Развод. Пусть горят мосты

Глава 35

Телефон звонит в половине одиннадцатого вечера, когда я уже готовлюсь ко сну. Неизвестный номер. Обычно я не отвечаю на такие звонки, но что-то заставляет меня поднять трубку.

— Алло? — говорю осторожно.

— Мама, это я, — тихий шепот Ники заставляет мое сердце подпрыгнуть. — Не говори громко, пожалуйста.

— Ника? Милая, откуда ты звонишь? — Понижаю голос, хотя в маминой квартире никого, кроме нас двоих, нет.

— С телефона Полины, — шепчет дочь. — Она дала мне позвонить. Мама, мне нужно тебе кое-что рассказать. Срочно.

В ее голосе такая тревога, что внутри все сжимается от страха.

— Что случилось, солнышко? Ты в порядке? Даниил в порядке?

— Мы в порядке, но... — она делает паузу, явно прислушивается к звукам вокруг. — Мама, здесь все не так, как кажется. Папа с Вероникой... они постоянно ругаются.

— О чем ругаются? — спрашиваю, чувствуя, как учащается пульс.

— О нас с Данилкой. Вероника думает, что мы ее не слышим, но у меня хороший слух. Вчера она кричала на папу, что «не подписывалась быть нянькой для чужих детей». А позавчера сказала, что мы «мешаем их планам» и «чем скорее закончится этот цирк с судом, тем лучше».

Каждое слово как удар. Конечно, Вероника не готова была к материнству. Особенно к материнству над детьми женщины, которую она помогла вытеснить из их жизни.

— Ника, — говорю осторожно, — а папа что отвечает?

— Говорит, что потерпеть недолго. Что когда суд окончательно решит, что мы остаемся с ним, мы переедем в их новую квартиру, а эта «станет пустой, как и должна была быть с самого начала». А еще... — голос дрожит, — а еще он сказал, что ты «скоро получишь то, что заслуживаешь за свое упрямство».

Кровь стынет в жилах. Что это должно означать? Какие еще планы строит против меня Павел?

— Мама, ты там? — встревоженно шепчет Ника.

— Да, милая, я здесь, — прихожу в себя. — А как Вероника ведет себя с вами?

— Плохо, — в голосе дочери звучит обида. — С Данилкой еще терпимо, он маленький, не замечает. А со мной... она делает вид, что заботится, только когда папа рядом. А когда его нет, говорит, что я «слишком серьезная для своего возраста» и что «нормальные дети не анализируют каждое слово взрослых». Вчера даже сказала, что я «копия своей параноидальной матери».

Ярость поднимается волной, такая сильная, что перехватывает дыхание. Как она смеет говорить такое моему ребенку? Моей умной, чувствительной девочке, которая и без того переживает травму развода родителей?

— Ника, пожалуйста, скажи мне, что ты в безопасности, — прошу я, пытаясь сохранить спокойствие в голосе. — Она не... не делает тебе больно?

— Нет, физически нет. Просто... неприятно с ней. И страшно за тебя, мам. Они что-то планируют. Сегодня утром, когда думали, что я сплю, говорили про какого-то человека, который «поможет решить проблему окончательно». Папа сказал: «К концу месяца Елена поймет, что сопротивление бесполезно».

Руки начинают дрожать. К концу месяца? Какое сопротивление? О чем они говорят?

— Мама, — продолжает Ника еще тише, — я кое-что записала. На диктофон в телефоне. Их разговор вчера вечером, когда они думали, что мы с Данилкой спим.

— Боже мой, Ника, — сердце готово выскочить из груди. — Это же опасно! Если папа узнает...

— Он не узнает, — в ее голосе появляется решимость. — Я осторожна. И я должна помочь тебе. Мы же команда, правда?

Слезы наворачиваются на глаза. Моя двенадцатилетняя дочь играет роль шпиона, рискует собственной безопасностью, чтобы защитить меня. Это неправильно. Дети не должны попадать в такие ситуации.

— Что именно ты записала? — спрашиваю, хотя боюсь услышать ответ.

— Они говорили о том, что нужно «ускорить процесс». Вероника сказала, что устала «играть в любящую мачеху» и хочет поскорее «избавиться от наследства предыдущего брака». А папа... — голос срывается, — папа сказал, что «Елена скоро поймет, что дети для нее потеряны навсегда, и перестанет цепляться за то, что ей не принадлежит».

Каждое слово как удар молотом. «Наследство предыдущего брака». Так она называет моих детей. Не детей мужчины, которого любит, не будущих пасынков — наследством предыдущего брака, от которого нужно избавиться.

— Мама? — тревожно окликает Ника. — Ты плачешь?

— Нет, милая, — вру я, вытирая слезы. — Просто... это сложно слышать.

— Я знаю, — в ее голосе звучит взрослая грусть. — Но ты должна была знать правду. И еще... у меня есть план, как передать тебе запись.

— Какой план? — нервно спрашиваю я.

— Завтра наша встреча в центре. Я спрячу телефон в кармане куртки. Когда будем обниматься на прощание, незаметно передам тебе. У меня есть старый телефон, который мне подарила бабушка в прошлом году. Буду пользоваться им.

План рискованный, но выполнимый. И доказательства, которые у нее есть, могут кардинально изменить ход судебного процесса.

— Ника, послушай меня внимательно, — говорю серьезно. — Я горжусь тобой. Ты самая храбрая девочка, которую я знаю. Но я волнуюсь за твою безопасность. Если папа или Вероника заподозрят что-то...

— Они не заподозрят, — перебивает она. — Я очень осторожна. И делаю это не только ради тебя. Ради нас с Данилкой тоже. Мы не хотим жить с ней, мама. Она не любит нас. Она просто терпит, пока получит то, что хочет.

— А что она хочет? — спрашиваю, хотя подозреваю ответ.

— Папу, его деньги и жизнь без нас. Вчера она говорила по телефону с подругой. Сказала, что «как только эти дети отвянут от Павла, можно будет жить нормально». И что «главное — не дать им возможности вернуться к матери, иначе весь план пойдет насмарку».

Весь план. Значит, это действительно был план с самого начала. Не просто роман, не случайная влюбленность — продуманная операция по захвату чужой семьи, чужой жизни, чужих детей.

— Ника, я хочу, чтобы ты пообещала мне кое-что, — говорю, стараясь звучать спокойно. — Если что-то пойдет не так, если они заподозрят тебя или начнут угрожать, ты сразу звонишь мне или бабушке. У тебя есть номер бабушки?

— Есть, — кивает она, хотя я не вижу ее. — Мама, а что будет, если мы не сможем доказать, что они плохие? Если суд все равно оставит нас с папой?

Вопрос, который мучает меня каждую ночь. Что, если все мои усилия окажутся напрасными? Что, если судебная система действительно поверит в ложь Павла?

— Тогда мы продолжим бороться, — отвечаю твердо. — До тех пор, пока вы не станете совершеннолетними и не сможете сами решать, где жить. Я никогда не сдамся, Ника. Никогда не перестану бороться за вас.

— Я знаю, — шепчет она. — И я тебе помогу. Мы же команда.

— Команда, — соглашаюсь я, чувствуя, как внутри, несмотря на всю боль и страх, разгорается огонь решимости. — Ты и я против всего мира, если нужно.

Слышу шаги в фоне.

— Мне нужно заканчивать, — быстро говорит Ника. — Кто-то идет. Мама, я люблю тебя. Очень-очень сильно.

— И я тебя, солнышко. Больше жизни. Будь осторожна, пожалуйста.

Гудки. Она отключилась.

Сижу с телефоном в руке, переваривая услышанное. Вероника устала играть роль любящей мачехи. Они планируют «избавиться от наследства предыдущего брака». К концу месяца я должна «понять, что сопротивление бесполезно».

Что они задумали? Какие еще удары готовят?

Но теперь у меня есть кое-что, чего не было раньше — инсайдерская информация. Благодаря моей храброй дочери я знаю, что происходит в доме, где живут мои дети. Знаю истинное отношение Вероники к ним. Знаю, что их "идеальная семья" — фарс, который они разыгрывают только на публику.

А завтра у меня будут доказательства. Записи их настоящих разговоров, их истинных планов. Оружие, которое может изменить исход всей войны.

Звоню Сергею Леонидовичу, несмотря на поздний час. Он отвечает сразу, словно тоже не спал.

— Елена Викторовна? Что случилось?

— У меня есть информация, — говорю я. — Важная информация о планах Павла. И завтра у меня будут доказательства.

— Рассказывайте, — его голос становится собранным, деловым.

Передаю все, что рассказала Ника, не называя ее источником информации. Говорю о планируемой записи, о возможности получить неопровержимые доказательства истинных намерений Павла и Вероники.

— Это может стать переломным моментом, — говорит Сергей Леонидович, выслушав меня. — Если запись подтвердит то, что вы рассказали, у нас будет мощное оружие. Суд увидит истинное лицо этих людей.

— А что насчет безопасности моего источника? — спрашиваю, не решаясь назвать имя Ники даже адвокату.

— Мы обеспечим максимальную защиту, — заверяет он. — И действовать будем очень осторожно. Главное — получить запись и удостовериться в ее подлинности.

После разговора с адвокатом не могу уснуть. Хожу по маминой квартире, прокручивая в голове услышанное. Моя двенадцатилетняя дочь стала шпионом в доме собственного отца. Рискует своей безопасностью, чтобы защитить меня.

Это неправильно. Дети не должны быть втянуты во взрослые войны. Но Павел сам создал эту ситуацию, сам превратил наш дом в поле битвы, где дети вынуждены выбирать стороны.

И моя Ника выбрала меня. Несмотря на все подарки Павла, все его попытки купить ее любовь, все манипуляции Вероники. Она выбрала правду. Выбрала справедливость. Выбрала свою мать.

Завтра я получу оружие, которое может закончить эту войну. Но цена его — детство моей дочери, ее невинность, ее право быть просто ребенком в безопасной семье.

Павел многое отнял у меня — дом, финансовую стабильность, репутацию. Но самое страшное — он отнял у моих детей детство. Заставил их жить в атмосфере лжи, манипуляций и страха.

За это он заплатит. Я сделаю все, чтобы он заплатил сполна.