Развод. Пусть горят мосты

Глава 1

Я смотрю на экран телефона Павла, и мир вокруг меня рассыпается на осколки.

«Скучаю по тебе, любимый. Вчера было волшебно. Не могу дождаться, когда снова почувствую твои руки на моем теле».

Имя отправителя — Вероника Шелест. Я знаю эту женщину. PR-менеджер компании Павла. Молодая, амбициозная, с идеальной фигурой и белозубой улыбкой с обложки глянцевого журнала.

Телефон мужа оказался у меня случайно. Он забыл его на кухонном столе, торопясь на «срочное совещание» в субботу утром. Я хотела просто отнести его в кабинет, когда экран внезапно загорелся, высвечивая уведомление. Один взгляд — и моя жизнь разделилась на «до» и «после».

Сначала я не верю своим глазам. Это какая-то ошибка, недоразумение. Но пальцы сами скользят по экрану, разблокируя телефон привычным кодом — датой нашей свадьбы. Открываю диалог.

Десятки, сотни сообщений, тянущиеся на месяцы назад. Интимные фотографии, планы встреч, обсуждения совместного отпуска... И между ними — дежурные сухие сообщения мне: «Задерживаюсь на работе», «Деловой ужин с партнерами», «Срочная командировка на три дня».

Колени подкашиваются, и я медленно опускаюсь на стул. В груди разрастается боль, такая острая, что становится трудно дышать. Тринадцать лет брака. Двое детей. Наш просторный дом, купленный в ипотеку, которую мы вместе выплачивали годами. Все, что казалось таким прочным, незыблемым, оказалось построено на лжи.

Я прокручиваю их переписку, каждое сообщение как удар ножом:

«Твоя жена что-нибудь подозревает?»

«Елена слишком занята своими пациентами, чтобы замечать что-то вокруг. Идеальный доктор, но слепая жена».

«Бедняжка. Когда ты ей скажешь?»

«Скоро, малышка. Нужно правильно подготовить почву».

Меня тошнит от их фальшивого сочувствия, от того, как они обсуждают меня, словно я неодушевленное препятствие, досадная помеха их счастью. Я — Елена Федоркова, талантливый врач, спасающий человеческие жизни, мать двоих детей… превратилась в объект насмешек и жалости.

За окном яркое весеннее утро. Солнечные лучи танцуют на кухонном столе, подсвечивая чашки с недопитым кофе — моя с привычным темным, крепким, без сахара, и его со сливками и двумя ложками сахара. Двенадцать лет я готовлю ему именно такой кофе каждое утро. Знаю все его привычки, предпочтения, страхи, мечты. А он... знает ли он меня вообще? Или я всегда была для него просто удобной декорацией успешной жизни?

Я продолжаю листать их переписку, погружаясь все глубже в кроличью нору предательства. Между строк проступает хронология их романа… полгода назад первые флирты, четыре месяца назад первая близость, и вот теперь они уже обсуждают совместное будущее. Мое будущее. Будущее моих детей.

«Как думаешь, дети примут меня?»

«Они уже в восторге от тебя. Особенно Даниил».

Эти слова обжигают сильнее всего. Мои дети. Моя двенадцатилетняя Ника с ее серьезными глазами и любовью к виолончели. Мой восьмилетний Даниил, так похожий на отца — такой же упрямый подбородок, такие же ямочки на щеках, когда улыбается. Павел уже представил им Веронику? Когда? Как? Я лихорадочно перебираю в памяти последние месяцы.

Его участившиеся «деловые ужины». Долгие «рабочие выходные». «Командировки», с которых он возвращался отдохнувшим, с загаром, пахнущий незнакомым парфюмом. Внезапные поездки с детьми в парк развлечений, в кино, в аквапарк — всегда без меня, потому что «ты же на дежурстве, Лена, а детям нужно развлекаться».

Как я могла быть такой слепой?

В памяти всплывает корпоратив компании Павла три месяца назад — единственный, на который я смогла пойти за последний год. Высокая блондинка, представившаяся новым PR-менеджером, которая так мило щебетала о своих идеях для бизнеса. «Вероника просто находка для компании», — говорил Павел. «Такие молодые таланты нужно ценить». А я, дура, радовалась за его успешный бизнес, гордилась мужем, построившим процветающую строительную компанию с нуля.

Я отрываюсь от телефона и обвожу взглядом кухню. Наш большой дом, который мы купили пять лет назад, когда бизнес Павла пошел в гору. Современная техника, дизайнерская мебель, все эти милые мелочи, которые я бережно подбирала, создавая уютное семейное гнездо. Фотографии на стенах — наша свадьба, рождение Ники, первые шаги Даниила, совместные отпуска. Наша идеальная жизнь, которой завидовали друзья и коллеги.

«Вам с Павлом так повезло, у вас такая крепкая семья», — часто говорит мне Ирина, медсестра из моего отделения, мать-одиночка, тянущая двоих сыновей. И я самодовольно улыбалась, считая, что заслужила это счастье своей преданностью семье, тяжелой работой, умением находить баланс между карьерой и домом.

Звук открывающейся входной двери возвращает меня в реальность. Дети. Они ходили гулять с соседским мальчиком и его мамой. Я быстро блокирую телефон Павла, кладу его на место и вытираю слезы, о которых даже не подозревала. Глубокий вдох. Выдох. Нужно собраться. Дети не должны ничего заметить.

— Мама! — Даниил влетает на кухню с разрумянившимися щеками. — Мы видели ежика в парке! Настоящего!

— Правда? — я стараюсь, чтобы голос звучал нормально. — Как интересно, солнышко.

Ника входит следом, более сдержанная, как всегда. В свои двенадцать она уже такая взрослая. Внимательно смотрит на меня, хмурится.

— Мам, ты плакала?

Проницательность дочери иногда пугает меня. Она замечает то, что скрыто от других. Я делаю вид, что удивлена.

— Что? Нет, конечно. Просто устала немного. Вчера была тяжелая смена.

Она не выглядит убежденной, но не настаивает. Вместо этого достает из холодильника сок и наливает себе и брату.

— Папы еще нет? — спрашивает она как бы между прочим, но я ловлю в ее голосе напряжение.

— У него важная встреча, — отвечаю я механически, повторяя ложь, которую сама только что прочитала в его переписке.

— Опять, — вздыхает Ника, и в этом вздохе столько понимания взрослых проблем, что мое сердце сжимается.

Они тоже видят его отсутствие. Чувствуют его отдаление. Но в отличие от меня, они не могут назвать вещи своими именами. Для них папа просто много работает. Успешный, занятой папа, который все реже бывает дома, но зато привозит дорогие подарки и устраивает «особенные дни» только для них.

Я готовлю детям обед… макароны с сыром для Даниила, его любимое блюдо, и салат для Ники, которая недавно решила стать вегетарианкой. Автоматические движения, привычные фразы, улыбка, приклеенная к лицу. Внутри меня бушует ураган, но внешне я остаюсь прежней заботливой мамой, которая спрашивает о школе, о друзьях, о планах на воскресенье.

— Давайте сходим завтра в тот новый научный музей, — предлагаю я. — Там есть интерактивная выставка о человеческом теле, думаю, вам понравится.

— А папа пойдет с нами? — тут же спрашивает Даниил.

Вопрос повисает в воздухе. Я не знаю, где будет Павел завтра. С нами или с ней. Я не знаю даже, где он сейчас — действительно на деловой встрече или в постели с Вероникой. Но я не могу сказать это детям.

— Надеюсь, что да, — лгу я, и эта ложь горчит на языке. — Но даже если он будет занят, мы же можем повеселиться втроем, правда?

Дети кивают, но без особого энтузиазма. Они хотят полную семью. Папу и маму вместе. То, чего у них, оказывается, давно уже нет.

После обеда Ника уходит заниматься виолончелью, а Даниил устраивается с планшетом на диване — его законные два часа игр в субботу. Я возвращаюсь на кухню и снова беру телефон Павла. Мне нужно знать всю правду, какой бы болезненной она ни была.

Я просматриваю его электронную почту, календарь, фотографии. Нахожу еще больше доказательств: бронирования отелей для двоих, счета из ресторанов, где мы никогда не были, фотографии, которые никогда не предназначались для моих глаз. Павел и Вероника на фоне моря — видимо, та «командировка» в Сочи два месяца назад. Они в каком-то ресторане, его рука на ее талии. Они в машине, оба смеются в камеру.

Удивительно, но я не чувствую новой боли. Только странное онемение, будто все это происходит не со мной, а с какой-то другой Еленой из параллельной вселенной. Той, которая верила в любовь, верность и семейные ценности. Той, которая думала, что знает своего мужа.

Звук сообщения заставляет меня вздрогнуть. Новое сообщение от Вероники:

«Когда освободишься? Я соскучилась».

Палец замирает над экраном. Я могла бы ответить ей. Могла бы закатить скандал, высказать все, что думаю о женщине, разрушающей чужую семью. Могла бы выплеснуть свою боль и ярость.

Но что-то останавливает меня. Холодный, расчетливый голос в глубине сознания шепчет: «Не сейчас. Сначала нужно все обдумать. Собрать информацию. Подготовиться».

Я блокирую телефон и кладу его обратно на стол. Ровно там, где Павел его оставил. Потом иду в ванную, включаю воду на полную мощность, чтобы дети не услышали, и только тогда позволяю себе разрыдаться. Беззвучно, зажимая рот рукой, сотрясаясь всем телом от боли и унижения.

Я плачу о потерянных годах. О разбитых мечтах. О том, что моим детям предстоит пережить развод, как бы я ни старалась их защитить. Я оплакиваю женщину, которой была — доверчивую, любящую, верную. Женщину, которой больше нет.

Вода смывает слезы, но не может смыть боль. Я умываюсь, смотрю на свое отражение в зеркале. Покрасневшие глаза, бледное лицо, темные круги от бессонных ночей в больнице. Тридцать шесть лет — не старая, но уже не юная. Морщинки в уголках глаз, легкая седина в каштановых волосах, которую я старательно закрашиваю. Когда Павел влюбился в меня, я была свежей выпускницей медицинского, с блеском в глазах и верой в светлое будущее.

«Ты самая красивая девушка, которую я встречал», — говорил он тогда. Интересно, говорит ли он те же слова Веронике?

Я одергиваю себя. Нет смысла в этих сравнениях. Дело не во внешности, не в возрасте, не в том, что я недостаточно хороша. Дело в нем. В его выборе. В его предательстве.

Выходя из ванной, я уже знаю, что не устрою сцену, когда Павел вернется домой. Не буду кричать, плакать, требовать объяснений. Я буду играть роль ничего не подозревающей жены еще немного. Мне нужно время, чтобы все обдумать, разработать план, защитить себя и детей.

Потому что теперь я понимаю — мой муж не тот человек, за которого я его принимала. И если он способен на такое предательство, кто знает, на что еще он способен?

К вечеру я загоняю боль глубоко внутрь и надеваю маску нормальности. Готовлю ужин, помогаю Даниилу с домашним заданием, слушаю, как Ника играет на виолончели — Бах, сложная пьеса, над которой она работает уже месяц. Обычная суббота в семье Федорковых. За исключением того, что все это теперь ложь.

В восемь вечера слышу звук открывающейся двери. Павел вернулся. Я делаю глубокий вдох, готовясь к самому сложному спектаклю в моей жизни.