Райская лагуна

Я проснулся рано среди путаницы конечностей и ускользнул принять душ и отлить. В этом доме я спал лучше, чем когда-либо на «Острове Мертвецов», нутром понимая, что это потому, что я наконец-то дома. Но, конечно, если бы я признал это вслух, то доказал бы, что Лютер все время был прав, так что шансов на это было мало. Я проснулся рано не из-за ночных кошмаров, я проснулся рано, потому что, очевидно, я был ранней пташкой. Кто бы, блядь, мог подумать.

Я натянул черные шорты и спустился вниз, услышав, как Фокси готовит на кухне, словно прирожденная домохозяйка, и ухмыльнулся.

По какой-то причине он не разбудил Роуг для их утренних занятий серфингом или как там они это называли, вместо этого приготовив нам всем настоящий пир. И я как раз подоспел к началу.

Я вошел на кухню, и от аромата свежесваренного кофе у меня потекли слюнки, но это было ничто по сравнению с ароматом блинов, исходящим от сковороды.

Он был одет в белую майку и темно-зеленые шорты и посмотрел на меня, когда я сел за кухонный остров.

— Привет, Фокси, — сказал я, не желая, чтобы это прозвучало так искренне. Это было просто гребаное «привет», и все же он улыбнулся мне и кивнул.

— Привет, Рик. — Он вернулся к своим делам, и тут из спальни мисс Мейбл, расположенной дальше по коридору, донесся крик.

— Мои яйца уже готовы? Я не хочу ничего из этой жидкой чепухи, как в прошлый раз. Хорошо приготовленное яйцо — это хорошо поджаренное яйцо.

— Я не готовлю жидкие яйца, — проворчал Фокс себе под нос, прежде чем крикнуть. — Как раз иду, Мейбл!

Я весело фыркнул. — Ты каждый день готовишь старой птице завтрак в постель?

— Не смей разговаривать с ним таким тоном, Маверик, — крикнула Мейбл, очевидно, способная слышать меня даже из своей чертовой комнаты. Клянусь, она избирательно глохла, когда ей это было удобно. — Ты мог бы быть здесь немного полезнее. На самом деле, мне нужен кто-то, чтобы нанести крем от экземы на моей спине. Ты будешь как раз тем человеком, который подойдет для этой работы.

— Отлично, — фыркнул я, хотя и не собирался отрицать ее правоту. Она была заперта в подвале на гребаные годы, и самое меньшее, что мы могли сделать, это сделать ее жизнь более комфортной. Держу пари, я могу подкупить Чейза, чтобы он сделал это.

Фокс рассмеялся надо мной, накладывая на тарелку хорошо прожаренные яйца, намазанные маслом тосты и авокадо. Он схватил стакан апельсинового сока и несколько столовых приборов и направился прочь, чтобы отдать все Мейбл. Я посмотрел на стопку блинчиков, которые он пек, и соскользнул со своего табурета, схватив один сверху и прихватив кленовый сироп, стоящий рядом. Я выдавил его на блинчик, свернул его, но не успел я откусить от него и кусочка, как снова появился Фокс, выхватил его у меня из рук и бросил в собачью миску на полу.

— Сядь. Если ты собираешься есть мою еду, то ешь ее как следует, а не как гребаный дикарь, — скомандовал он, указывая мне на мое место.

— Но я и есть дикарь, — возразил я, но сдался, снова опустился на табурет и решил сыграть в его игру. Я не знал, почему меня это беспокоило, но, наблюдая, как мой брат поливает кленовым сиропом приготовленную им идеальную стопку, а затем украшает ее нарезанными фруктами и свежевзбитыми сливками, я должен был признать, что не жалуюсь.

Он поставил передо мной тарелку вместе с ножом и вилкой, и я взглянул на него, обнаружив, что он замешкался, словно чего-то ждал.

— Что? Тебе нужна благодарность? — Я спросил, и он покачал головой и вернулся к сковороде, чтобы приготовить еще. — Что такое? — Я нажал.

— Ничего, — пробормотал он, и я мысленно пожал плечами, взял вилку и, отделив ею кусочек от своей стопки, нанизал его на вилку вместе с бананом и ананасом, а затем запихнул в рот. Черт меня побери, он действительно умел готовить хорошую еду.

Я заметил, как он украдкой взглянул на меня, и понял, в чем дело, ухмыльнувшись, когда проглотил.

— О, тебе нужно мое одобрение, не так ли, маленький шеф? — Я поддразнил.

— Отвали. — Он снова отвернулся, а я продолжил поглощать еду.

Доев все до последнего кусочка, я со стуком бросил вилку на тарелку, и Фокс снова оглянулся, схватил тарелку и поставил ее в посудомоечную машину, но его глаза все еще периодически поглядывали в мою сторону, как будто он хотел, чтобы я что-то сказал.

— Ладно, — сдался я. — Это было почти прилично.

— И это все? — спросил он с таким видом, словно я пнул его по яйцам.

— Ага, — сказал я и двинулся к холодильнику, чтобы взять молоко, открутил крышку и уже собирался отпить, когда Фокси выхватил его и налил в стакан.

— Тебе нужно приучиться к порядку, — сказал он, плотно закручивая крышку на молоке и возвращая его в холодильник.

Я устало вздохнул. — Я привык делать все, как мне, черт возьми, нравится, брат.

— Да, когда ты жил как бродяга в сарае. Теперь ты дома. Все общее. Мисс Мейбл бы не захотела, чтобы в ее кофе добавляли молоко с твоей слюной, не так ли?

— Справедливое замечание, — вынужден был согласиться я. — Так ты продолжаешь заниматься этой кулинарной ерундой?

— Что ты имеешь в виду? — спросил он, выкладывая еще несколько блинов на сковородку для остальных.

— Когда мы были подростками, ты всегда готовил мне ужин и прочее дерьмо, когда Лютера не было рядом. Я думал, это просто по необходимости.

— Так и было, — сказал он, пожимая плечами, но я на это не купился. — Не-а, ты светишься, как миниатюрная рождественская елка в окне, когда кормишь нас. Особенно ее.

При упоминании Роуг его плечи напряглись, и я увидел, как его стены поднялись, но он не мог просто избегать разговоров об этом, когда ему это было удобно. Мне нужны были ответы, и я собирался их получить.

— И? — Я надавил на него, ткнув пальцем в почку, и он тяжело вздохнул, прежде чем снова посмотреть на меня.

— Разве это не очевидно? Мне нравится заботиться о вас. Всегда нравилось. И теперь, когда вы все вернулись сюда, и мы снова пытаемся кем-то стать, это единственный способ, которым я все еще могу быть ценным для группы.

Я увидел правду в его глазах и нахмурился, осознав, насколько сильно он в это верит. И мне это не очень-то понравилось.

— Твои блинчики хороши, но не настолько, брат, — усмехнулся я, но он лишь удрученно посмотрел на меня, словно я нассал на его блинчики и сказал, что они по консистенции напоминают волосатые яйца. — Я имею в виду, что твоя ценность не в твоих блинчиках, идиот.

Он нахмурился, глядя на меня, как будто пытался найти оскорбление в этих словах, и я действительно не мог винить его за это.

Черт возьми, мне придется быть с ним честным, не так ли? Быть гребаной зефиркой и выплеснуть все свою слащавую начинку. Черт побери, для этого было слишком рано.

— Ради всего святого, не говори никому то, что я собираюсь сказать, ты меня понял, придурок? — Потребовал я, и он кивнул, выглядя смущенным. Я понизил голос, шагнул ближе к нему и положил руку ему на заднюю часть шеи, заставив посмотреть мне в глаза. — Ты мой брат. И да, я чертовски долго ненавидел тебя до глубины души, но я также скучал по тебе каждый день на том богом забытом острове. Ты важен для меня больше, чем я могу выразить словами, потому что эта важность заключена — в нашем гребаном детстве, в каждой ночи, которую мы проводили вместе в этом доме, в видеоиграх до четырех утра и в том как мы смеялись, как идиоты, над нашими глупыми маленькими выходками. И ладно, может быть, между нами тысяча миль ошибок, и да, может быть, я стрелял в тебя. Но я специально стрелял мимо цели, Фокси, я бы никогда на самом деле не всадил в тебя пулю. По крайней мере, не таким образов, который отправил бы тебя в могилу. — Я передвинул руку, чтобы провести пальцем по шраму на его шее, оставленному моей пулей, и он внезапно подался вперед, обнял меня и похлопал по спине. Я поддался этому трогательному моменту, тоже обняв его и почувствовал такое чертово облегчение, что оно залечило некоторые старые раны между нами.

— О, я так рада, что вы снова поладили! — Позвала Мейбл из своей комнаты, и мы оба рассмеялись, отстранившись друг от друга.

Кто-то прочистил горло, и мои стены поползли вверх, когда я обернулся, обнаружив нашего гребаного отца, стоящего там, очевидно, пробравшегося в дом, как чертов паук.

Он улыбался нам, выглядя так же, как в наш первый школьный день — с солнечными лучами в глазах и радугой на лице.

— Нет. — Я предостерегающе указал на него пальцем, когда он направился к нам, широко раскинув руки. — Не подходи, старик. Это ни хрена не значит.

Он продолжал приближаться, и я напрягся, когда его руки сомкнулись вокруг нас, притягивая к себе, как будто мы снова были маленькими детьми, хотя в эти дни мы были такими же большими и злыми, как он. Мгновение я боролся, но когда Фокс растаял, я тоже сдался, обнимая своего засранца-отца, в то время как мой брат был прижат ко мне, и чувствуя прилив облегчения, в котором я, блядь, никогда бы не признался. Но черт. Я скучал по этому. Скучал по ним, по моему дому, по моей гребаной жизни. И внезапно все это оказалось прямо здесь, окружив меня, как будто всегда только и ждало, когда я сделаю шаг навстречу, несмотря на то, насколько невозможным это казалось совсем недавно.

— Я так чертовски горжусь вами, ребята, — сказал Лютер, и, несмотря на все стены, которые я возвел против него, я ничего не мог поделать с рекой тепла, которая при этом разлилась по моему телу.

— Пошел ты, Лютер, — процедил я сквозь зубы.

— Я тоже люблю тебя, сынок, — прошептал он мне на ухо, и да, хорошо, мне было приятно слышать это, я думаю.

Когда мы постояли так некоторое время, и я был чертовски уверен, что горячая цыпочка с радужными волосами подглядывала за нами с таким же любопытным Джек-Расселом на руках, я оторвался от своей семьи и обнаружил, что Лютер достает что-то из кармана.

— Это было в почтовом ящике, — сказал он, показывая нам конверт со словами «ПРАВДА», написанными жирными буквами под нашим адресом.

— Что там? — спросил я. Фокс зарычал, сразу же занервничав, а Лютер пожал плечами, открыл конверт и, достав из него пару сложенных листков бумаги, прочитал их содержимое вслух.

— Дорогой Маверик Арлекин, — начал Лютер, и я нахмурился, гадая, от кого, черт возьми, пришло это письмо. — Я не могу раскрыть свою личность ради собственной безопасности, но после всех этих лет я знаю, что пришло время раскрыть правду. Твоей матерью была Ронда Роузвуд, дочь Мейбл Роузвуд из поместья Роузвудов.

Эти слова обрушились на меня, как топор, и я в удивлении попятился от Лютера. — Что? — Замялся я, и Фокс перевел взгляд с меня на письмо.

— Что еще там сказано? — Фокс потребовал ответа, когда глаза моего отца расширились.

— Что там на счет моей Ронды? — Мейбл вошла в кухню в ночной рубашке в цветочек, с бигудями в седых волосах и дрожащими руками, когда посмотрела на Лютера.

— Твое настоящее имя — Огастус Роузвуд, — сказал Лютер напряженным голосом, и я сморщил нос, глядя на Мейбл, от смущения у меня зашумело в голове. Чушь собачья, кто-то разыгрывал нас, по-другому быть не может. — А твоя мать утонула в результате трагического несчастного случая на лодке.

— Чушь собачья, — прорычала Мейбл. — Мою Ронду убил отец Кайзера, Джоффри. Этот человек был жестоким монстром, который хотел заполучить мои бриллианты. Мой муж, Невилл, видел его таким, какой он есть. Он сказал мне спрятать их от Джоффри, спрятать так хорошо, чтобы даже мой Невилл не знал, где они. — У нее на глаза навернулись слезы. — Но моя бедная Ронда стала жертвой этого ужасного Джоффри, я просто знаю это в глубине души. Он был бандитом с бесконечным количеством грехов на своем счету, и он всегда вынюхивал у меня дома, шнырял по моему дому, обвинял меня и мою девочку в том, что мы прячем от него бриллианты, утверждая, что он имеет на них полное право. Он так отчаянно хотел заполучить их в свои руки, что убил ее, чтобы стать единственным оставшимся у меня родственником, которому они бы достались после моей смерти. Я была рада, когда он скончался — он всегда был гребаной свиньей, и задохнулся в ресторане, набивая свою морду морепродуктами. У него в горле застрял кусок клешни омара — я смеялась, когда мне сказали, что он нагадил в свои панталоны на глазах у всех остальных посетителей заведения. Но, похоже, в конце концов его сын подхватил его эстафету. Я думала, он лучше своего отца, но этот маленький кретин оказался ни на что не годным негодяем.

Лютер поднял взгляд, и я схватил Мейбл за руку, поскольку она выглядела немного ослабевшей.

— Ты действительно сын моей Ронды? — Мейбл умоляла меня, как будто у меня мог быть ответ, но я только слабо покачал головой.

— Я не знаю, — сказал я, потрясенно глядя на Лютера, в то время как Фокс переводил взгляд с меня на Мейбл, как будто искал сходство. Была ли эта женщина моей бабушкой?

— Я никогда не знал имени женщины, которая попросила меня приютить его, но она боялась за свою жизнь, — объяснил Лютер Мейбл. — Она когда-нибудь говорила тебе, что встречалась с моим братом Диком?

— Она никогда не упоминала о нем при мне, — печально сказала мисс Мейбл. — Она не была склонна делиться со мной информацией о мужчинах, с которыми у нее были шуры-муры.

— Э-э-э, верно, да, — пробормотал Лютер, глядя на меня так, словно пытался найти ответ на моем лице, но я был чертовски уверен, что у меня его не было. — Я знаю парня, который может быстро провести для нас тест ДНК, — решительно сказал Лютер, доставая телефон и делая звонок.

Я услышал бормотание в коридоре и рассмеялся, окликая остальных. — Вы можете войти.

Роуг протопала вместе с Чейзом и Джей-Джеем на кухню, подбежала ко мне и Мейбл и обняла нас обоих.

— Я надеюсь, что это правда, — сказала она, переводя взгляд с меня на нашу старую подругу со слезами на глазах, и, как ни странно… Я тоже.

***

Парню моего отца потребовалось двадцать четыре часа, чтобы обработать результаты теста ДНК, а я сидел во внутреннем дворике со своими друзьями, непрерывно курил и ждал новостей. Мейбл устроилась на своем шезлонге, и мы по очереди приносили ей напитки, а Чейз даже некоторое время обмахивал ее веером, пока она рассказывала истории о Ронде. Моей матери. Или моей возможной матери. Все в ней звучало хорошо. Она владела апельсиновой рощей в паре часов езды к северу от города, и она была ее страстью в жизни.

— Ронда была милой девушкой, хотя большую часть времени работала. Я виделась с ней не так часто, как хотелось бы, — сказала Мейбл со слезами на глазах. — А те последние пару лет перед ее смертью я вообще ее почти не видела. По выходным она вела себя немного необузданно, посещала клубы и бары в Сансет-Коув. Я предупреждала ее о бандитах, но она всегда питала слабость к оборванцам. — Она взглянула на меня. — Не то чтобы ты был оборванцем, Маверик. Вы пятеро всегда были ко мне так добры. Сначала я не была уверена, но потом, я поняла из какого теста вы все сделаны, когда начали пробираться на мою территорию. Вы всегда оставляли после себя что-нибудь хорошее. Вы то пропалывали что-нибудь или чинили один из старых садовых инструментов моего папы.

Лютер вышел во внутренний дворик, и мы все замолчали, глядя на него, когда он подошел к нам. Роуг взяла меня за руку, и я крепко сжал ее пальцы, пока в моей груди затягивался узел. И я понял, что хочу этого. Я хотел знать, откуда я взялся, мне нужны были ответы, и все, что Мейбл рассказала мне о Ронде, вселило в меня надежду, что я действительно родился от чего-то хорошего, а не только от плохого.

Мой отец сглотнул, засунув руки в карманы и перевел взгляд с меня на Мейбл. — Это правда, тест подтвердил это. Ты Роузвуд, Маверик.

Ошеломленная тишина заполнила мои уши, а сердце бешено заколотилось, когда я посмотрел на Мейбл. Роуг наклонилась и поцеловала меня в щеку, а Джей-Джей и Чейз в шоке уставились на нас. Фокс похлопал меня по плечу, и внезапно я оторвался от них, подошел к Мейбл и наклонился, чтобы обнять ее.

— О, мой милый мальчик, — она начала всхлипывать, и я крепко обнял ее. Ее сиреневый аромат был таким знакомым, таким родным, что казалось совершенно правильным, что все это правда. Мое сердце наполнилось таким светом, что на секунду я забыл обо всей той тьме, что поглощала меня, и в мире осталась только чистая, чертова магия. — Ты последний наследник, — выдавила она, и я не понял, что она имела в виду, пока она не продолжила. — Наследник моих бриллиантов.

— Бриллиантов? — воскликнул Джей-Джей, и я дернул локтем назад, отчего он запыхтел.

— Подожди… бриллианты Роузвудов? — Спросил Лютер, явно что-то зная о них.

— Да, — сказала Мейбл, когда я отпустил ее и пересел к ней, а она переплела свою руку с моей и похлопала меня по руке.

— Нам не нужно говорить об этом сейчас, — твердо сказал я, мне было насрать, даже если бы я был наследником всего гребаного мира, — для меня ничего не значило больше, чем осознание того, что Мейбл — моя бабушка.

— Но, мой мальчик, я так долго ждала в темноте, столько лет, и у меня больше нет свободных дней, — сказала Мейбл, сдерживая слезы, и Роуг села с другой стороны от нее и обняла ее. Я посмотрел на нее поверх головы Мейбл, обнаружив, что по ее щекам тоже текут слезы, и мое сердце сжалось от всей этой гребаной любви, наполняющей воздух вокруг нас.

Дворняга запрыгал у моих ног, облизывая мои руки и виляя своим маленьким хвостиком, как будто знал, что происходит, и я погладил его по голове, пока мы все уделяли Мейбл все наше внимание.

Она попыталась снять со среднего пальца кольцо — большую золотую вещицу с выгравированным гербом Роузвудов. Она повернула его верхнюю часть, и герб утонул в кольце, образовав неглубокое углубление. — Этим можно открыть шкатулку, в которой я их спрятала. Мой дорогой Невилл заказал ее для меня, — таинственно выдохнула она, кладя кольцо мне на ладонь и согнув мои пальцы вокруг него.

— Где бриллианты, Мейбл? — Спросил Лютер, и мы все наклонились ближе, когда она произнесла свои следующие слова.

— В Райской Лагуне.