоров с Эстель, а на стене висел маленький баннер «Добро пожаловать», сделанный из стрингов.

— Сюрприз! — закричали все, и Ди вышла вперед с небольшим резервуаром воды в руках и розовой морской звездой внутри.

— Мы купили тебе новую морскую звезду! — воскликнула она, протягивая мне аквариум, и у меня отвисла челюсть.

— Ребята, вам не нужно было этого делать, — сказал я, беря аквариум и разглядывая своего нового маленького приятеля. Или приятельницу, потому что она выглядела как настоящая красавица-звезда.

— Ну, твоя старая звезда выглядела немного одинокой. Мы украсили ее аквариум, смотри. — Она указала на другую сторону комнаты, и я увидел ряд блестящих кисточек, для сосков, прикрепленных по верхней части аквариума, и улыбнулся.

— Это чертовски потрясающе. Вы, лучшие. — Я подошел к аквариуму Спаркла с его новым другом, помахав моему маленькому плотоядному психу, и, клянусь, он помахал мне звездным пальцем.

— Как ты назовешь новенькую, босс? — Спросил Адам, появляясь рядом со мной, и я улыбнулся ему.

— Эээ, Джигглипуфф, — решил я.

— А разве не Старми — это покемон-звезда? — спросил он.

— Да, и что с того? — ответил я. Боже, неужели он не видит, что она явно похожа на Джигглипуффа? Она не какая-то обычная Старми.

Я перелил ее в большой аквариум со Спарклом, и она плавно опустилась на дно, приземлившись рядом с ним и прицепившись к камню.

— Это моя девочка, — проворковал я. — Теперь не ешьте друг друга, слышите меня? — Я указал на Спаркла, затем на Джигглипуфф. — Папочке не понравится, если я вернусь позже и обнаружу у кого-нибудь из вас следы укусов.

— Оооо, Папочка, — хихикнула Белла откуда-то с другого конца комнаты. — Не шлепай меня, папочка.

Я взглянул на нее и увидел, что она покачивается на своих высоких каблуках и цепляется за руку Лайлы.

— Она пьяна? — Я зарычал, и Лайла бросила на меня извиняющийся взгляд, хотя это не входило в ее долбаные обязанности.

— Сегодня она получила плохие новости, — пробормотал мне Адам. — У сводного брата ее подруги умерла кошка.

— Это очень далекая кошка, — возразил я. — В смысле, это печально и все такое, но неужели она была так близка со сводным дядей ее подруги…

— Со сводным братом! — Белла взвизгнула. — И ты не знал мистера Вискертона так, как я, Джей-Джей. Так что не смей указывать мне, о чьей кошке я могу горевать, а о чьей нет. — Она разразилась рыданиями и уткнулась лицом в плечо Лайлы.

— Хорошо, хорошо, — сдался я. — Возьми выходной ради кошки. — Я указал на дверь. — Я не потерплю, чтобы ты танцевала там пьяная, рыдая перед клиентами о мистере Перрингтоне.

— Мистере Вискертоне! — зарычала она, и Лайле пришлось сдержать ее, когда она бросилась на меня, словно хотела подраться.

Иисусе.

Лайла вывела ее через заднюю дверь, и наступила тишина, внезапно нарушенная звуком — шлеп, шлеп, шлеп. Все взгляды устремились на Техаса, где он стоял с полотенцем вокруг талии, дергая бедрами влево и вправо так, что его член шлепал между бедер.

— Подумал, что смогу разрядить обстановку, — сказал он, громко рассмеявшись, и, черт возьми, это было забавно.

— Ты такой чудак, чувак, — сказал я, подходя, чтобы хлопнуть его по плечу в знак приветствия, прежде чем направиться к двери, ведущей в бар, и жестом позвать Эстель следовать за мной.

Она лучезарно улыбнулась, труся за мной по пятам и рассказывая обо всем, что происходило здесь в то время, пока я отсутствовал. К тому времени, как меня обо всем осведомили, я был готов к вечернему шоу и не мог дождаться, когда снова выйду танцевать. Эстель даже разместила уведомление в наших социальных сетях о том, что я возвращаюсь в труппу сегодня вечером после моего длительного отпуска, и мы распродали билеты менее чем за день после объявления. Если это не польстило моему эго, то я уже не знал, что и может.

— О, извините, сэр, мы еще не открылись, — сказала Эстель, и я проследил за ее взглядом на Тома Коллинза, который, очевидно, пришел на час раньше, чтобы увидеть возвращение своего любимого танцора. Может быть, сегодня вечером он, наконец, наберется смелости и засунет несколько купюр со знаками долларов мне в задницу. О, это было бы здорово.

— Нет, он может побыть со Стеллой, — сказал я, махнув рукой, но потом заметил широко раскрытые глаза и панический взгляд Тома и нахмурился.

— Ты в порядке, здоровяк? — Я приложил усилия, надеясь вызвать у него улыбку вместо того странного взгляда, которым он одарил меня.

— Нет, я не в порядке, — сказал он, качая головой, а затем направился ко мне в бешеном темпе, и я встал со своего места у бара, сжав правую руку в кулак на случай, если ситуация выйдет из-под контроля. На меня и раньше накидывались — в основном женщины, — но их руки могли стянуть с мужчины штаны быстрее, чем можно было сказать — сексуальное насилие.

— Воу, воу, полегче, — попытался я, но он продолжал приближаться, и я уже собирался ударить его, когда он заключил меня в крепкие объятия, похлопав ладонью по спине.

— Я так волновался. Где, черт возьми, ты был? — спросил он, сжимая меня крепче.

Сумасшедший с большой буквы — C. Но, возможно, мне не стоило быть таким резким, я знал, что некоторые из наших постоянных посетителей могли проникнуться идеей о нас, танцорах. Мы были фантазией, нарисованной в их сознании и воплощенной в жизнь на сцене. Все это становилось слишком реальным для тех, кто был одинок или страдал от душевной боли.

Эстель достала из-за стойки электрошокер, и я покачал головой, чтобы она охладила пыл, — эта женщина была настоящей дикаркой, когда ей было нужно. Я видел, как она использовала стринги в качестве удавки против парня, который однажды лапал Ди на парковке. Наблюдать за этим было чертовски поэтично.

— Где ты был, Джонни Джеймс? — Том снова потребовал ответа, и в его тоне прозвучала резкость, которой я никогда раньше за ним не замечал. Он всегда был таким мягким, таким милым, но сейчас это была новая сторона его характера, и, если он продолжит в том же духе, держу пари, он смог бы найти себе хорошего парня, который регулярно сосал бы его член. О, я бы хотел этого для него. Может быть, я мог бы поспрашивать в клубе, найти кого-нибудь, кто был бы немного похож на меня…

— Отпуск, — сказал я.

— Чушь собачья. — Он отпустил меня, пристально посмотрев на меня, а затем перевел взгляд на Эстель. — Мы можем где-нибудь поговорить наедине?

Я похлопал его по плечу. — Прости, я больше не принимаю заказы на приватные выступления. Но если ты хочешь хороший минет, я могу спросить Техаса, не хочет ли он…

— Нет, Джей-Джей, — сказал он, явно смутившись.

— Честно, все в порядке. У Техаса самые мягкие губы, — сказал я ободряюще. — И хоть он и здоровяк, но он может быть и очень нежным, если тебе это нравится? Или он может быть грубым. Все, что ты пожелаешь. Ты выглядишь как парень, который любит хороший глубокий минет.

Его щеки порозовели, и он яростно покачал головой. — Я не гей.

Я подмигнул. — Для этого не обязательно нужно быть геем, Том. — Я знал, что некоторым парням было трудно говорить открыто о подобных вещах, им нужно было притворяться, что все это было просто дружеским общением между мужчинами. — Вы с Техасом можете просто потусоваться. В этом же нет ничего плохого, не так ли? — Я снова подмигнул, и он крепко сжал мою руку.

— Джонни Джеймс, мне действительно нужно с тобой поговорить. Я не ищу никакого интима. — Сказав это, он выглядел еще более смущенным. Я сжалился над парнем и проводил его в свой кабинет. Может, он просто хочет поболтать, расслабиться, а потом я мог бы позвать Техаса, и они бы ушли куда-нибудь вместе. Или, черт возьми, возможно, я бы даже позволил им устроить веселье прямо здесь, потому что, как рассказала мне Эстель, Том в последнее время буквально держал это место на плаву, когда клиентов было мало, и я был чертовски благодарен ему за это. Я достал из ящика стола бутылку пряного рома и пару стаканов, предложив ему выпить. Он взял стакан, опрокинул ее залпом, после чего так сильно скривился, что у него сморщилось все лицо, а потом резко вдохнул. — Господи.

— Все хорошее немного причиняет боль. Если ты примешь боль, ты найдешь волшебное сладкое местечко. — Я ухмыльнулся, прислоняясь к своему столу и позволяя ему хорошенько разглядеть меня для своих маленьких мечтаний позже, когда его член будет во рту у Техаса. Он хотел меня так сильно, что мне было почти стыдно, что я не подрочил ему из жалости до того, как Роуг вернулась в город. Но уже поздно.

— Джей-Джей, я… я давно хотел сказать тебе это, — бессвязно пробормотал он, и я терпеливо ждал неизбежного признания в любви. Я не хотел огорчать старика, но мне и раньше приходилось проделывать это довольно часто по моей работе, так что к настоящему времени я был профессионалом в этом. Я бы сказал ему, что мне это неинтересно, что дело не в нем, а во мне, одновременно обнимая его и направляя его член в губы друга. Это было действительно прекрасно.

— Я не совсем понимаю, как это сделать. Но… мне нужно сказать тебе это, я… я…

— Любишь меня? — Предложил я с понимающим кивком, но в это время он закончил фразу.

— Я твой отец.

Холодная, мертвая тишина повисла, как мокрая рыба, выброшенная на берег.

— Прости… что? — переспросил я, уверенный, что ослышался. Либо же сейчас выяснится, что у Тома какие-то жуткие странности, и я не собирался в этом участвовать. Мне хватило таких вещей в «Кукольном Домике». И уж точно я не собирался надевать платье и притворяться его милой доченькой или что-то в этом духе, сколько бы денег он мне за это ни предложил.

— Я… твой отец, — повторил он, прочищая горло и переминаясь с ноги на ногу.

Я оглядел комнату, наполовину ожидая, что моя труппа выскочит и объявит, что это был розыгрыш, но никто не появился. Никакой съемочной группы во главе с тем чуваком из «Очень странных дел», никакого Эштона Катчера, смеющегося надо мной за то, что я попал в «Подставу» (Прим.: Американское тв. шоу). В комнате воцарилась оглушительная тишина, и Том Коллинз позволил этим словам просто повиснуть в воздухе, как мощному пердежу.

— Я знаю, что должен был сказать что-то давным-давно. Я собирался, правда. Когда я пришел сюда в первый раз, я собирался дождаться окончания шоу и сразу сказать тебе, но потом я увидел, как ты танцуешь, и я-я — о, Джей-Джей, это было чудесно, ты действительно потрясающе танцуешь. И я вдруг испугался, что ты отвернешься от меня, сказав, что не хочешь видеть меня в своей жизни. Да и зачем тебе это? Меня не было рядом, но, видишь ли… я не знал. Твоя мать никогда не рассказывала мне, а сделала это только много лет спустя. А потом стало слишком поздно, а я очень хотел быть частью твоей жизни, поэтому я просто… продолжал приходить сюда. Чтобы увидеть тебя. Я просто хотел видеть тебя.

Я уставился на него, вероятно, выглядя как тюлень с отвисшей челюстью, пытаясь осмыслить слова, которые он только что обрушил на меня.

Я покачал головой. — Но ты же Том Коллинз. Ты хотел мой член. — О, как бы я хотел, чтобы эти слова не покидали моих губ, когда он сморщился, выглядя так, как всегда, когда я выплевывал подобную чушь. И я внезапно понял, что это было на самом деле. Он не хотел мой член. Он был моим отцом. Он был моим гребаным отцом, а я неоднократно, НЕОДНОКРАТНО, говорил, что он хочет меня трахнуть. Прямо ему в лицо.

ПРЯМО.

ЕМУ.

В ЛИЦО.

— Докажи это, — потребовал я, переходя к обороне, потому что нет. Просто нет.

Он полез в карман, достал фотографию и трясущимися руками протянул ее мне. На ней был он с усами — гребаными усами! — с моей мамой на его коленях и его рукой на ее колене. Она была в полном облачении проститутки: сиськи наполовину вывалились, шпильки на ногах, а Том выглядел так, будто был чертовски влюблен, глядя на нее.

— Это единственная ее фотография, которая у меня есть, — сказал он. — Это было всего лишь одно лето, но я всегда буду помнить его волшебство. Одно, долгое, жаркое лето, полное острых ощущений, романтики и всего того, что показывают в кино. Я был под прикрытием, понимаешь? Это должна была быть работа, но, о боже, это было гораздо больше, чем просто работа. Твоя мама была ураганом, который я никогда не забуду.

Боже, что происходит? Он сейчас говорит о том, как трахал мою мать? Неужели он говорил мне, что в течение целого лета неоднократно трахал ее, и каким-то образом я должен был найти это милым?

Я вернул ему фотографию, отказавшись от нее. — У меня нет отца. Он не знал обо мне. Ты не мог знать обо мне.

— Как я уже сказал… твоя мама связалась со мной. Тебе было двадцать, ты только что открыл клуб. Она была пьяна, и я не уверен, что она вообще это помнит. Когда я попытался перезвонить ей на следующий день, она заблокировала мой номер. Но она рассказала мне о «Загробной Жизни», о том, что ты танцор и как она боялась рассказать мне правду о тебе, потому что, ну… — Он провел рукой по своим густым темным волосам. Волосам, которые были так похожи на мои.

Нет. Том Коллинз не мой отец. Он хочет мой член. О боже. О боже.

— Что «ну»? — Я надавил, но мой голос прозвучал как эхо обычной свирепости.

Он бросил на меня виноватый взгляд, затем достал что-то еще из кармана пиджака, показывая значок. Гребаный значок полицейского.

— Я детектив. И, очевидно, то, что я поддерживаю связь с женщиной ее… профессии…

— Ты коп, — вмешался я.

— Да, но…

— Ты коп, — повторил я.

— Да.

— Продажный коп? — с надеждой спросил я, но он замотал головой с выражением ужаса на лице, подтверждая мои худшие опасения. Он был законопослушным. Хорошим парнем. Готов поспорить, он заполняет все свои бумажки. О боже, как я мог быть родственником гребанного честного полицейского? За что мне такое проклятье?

— Я здесь не для того, чтобы создавать проблемы, Джей-Джей. Я присматривал за тобой. Я никому не собираюсь рассказывать о нелегальной проституции, которая…

— О боже, ты мой отец и ты коп, — я перебил его, снова глядя на него с широко распахнутыми глазами. Эта новость была еще более взрывоопасной, чем бомба об отцовстве, которую он только что сбросил.

— Я просто хочу узнать тебя поближе, — начал он.

— Узнать меня? Ты меня не узнаешь, — сказал я, чувствуя, как грудь сдавливает, словно под прессом. — Ты просто клиент. Ты Том Коллинз.

— Меня зовут Гван Пак. Ты можешь спросить обо мне свою маму.

— Тебя зовут не Гван, — отказался я.

— Эм… но я Гван.

— Нет, это не так. — Я указал на дверь. — Мне нужно, чтобы ты сейчас же ушел, Том.

— Да… я, хорошо. — Он опустил голову, признавая поражение, и вылетел за дверь, как мяч Уилоса в фильме Изгой. Перед тем как уйти, он оглянулся, и его глаза были полны каких-то блестящих эмоций. — Я очень горжусь тобой, Джонни Джеймс. И если я тебя больше не увижу, тогда я… мне нужно, чтобы ты это запомнил. — Он вернулся и положил визитку на мой стол — гребаную визитку полицейского с именем, номером телефона и всем этим дерьмом — затем вышел за дверь, оставив меня в мучительной компании моих собственных мыслей, пока мое сердце практически выпрыгивало из груди.

Я дышал тяжело и глубоко очень, очень долго, затем разложил по полочкам тот мешок с дерьмом, который был брошен у моей двери, и натянул улыбку.

Ладно, пришло время для лучшего шоу в жизни.