Кафе, которое выбрала Вероника, расположено в центре города… шумное, модное место с огромными окнами и минималистичным интерьером. Совсем не то, что выбрала бы я. Впрочем, я ничего не выбирала уже давно. Ни это кафе, ни свою жизнь, которая рушится на глазах.
Я прихожу раньше назначенного времени. Бессонная ночь после звонка Вероники оставила на моем лице серые тени и складки от подушки, которые не смог скрыть даже тональный крем. Заказываю черный кофе, хотя желудок уже сводит от нервов. Мысли путаются, руки подрагивают, когда поднимаю чашку. Беременна. От Павла. Мой муж будет отцом чужого ребенка.
Часы показывают ровно десять, когда она входит в кафе. Вероника Шелест… высокая, стройная, в бежевом кашемировом пальто и с идеальной укладкой, будто только что от стилиста. Сканирует помещение цепким взглядом и замечает меня в углу. Улыбка трогает ее губы… не злорадная, но какая-то неестественная, словно натянутая.
— Елена Викторовна, — говорит она, подходя и усаживаясь напротив. — Спасибо, что согласились встретиться.
Я смотрю на нее — на эту женщину, которая спала с моим мужем, входила в мой дом, общалась с моими детьми. Которая теперь носит его ребенка. Меня мутит, но я заставляю себя сохранять спокойствие.
— Я слушаю, — говорю сухо. — Что именно вы хотели мне сказать?
Она заказывает травяной чай, дожидается, пока официантка отойдет, и только потом начинает говорить.
— Я беременна, — произносит она тихо, глядя мне прямо в глаза. — Шесть недель. Я сделала тест, потом УЗИ. Сомнений нет.
Слова бьют, как пули. Шесть недель. Значит, зачатие произошло примерно тогда, когда я лежала с высокой температурой после тяжелой смены, а Павел говорил, что едет на «важную встречу с инвесторами».
— Поздравляю, — говорю я, сама удивляясь, насколько ровно звучит мой голос. — И как на это отреагировал Павел?
Она на секунду отводит взгляд, теребит салфетку.
— Он... еще не знает.
Это застает меня врасплох. Она не сказала ему? Пришла сначала ко мне?
— Я хотела сначала поговорить с вами, — продолжает Вероника, отпивая чай. — Послушайте, Елена, я понимаю, что вы думаете обо мне. Что я разрушила вашу семью, увела мужа, все такое...
— А разве это не так? — спрашиваю я.
— Не совсем, — она выпрямляется. — Павел несчастлив в вашем браке уже давно. Он говорил мне, что между вами все кончено годы назад, что вы живете как соседи, что остаетесь вместе только из-за детей.
Каждое ее слово — как удар ножом. Павел говорил такое о нашем браке? О наших отношениях? Делился самым личным с этой... с этой женщиной?
— Я не хотела влюбляться в женатого мужчину, — продолжает она. — Но Павел... он особенный. Внимательный, заботливый. Он умеет слушать. Понимать. Видеть меня настоящую.
Внимательный? Заботливый? Умеет слушать? Мы говорим об одном и том же человеке? О мужчине, который месяцами лгал мне в глаза, который пропускал концерты дочери, который забыл нашу годовщину свадьбы?
— И теперь вы ждете ребенка, — говорю я. — Что вы хотите от меня? Благословения?
— Я хочу, чтобы вы отпустили Павла, — говорит она прямо. — Мирно, цивилизованно, без битвы за детей и имущество.
— Простите?
— Елена, — она наклоняется вперед, в ее голосе появляется настойчивость. — Давайте будем честны. Ваш брак мертв. Павел любит меня. Мы ждем ребенка. Но я знаю, что он никогда не бросит ваших детей. Он потрясающий отец.
Я чуть не давлюсь кофе. Потрясающий отец? Человек, который заставлял детей лгать матери? Который ставил свои желания выше их благополучия?
— И что вы предлагаете? — спрашиваю я.
— Я могу помочь вам с разводом, — говорит она. — У меня есть связи. Хорошие адвокаты. Мы можем договориться о щедрых алиментах, о доме, который останется вам. Павел не будет возражать. Он хочет, чтобы все прошло мирно.
— А дети?
— Конечно, они останутся с вами, — она улыбается, будто делает мне одолжение. — Я не претендую на роль их матери. У них уже есть мать — вы. Я буду просто... другом семьи. Новой семьи, которую мы создадим с Павлом.
Она говорит это так спокойно, так уверенно, словно уже все решено. Словно мои чувства, моя боль, мое унижение — ничто по сравнению с их «новой семьей».
— У меня будет ребенок от Павла, — продолжает она. — Брат или сестра для ваших детей. Они смогут видеться, проводить время вместе. Мы можем создать... я не знаю, современную расширенную семью? Много людей так живут.
Я смотрю на нее и не верю своим ушам. Она действительно думает, что я соглашусь на это? Что приму ее в жизнь моих детей как «друга семьи»? Что буду улыбаться, наблюдая, как мой муж — бывший муж — строит с ней новую жизнь, пока я подбираю осколки старой?
— Вероника, — говорю я, удивляясь, как спокойно звучит мой голос. — Вы сказали, что хотите быть честной. Тогда позвольте и мне быть честной. Вы спали с моим мужем. Вы разрушили мою семью. Вы заставили моих детей лгать мне. И теперь вы сидите здесь и предлагаете мне... что? Мирно отойти в сторону, пока вы занимаете мое место?
— Я не...
— Нет, — перебиваю я. — Моя очередь говорить. Павел рассказал вам, что наш брак мертв? Что мы просто соседи? Интересно. Мне он такого не говорил. Наоборот, когда я обнаружила вашу связь, он умолял меня сохранить семью. Говорил, что любит меня, что вы были ошибкой. Это тоже часть его особой заботы и внимательности?
Ее лицо меняется. Легкая улыбка исчезает, уступая место растерянности.
— Он сказал вам, что я ошибка?
— Да, — отвечаю я. — В письме, которое оставил, уходя. Написал, что прекратил все контакты с вами. Что это была ошибка, которую он осознал.
Она молчит, переваривая информацию. Потом берет свою сумку, достает телефон, что-то ищет. Находит и протягивает мне.
— Вот сообщения. От Павла. Вчерашние. После того, как он ушел от вас.
Я смотрю на экран. Диалог между ней и Павлом. Время — поздний вечер, как раз когда он якобы уехал к родителям.
«Я все сделал, как мы планировали. Она в ярости, выгнала меня из дома. Теперь нужно время, чтобы все утихло. Потом займемся разводом.»
«Ты уверен, что она не догадывается о нас?»
«Уверен. Думает, что это просто интрижка. Не знает о наших планах. Скоро будем вместе, малышка. Обещаю.»
Кровь отливает от лица. Планы? Какие еще планы? Это что, все было... спланировано?
— Мы собирались пожениться, — говорит Вероника тихо. — После вашего развода. Купили квартиру, обсуждали, как будем жить с детьми — и с вашими, и с нашим будущим. Я... я думала, он все рассказал вам. Что ваш брак действительно кончился. Что вы тоже готовы двигаться дальше.
— И дети? — спрашиваю я, с трудом находя голос. — Он обещал, что дети будут жить с вами?
Она отводит взгляд.
— Мы говорили о совместной опеке. Возможно, в будущем... они захотят жить с нами постоянно. Особенно Даниил. Он... он очень привязался ко мне.
Ярость поднимается волной. Он не просто изменял. Он планировал полностью разрушить мою жизнь. Забрать детей. Создать с этой женщиной «новую семью» на руинах моей.
— А теперь вы беременны, — говорю я. — И что, решили ускорить процесс? Надавить на него? На меня?
— Беременность была незапланированной, — она закрывает глаза на секунду. — Но да, я думала... думала, что это все упростит. Что он наконец решится. Уйдет от вас открыто, а не продолжит эту игру в прятки.
— Игру в прятки, — повторяю я. — Именно этим мой муж занимался последние месяцы? Играл в прятки?
— Елена, — она смотрит на меня почти умоляюще. — Я думала, что вы знаете. Что вы и Павел... что вы оба несчастливы вместе. Он говорил, что вы холодны к нему, что почти не разговариваете, что вам важна только работа...
— А вы, конечно, поверили, — горько усмехаюсь я. — Никогда не задумывались, что он может лгать и вам тоже?
— Я... — она запинается. — Я любила его. Люблю до сих пор. И беременность... я сказала вам первой, потому что хотела быть честной. Хотела, чтобы мы договорились, как взрослые люди.
— О чем тут договариваться? — спрашиваю я. — Вы беременны от моего мужа, который, оказывается, месяцами планировал, как бросить меня, забрать детей и начать новую жизнь с вами. И теперь вы ждете, что я... что? Пожелаю вам счастья?
Я смотрю на нее и не понимаю, верить или нет. Возможно, это очередная манипуляция? Способ напугать меня, заставить согласиться на развод на ее условиях?
— Оставьте моих детей в покое, — говорю я, вставая из за стола. — Никогда больше не приближайтесь к ним.
Выхожу из кафе на свежий воздух, делаю глубокий вдох. Руки дрожат, когда достаю телефон. Нужно позвонить адвокату.
Нахожу в сумке визитку, которую дал Максим. Анна Громова, семейный адвокат. Набираю номер.
— Анна Сергеевна? Это Елена Федоркова. Мне нужна срочная консультация. Дело... сложное.
— Когда вы можете подъехать? — спрашивает четкий, уверенный голос.
— Прямо сейчас, — отвечаю я, ловя такси.
— Максим говорил о вас, — говорит Анна Сергеевна, усаживая меня в кресло и предлагая чай. — Сказал, что вы оказались в сложной ситуации.
— Это мягко сказано, — отвечаю я и начинаю рассказ.
Говорю все — об измене, о детях, о Веронике и ее беременности.
Анна слушает внимательно, иногда делая заметки, иногда задавая уточняющие вопросы. Ее лицо остается профессионально бесстрастным.
— Что мне делать? — спрашиваю я, чувствуя, как страх сжимает горло.
— Слушайте, Елена. Ситуация сложная, но не безнадежная. Мы можем защитить вас и детей. Но нужно действовать быстро и решительно. Никакой жалости, никаких компромиссов. Понимаете?
Я думаю о Павле — о мужчине, которого любила тринадцать лет. О отце моих детей. О человеке, которому доверяла больше всех на свете. И который предал это доверие самым жестоким образом.
— Понимаю, — отвечаю твердо. — Никакой жалости.
— Хорошо, — она кивает. — Тогда приступим. И, Елена... будьте готовы к тому, что он будет сопротивляться. Когда мужчины вроде вашего мужа понимают, что теряют контроль, они могут стать... непредсказуемыми.
— Я справлюсь, — говорю я, и впервые за долгое время чувствую внутреннюю силу. — У меня нет выбора. Я должна защитить своих детей.
Когда выхожу из офиса адвоката два часа спустя, на душе странное спокойствие. План действий разработан, документы готовятся, первые шаги сделаны. Впереди долгий и трудный путь, но теперь у меня есть направление. Есть цель.
Звонит телефон. Павел. Сбрасываю звонок, отправляю короткое сообщение: «Не звони мне. Общение только через адвоката. Документы получишь завтра».
Блокирую его номер и иду к машине. Пора забрать детей у мамы. Пора начинать новую жизнь.